Первый выстрел - Тушкан Георгий Павлович (читаем книги онлайн txt) 📗
События набегали одно на другое. Как будто дни и ночи сорвались с места и пустились вскачь…
Ранним утром из Феодосии пришла фелюга, парусное судно. У Юры защемило сердце. На этой фелюге Петр Зиновьевич должен был уехать в Феодосию, а затем в Киев, куда его пригласили в Украинский наркомат земледелия — организовать сельскохозяйственное училище.
Юра побежал домой. На крыльце он увидел красноармейца. Это его не удивило: кто-нибудь из квартирующих…
Не заходя в дом, он отправился на конюшню покормить Серого.
Его остановил окрик:
— Юрко, ты меня не узнаешь?
Юра обернулся.
— Тимиш! — закричал он и бросился к другу.
— Как ты сюда попал? — только и смог произнести Юра.
— Из Старого Крыма. Тебя навестить отпросился.
Оказывается, Тимиш уже год как пошел добровольно в Красную Армию, воевал, был вторым номером пулеметчика на тачанке… «Эх, и кони у нас были!» Под Каховкой его легко ранили. А теперь, когда Врангеля добили, пришел приказ: отправить из полка пять молодых красноармейцев для учебы на рабфак — рабочий факультет при Московском университете. Там их подготовят к поступлению в университет.
— За три года курс гимназии надо одолеть, — сказал Тимиш, поправляя на голове буденовку. — Вот в Москву еду…
— Как же ты узнал наш адрес?
— Очень просто. Ганна ведь писала в Эрастовку, к своим. Мы знаем, где вы живете. Вот и пришел навестить своих эрастовских…
Пришел Петр Зиновьевич. Он уже знал о прибытии фелюги и был сейчас в гимназии, прощался с товарищами по работе.
Уезжаешь, значит? — сказал Юра, вложив в эти слова все, что было в душе, — грусть расставания, недовольство решением отца, страх перед будущим и неожиданно появившееся чувство одиночества.
— Остаешься главой дома! — не то шутя, не то с оттенком печали произнес отец. — Я вызову вас к весне.
Сели обедать. Отец принес вина. Юлия Платоновна подала суп из крольчатины и каждому по маленькому кусочку кролика и ломтик лепешки.
— Сейчас у нас в Судаке не густо! — пояснил Петр Зиновьевич.
Тимиш вынул из своего мешка буханку хлеба, две банки консервов и положил на стол.
— Э, брат, не примем! — сказал Петр Зиновьевич. — Тебе надо до Москвы добираться, далеконько… А рабфаки — отличное дело! Лет через десять-двенадцать, может, профессором станешь, а? И я по твоим учебникам будущих агрономов учить буду?..
— Где там твой дядько, Тимиш? — спросил Юра.
— В Екатеринославском губкоме партии.
— А Илько? Слышно что о нем?
— Илько командует эскадроном в коннице Буденного. До самой Варшавы доскакал. Был ранен. Сейчас, писали из Эрастовки, он на конезаводе, растит кровных коней для Красной Армии.
Допоздна сидели они на веранде. Юра рассказывал о Судаке, о Генуэзской крепости, о Гоге и Тате Бродских, о комсомоле. Стесняясь, уставив глаза в пол, Юра сказал, что дружил с Лизой. «Очень хорошая она. Только вот беда — дочка графа. Нельзя мне теперь с ней дружить, несознательно будет…»
— Да, брат, — вздохнул Тимиш, — дочка графа… Хуже не придумаешь…
На фелюге из Феодосии приехали Семен с Ганной. Семен был назначен судакским военкомом.
Семен вызвал Шуру Сандетова, Юру и еще нескольких товарищей из разных отрядов. Разговор был не очень приятным.
— Никаких отдельных отрядов не будет, — заявил Семен. — Будет только единый чрезвычайный отряд особого назначения из местных партийцев, комсомольцев и сочувствующих рабочих для борьбы с бандитизмом и охраны города. С партизанщиной надо кончать. Таким, как Юра, несовершеннолетним и военно необученным, нельзя поручать командование не только отрядом, но даже отделением.
Юра был оскорблен, возмущен, затаил обиду, но смолчал.
Райвоенком оказался отличным боевым командиром и несколько раз водил чоновцев «на операцию». Дважды впустую — кто-то предупредил белобандитов. А однажды Юра участвовал в настоящем деле. Чоновцы очищали ближний перевал за Таракташем по дороге на Феодосию. Бандиты залегли, открыли огонь. Тут Семен метнул из-за камня гранату, и очень удачно. Пулемет белых замолчал. Десять человек вышли из леса, подняв руки вверх. Потом сдались еще семнадцать беляков.
А дома было плохо. Юлия Платоновна, оставшись одна, очень нервничала, сердилась на Юру. Она боялась за него и сердилась, что из-за «операций» он пропускает уроки. А тут еще у них украли корову. Юра попросил комсомольцев помочь разыскать корову. Ее шкуру нашел Али с ребятами из Таракташа. А в лесном домике в ущелье нашли часть мяса.
Вскоре красноармейцы ушли из Судака. Городские улицы теперь патрулировали только отряды самоохраны, а окрестные дороги и леса — чоновцы. Военком очистил ближайшие леса от белобандитов, но те оседлали отдаленные перевалы, и туда с малыми силами нечего было и соваться.
Судак оказался отрезанным от всего мира.
5
Комсомольцы получили свое собственное помещение — пустующую дачу на берегу. Шесть комнат, огромная терраса для собраний и вечеров самодеятельности. Три дня хлопцы и девочки убирали помещение, мыли полы, окна, сооружали в конце веранды помост — сцену. Из другой пустующей дачи приволокли пианино. Гаврилов приказал. Натащили мебели. В одной из комнат появились балалайки, гитара, две мандолины. Кто-то притащил здоровенный барабан. Решили, что в этой комнате будет музыкальный кружок молодежного клуба. Юлия Платоновна согласилась руководить им.
В другой комнате хозяйничали девочки. Фельдшерица Белкина из больницы обучала здесь красных сестер милосердия. В углу стоял скелет человека. Хлопцы надели на него офицерскую фуражку и нацепили на ключицы полковничьи золотые погоны. Чего-чего, а валяющихся погон разных рангов в придорожных лесах было полным-полно!
Наконец состоялось первое собрание комсомольцев. Пришло тридцать девять человек! Явились пять молодых красноармейцев в буденовках, долечивающих раны в Судаке. Один из них даже был секретарем комсомольской ячейки в своем полку.
На помост поднялся Гаврилов, уселся за стол, накрытый красным ситцем, который Юра выклянчил в ревкоме, поздравил молодежь с открытием своего клуба и предложил избрать президиум.
Ребята молчали. Наконец кто-то нерешительно сказал:
— Юру Сагайдака!
— Колю Малаханова!
— Женю Холодовского! Али из Таракташа!
И пошло!
В президиум выбрали и красноармейца Лукина.
Кто-то догадался крикнуть:
— Товарища Гаврилова!
Пересохшими от волнения губами Юра объявил собрание открытым. Доклад о «текущем моменте и задачах молодежи» сделал Сергей Иванович. Протокол вел Лукин — он знал, как это делается.
Потом выбирали комсомольский комитет. В него вошло семь человек, Юру избрали секретарем. Когда голосовали его кандидатуру, Юре стало жарко и горло совсем пересохло.
Из президиума Юра заметил в самом дальнем углу одиноко сидящую Лизу. Их взгляды встретились. У Юры что-то екнуло в сердце, но он отвел глаза в сторону, поправил кобуру с наганом на боку и постарался придать своему лицу суровое выражение. Он твердо решил не смотреть в ту сторону, но нет-нет и взглянет, уголком глаза…
После собрания долго не расходились, пели. Сначала «Интернационал». Потом разные революционные песни. Лукин и его хлопцы-красноармейцы спели новую песню: «Как родная меня мать провожала». Песня очень понравилась. Ее пели три раза.
Инна Холодовская со сцены читала стихотворение «Сакья-Муни».
закончила она под аплодисменты.
А Лукин прочел замечательные стихи «Сын коммунара». И Сергей Иванович разошелся.
— «Динь-бом, динь-бом, слышен звон кандальный, динь-бом, динь-бом, путь сибирский дальний!..» — затянул он.
