Принцесса Володимирская - Салиас-де-Турнемир Евгений Андреевич (читаем полную версию книг бесплатно .txt) 📗
– Что же из этого? – равнодушно спросила Людовика. Вопрос о состоянии никогда не интересовал ее и не смущал. Выросши в этом замке, она имела все, а между тем никогда не имела ни одного червонца в руках, и, конечно, она смутно знала, какая разница между одним червонцем и сотней или тысячей их, не знала даже, что есть пределы этим червонцам. Ей всегда казалось, что между людьми из рук в руки гуляют червонцы, которые облегчают возможность приобрести каждому все, что он пожелает, и все люди меняются этими червонцами и берут все, что хотят. Если есть люди на свете, у которых мало червонцев, то это простой народ. А у таких именитых людей, как ее отец или она, этим червонцам никогда не бывает конца.
– Существует, – начал отец Игнатий, – богоугодный обычай, что всякая богатая девушка, выходя замуж, жертвует что-нибудь на разные добрые дела. Вы знаете сами, что, по Священному Писанию, о добрых делах говорить не надо, не надо их делать явно, а напротив того – в великой тайне; надо, чтобы одна рука не знала, что дает другая. Вследствие этого по обычаю, существующему уже много лет, невеста тайно от родителей и только с ведома духовного отца жертвует то, что может, в пользу бедных ближайшей церкви и в пользу святого отца папы, чтобы посильной лептой увеличить дань святого Петра. Так как свадьба ваша – дело решенное и скоро вы будете невестой, а потом и женой известного немецкого принца, то я прошу вас теперь, в качестве духовного отца, сделать маленькое пожертвование, исполнить этот древний и святой обычай. Вот в чем заключается дело.
– С удовольствием! – воскликнула Людовика. – Я не знала про этот обычай, но с особенной радостью исполню его. Как отец приедет, я попрошу у него денег.
– Я уже сказал вам, что ваш батюшка не должен знать об этом. Если вы хотите строго держаться обычая, то это должно оставаться в тайне, чтобы кроме меня и вас никто не знал.
– Так как же тогда быть? – изумилась Людовика. – Вы знаете, что я получаю из конторы замка очень немного червонцев для моих прихотей и для раздачи ребятишкам, когда я езжу кататься. Других денег у меня нет.
– Я это отлично знаю. Но когда вы выйдете замуж, то вы будете сами располагать всеми деньгами и всем состоянием. И, вероятно, будете располагать более или менее независимо от вашего мужа.
– О, если вы тогда только пожелаете получить, то это другое дело.
– Нет, я именно желал бы иметь ваше пожертвование теперь, так как обычай требует, чтобы девушка невеста делала бы это приношение, а не замужняя женщина.
– Но… – изумилась и запнулась Людовика, как бы говоря, что она не понимает окончательно, чего хочет капеллан.
– Вы хотите сказать, как это сделать? Очень просто, – кротко и ласково улыбнулся иезуит. – Вы очень образованны, а между тем не знаете самых простых вещей.
Он отстегнул две пуговицы своего кафтана, достал большой сафьяновый красный бумажник, вынул оттуда большой, вчетверо сложенный лист, мелко исписанный, и попросил Людовику прочесть его. Она взяла лист, начала читать про себя, но казенный слог, какие-то странные неуклюжие выражения и затем несколько пустых мест среди листа, как бы по ошибке оставленных набело, привели к тому, что она ничего не поняла.
Отец Игнатий снова улыбнулся и, взяв бумагу, показывая пальцем на строчки, стал объяснять ей, что это форменная бумага и что стоит вставить имя и сумму приношения, чтобы эта бумага заменила деньги, так как по ней впоследствии она может выплатить то, что обещает.
– Но зачем же эта бумага? Я могу просто обещать.
– Это большая разница. По этой бумаге я могу завтра же получить деньги и передать ее в другие руки, и она пойдет из рук в руки, так же, как обращаются простые деньги. А затем когда-нибудь, будучи уже богатой владетельницей и герцогиней, вы кому-нибудь уплатите эту сумму. Одним словом, дело только в пустяках. Вам нужно взять перо и подписать ваше имя.
– Извольте, с удовольствием, – выговорила молодая девушка.
Она взяла бумагу, подошла к своему столу и, усевшись, хотела уже подписать бумагу, но в ту же минуту от какого-то странного чувства она обернулась к стоявшему в нескольких шагах от нее иезуиту и взглянула в лицо его. Она вдруг смутилась, даже сердце дрогнуло в ней. Перед ней стоял совершенно другой человек. Она испугалась, как могла бы испугаться только привидения.
Отец Игнатий будто вырос на целую голову. Голова его была вытянута вперед по направлению к тому столу, где лежала бумага и рука Людовики с пером. Рот его улыбался, а глаза его впились в перо и эту бумагу. Глаза его сияли каким-то сатанинским блеском.
В одну секунду, когда головка молодой девушки обернулась к нему, духовный отец сразу переменился и снова голова его поникла, веки опустились, а руки скрестились на груди.
Людовика продолжала смотреть на него, раскрыв рот от изумления. Ей казалось, что сейчас совершилось что-то сверхъестественное.
В комнате стоял сначала отец Игнатий, затем преобразился как бы в самого дьявола и мгновенно, будто сверкнув всем своим существом, исчез… и снова стал отцом Игнатием.
Умная, отчасти хитрая, молодая девушка тотчас смекнула, что есть во всем этом что-то особенное; это не простая вещь, как говорит этот человек.
И вдруг мгновенно в голове ее воскресла прошлая сцена между ними, история с флаконом и ее обморок.
Людовика сидела за столом, раздумывала, и вдруг самый простой вопрос пришел ей в голову.
– Скажите, отец мой, сколько я должна пожертвовать?
– О, это пустое, то, что вы пожелаете, сравнительно также с вашими средствами, – тихо, однозвучно и кротко выговорил иезуит. – Но это пустое, главное – написать ваше имя, а затем, что вы прикажете, то я напишу после, а равно день и число месяца, которые необходимы на документе. Это уж пустяк. Это делается в присутственном месте при юристах, а вам, конечно, невозможно ехать в город для этого. Вы поставите только ваше имя, а мне скажете ту сумму, которую я должен буду вписать впоследствии.
Молодая девушка снова положила руку на бумагу, и снова что-то будто сверхъестественное остановило ее.
– Стало быть, я не знаю, что я даю, – подумала она. – Он поставит ту сумму, какую захочет.
И Людовика в несколько мгновений вдруг сообразила всю эту штуку и западню.
– Как я глупа, – подумала она.
– Но я не совсем понимаю, мой отец, – начала она, несколько смущаясь. – Ведь тут вы можете поставить потом… Я не говорю, чтобы вы это сделали! Но это можно сделать, можно потом поставить такую сумму, которую я не в состоянии буду отдать.
– Стало быть, вы подозреваете меня, юная грешница, считаете способным на такое дело, за которое людей судят и сажают в тюрьму.
Наступило минутное неловкое молчание…
XVII
Иезуит подошел к ней ближе и стал своим однозвучным и тихим голосом говорить и объяснять что-то подробно.
Но Людовика, сидя над столом, на котором лежала бумага, с тем же пером в руках, которое слегка дрожало в ее пальцах, думала, как выйти из этого странного, томительного и даже пугающего ее положения.
И когда она через несколько мгновений пришла в себя, то услыхала только конец длинной речи духовного отца. Он говорил и убеждал ее, что каких-нибудь несколько тысяч червонцев не будут разорительны для нее.
Глаза Людовики в эту минуту случайно упали на шкаф с книгами. Она увидела издали светло-желтый переплет одной из этих книг, где были новеллы одного итальянского писателя, и, по странной случайности, она вспомнила, что в этом томике есть одна новелла, в которой рассказывается какая-то денежная история, какой-то обман молодого человека, вследствие которого он потерял все свое состояние. Подробности этой новеллы она не помнила, но зато сообразила, что, прочтя ее, она будет гораздо более знать, понимать то, что предлагает ей теперь иезуит.
– Оставьте мне эту бумагу, отец мой, до завтрашнего утра. Я ее подпишу и передам вам.
– Это невозможно. Вы должны подписать ее сию же минуту! – уже другим голосом произнес иезуит.
