Графиня де Монсоро - Дюма Александр (читаемые книги читать TXT) 📗
– Вы напрасно упорствуете, господин граф, дверь очень узка, и вам никогда через нее не пройти.
– Монсеньор! Монсеньор! – кричал Монсоро. – Не ходите в эту оранжерею, там смертельные испарения от заморских цветов! Эти цветы распространяют самые ядовитые ароматы, монсеньор!
Но Франсуа не слушал: счастливый тем, что рука Дианы находится в его руке, он, позабыв свою обычную осторожность, все дальше углублялся в зеленые дебри.
Бюсси подбадривал графа Монсоро, советуя терпеливо переносить боль, но, несмотря на его увещания, случилось то, что и должно было случиться: Монсоро не смог вынести страданий; не физических – на этот счет он был крепче железа, – а душевных.
Он потерял сознание.
Реми снова вступил в свои права. Он приказал отнести раненого в дом.
– А теперь, – обратился лекарь к Бюсси, – что мне делать теперь?
– Э! Клянусь богом! – ответил Бюсси. – Кончай то, что ты так хорошо начал: оставайся возле графа и вылечи его.
Потом он сообщил Диане о несчастье, случившемся с ее мужем.
Диана тотчас же оставила герцога Анжуйского и поспешила к замку.
– Мы добились своего? – спросил ее Бюсси, когда она проходила мимо.
– Я думаю, да, – ответила она, – во всяком случае, не уезжайте, не повидав Гертруду.
Герцог интересовался цветами лишь потому, что глядел на них с Дианой. Как только она удалилась, он вспомнил предостережения графа де Монсоро и покинул оранжерею.
Рибейрак, Ливаро и Антрагэ последовали за ним.
Тем временем Диана вернулась к своему мужу, которому Реми давал вдыхать нюхательные соли.
Вскоре граф открыл глаза.
Первым его движением было вскочить, но Реми предвидел это, и графа заранее привязали к постели.
Он снова зарычал, оглянулся вокруг и заметил стоявшую у его изголовья Диану.
– А! Это вы, сударыня, – сказал он. – Весьма рад вас видеть, ибо хочу поставить вас в известность, что нынче вечером мы уезжаем в Париж.
Реми поднял крик, но Монсоро не обратил на Реми никакого внимания, словно его здесь и не было.
– Вы хотите ехать, сударь? – спросила Диана со своим обычным спокойствием. – А как же ваша рана?
– Сударыня, – сказал граф, – нет такой раны, которая бы меня удержала. Я предпочитаю умереть, нежели страдать, и даже если мне суждено умереть в дороге, все равно, нынче вечером мы уедем.
– Что ж, сударь, – сказала Диана, – как вам будет угодно.
– Мне угодно так. Готовьтесь к отъезду, будьте добры.
– Собраться мне недолго, сударь, но нельзя ли узнать, чем вызвано столь внезапное решение?
– Я вам отвечу, сударыня, тогда, когда у вас больше не будет цветов, чтобы показывать их принцу, либо тогда, когда мне прорубят везде достаточно широкие двери, чтобы мои носилки могли проходить повсюду.
Диана поклонилась.
– Но, сударыня… – начал Реми.
– Графу так угодно, – ответила Диана, – мой долг – повиноваться.
И Реми понял по незаметному знаку молодой женщины, что ему не надо соваться со своими замечаниями. Он замолчал, пробормотав себе под нос:
– Они мне убьют его, а потом люди скажут, что во всем виновата медицина.
Между тем герцог Анжуйский готовился покинуть Меридор.
Он изъявил барону свою глубокую благодарность за прием и вскочил на коня.
В этот момент показалась Гертруда. Она громко сообщила герцогу, что ее госпожа, занятая возле графа, не будет иметь чести засвидетельствовать ему свое почтение, и тихонько шепнула Бюсси, что Диана вечером уезжает.
Герцог и его свита отбыли.
Надо сказать, что герцог не отличался сильной волей, он был подвластен минутным прихотям.
Диана, суровая, недоступная, ранила его чувства и отталкивала его от Анжу. Диана, улыбающаяся, была приманкой, удерживала его в этом краю.
Не зная о решении, принятом главным ловчим, герцог всю дорогу размышлял о том, как опасно будет слишком быстро пойти на уступки королеве-матери.
Бюсси это предвидел и очень рассчитывал на желание принца задержаться в Анжу.
– Послушай, Бюсси, – сказал ему герцог, – я вот о чем думаю…
– Да, монсеньор, о чем же? – спросил молодой человек.
– О том, что не следует мне сразу же соглашаться с доводами моей матери.
– Ваша правда. Она и так уже считает себя великим политиком.
– Если, понимаешь, если мы попросим ее подождать неделю или, вернее, протянем эту неделю, устроив несколько празднеств, на которые пригласим дворянство, мы покажем нашей матушке, как мы сильны.
– Великолепная мысль, монсеньор. Однако, мне кажется…
– Я останусь здесь на неделю, – сказал герцог, – и благодаря этой отсрочке вырву у матери новые уступки, помяни мое слово.
Бюсси, казалось, погрузился в глубокие размышления.
– И в самом деле, монсеньор, вырывайте, вырывайте, но смотрите, как бы от этой отсрочки ваши дела, вместо того чтобы выиграть, не пострадали. Король, например…
– Что король?
– Король, не зная ваших намерений, может рассердиться, он очень вспыльчив, король.
– Ты прав, надо послать кого-нибудь к брату, чтобы приветствовать его от моего имени и сообщить, что я возвращаюсь; так я получу ту неделю, в которой нуждаюсь.
– Да, но этот кто-нибудь очень рискует, – сказал Бюсси.
Герцог Анжуйский улыбнулся своей кривой улыбкой.
– В том случае, если я переменю свои намерения, не так ли?
– Э! Несмотря на обещание, сделанное вашему брату, вы их перемените, коли ваши интересы того потребуют, не так ли?
– Еще бы, черт побери!
– Очень хорошо. И тогда вашего посланника отправят в Бастилию.
– Мы не скажем ему, зачем он едет, просто дадим ему письмо.
– Напротив, – возразил Бюсси, – не давайте ему письма и скажите.
– Но тогда никто не захочет взять на себя это поручение.
– Полноте!
– Ты знаешь человека, который за это возьмется?
– Да, знаю одного.
– Кто он?
– Это я, монсеньор.
– Ты?
– Да, я. Мне нравятся трудные поручения.
– Бюсси, милый Бюсси, – вскричал герцог, – если ты это сделаешь, можешь рассчитывать на мою вечную признательность!
Бюсси улыбнулся, он знал пределы той признательности, о которой говорил его высочество.
Герцог решил, что Бюсси колеблется.
– И я дам тебе десять тысяч экю на твое путешествие, – прибавил он.
– Да что вы, монсеньор, – сказал Бюсси, – помилосердствуйте, разве за такое платят?
– Значит, ты едешь?
– Еду.
– В Париж?
– В Париж.
– А когда?
– Когда вам будет угодно, черт побери!
– Чем раньше, тем лучше.
– Разумеется. Ну и?
– Ну…
– Сегодня вечером, если желаете, монсеньор.
– Храбрый Бюсси, милый Бюсси, так ты действительно согласен?
– Согласен ли я? – переспросил Бюсси. – Но вы прекрасно знаете, монсеньор: чтобы сослужить службу вашему высочеству, я пошел бы и в огонь. Значит, договорились. Я уезжаю сегодня вечером. А вы тут веселитесь и заполучите для меня у королевы-матери какое-нибудь миленькое аббатство.
– Я уже об этом думал, друг мой.
– Тогда прощайте, монсеньор!
– Прощай, Бюсси! Да! Не забудь сделать одну вещь.
– Какую?
– Попрощаться с моей матерью.
– Я буду иметь эту честь.
И действительно, Бюсси, еще более беспечный, веселый и живой, чем школьник, которому колокольчик возвестил о наступлении перемены, нанес визит Екатерине и приготовился выехать тотчас же, как придет сигнал об отъезде из Меридора.
Сигнала пришлось ждать до следующего утра. Монсоро очень ослабел после пережитых волнений и сам пришел к заключению, что ему необходимо этой ночью отдохнуть.
Но около семи часов тот же конюх, который приносил письмо от Сен-Люка, сообщил Бюсси, что, несмотря на слезы старого барона и возражения Реми, граф отбыл в Париж на носилках. Носилки верхами сопровождали Диана, Реми и Гертруда.
Несли носилки восемь крестьян, которые должны были сменяться через каждое пройденное лье.
Бюсси ждал только этого сообщения. Он вскочил на коня, оседланного еще накануне вечером, и поскакал в том же направлении.
