Город мелодичных колокольчиков - Антоновская Анна Арнольдовна (читаем книги онлайн без регистрации .TXT) 📗

Орта сипахов с крыльями на низких шлемах и продолговатых щитах, горделиво восседая на серых в яблоках и золотистых скакунах, застыла в строю, готовая сопровождать любимца султана.

«Выступаем в последний бой! — переговаривались „барсы“. — Пора круто повернуть колесо судьбы. Ничто не должно помешать нам добыть победу. Перед этой единственной целью пусть отступят неудача, любой просчет, сама смерть. Победа и жизнь! В этом залог нашего возвращения на родину, в этом ядро будущего обновления Грузии, которая под сенью скипетра одного царя сметет верхних, средних и нижних князей — стяжателей и честолюбцев, не оставляющих попыток взнуздать век, навсегда надеть на шею народа свое сатанинское ярмо».

Поднявшись на верхний двор, долго смотрели оставшиеся вслед удаляющемуся Георгию Саакадзе и неотступно следующим за ним его славным сподвижникам. Увы! Они скакали не по дороге, ведущей к рубежам любезного отечества.

Три бунчука словно полыхали красным пламенем, все дальше и дальше удаляясь на запад, в город Токат, город мелодичных колокольчиков.

ГЛАВА ТРИДЦАТЬ ВТОРАЯ

Шах Аббас смеялся. Во дворце Чехель-Сотун было пустынно, и он мог дать волю обуявшему его хохоту. Из тридцати пяти миниатюр «Калилы и Димны» — книги индийских басен — эта вызвала у него веселые слезы. Удирающим ослом, изображенным между двух деревьев, он представил царя Теймураза, лисой, бегущей рядом с ослом и воинственно на него смотрящей, — Хосро-мирзу, а себя — львом, догнавшим осла и вонзившим в его бархатистую спину свои острые зубы.

В Чехель-Сотун, возведенный им дворец сорока колонн, — двадцати, поддерживающих резной карниз, и двадцати их отражений в водоемах, — он, шах Аббас, вложил свое высшее желание: быть в веках величественным и постоянно отражаться в сознании людей.

На высоту полета орлов поднял он Исфахан и по праву смеет воскликнуть: «Исфахан нисф-и-джахан!» [17]. По его повелению даваттар — начальник писцов — точно подсчитал то, что преисполнило шах-ин-шахское сердце гордостью. В шах-городе, окруженном глинобитными стенами, создано им, «львом Ирана», сто шестьдесят две мечети, сорок восемь религиозных школ, тысяча восемьсот два караван-сарая и двести семьдесят три общественных бани. И теперь султан Мурад IV, собака из Сераля, посягает на крепость шиитов, жемчужину Сефевидов — неповторимый Исфахан!

Почему султан руками Георгия, сына Саакадзе, сокрушил Абаза-пашу и усмирил Эрзурум? Почему привел в покорность вождей арабов в Сирии? Почему нацелился на город красоты — Багдад? Аллах и его ставленник на земле, шах Аббас, знают почему. Имея за спиной мирные вилайеты и овладев Багдадом, можно повести наступление бешеных орт янычар на Керман-шах — Хамадан, на Дизфуль — Исфахан. И Георгий Саакадзе — хищник из Гурджистана, он же Моурав-паша, созданный воображением султана, — распустив по ветру свои три хвоста-бунчука, не преминет нанести удар шаху Аббасу в самое сердце — Исфахан. К Русии тянется.

Иса-хан с тяжелыми вестями прибыл к стопам «льва Ирана». Но он искусный полководец, и не его вина, что Георгий, сын Саакадзе, неуязвим. Ведь сам шах-ин-шах наградил гурджи званиями Непобедимый и Копье Ирана. Теперь на этом копье зеленый значок с полумесяцем. Иса ни при чем.

Сам шах Аббас должен перехитрить Моурав-пашу. Надо использовать время, пока нет его в Гурджистане, подчинить наконец эту непокорную страну гор, установить там персидские порядки, а затем все внимание сосредоточить на линии Багдад — Диарбекир.

Аллах милосерд! Тысячи тысяч сарбазов не могли бы сделать то, что сделали дожди в Месопотамии. Спасительные дожди!

Каждый день оттуда прибывают гонцы и приносят приятные вести: дожди рушат Месопотамию, день за днем — семьдесят дней подряд! Евфрат и Тигр, покинув берега, угрожают бескрайним просторам. Солнце тонет в громоздящихся тучах, в море грязи превратились дороги и пути, ведущие к пределам Ирана. Сам аллах вмешался в войну, справедливо предпочитая помочь не султану, а шаху. Но это не значит, что все надо свалить на аллаха. Необходимо подготовить и самому «льву Ирана» сокрушительный удар, дабы уничтожить войско султана, отвергнутое небом. Уничтожить на линии Диарбехир — Багдад.

Тысячи сарбазов, освобожденных от необходимости стеречь призрак страха в Гурджистане, он, шах Аббас, бросит против полководца Мурада IV. И как первый разведчик государства Сефевидов, он должен обследовать Месопотамию и подготовить аемлк арабов для большой войны.

Собираясь в дальний путь, шах решил закончить еще одно важное дело… В Чехель-Сотун созвал он ханов, советников и полководцев. Мраморные фигуры рабов вздымали чаши фонтанов. Под мелодичный шум падающей воды до ночи совещался с ханами шах Аббас, открыв им свой план — руками Хосро-мирзы присоединить Гурджистан к Ирану.

— О всевидящий и предрешающий! — воскликнул Иса-хан, застыв в почтительном поклоне. — Мудрость твоего ставленника осветит погрязшую во тьме страну!

— Аллах пошлет догадливость Гурджистану покориться шах-ин-шаху! — возвел к небу руки обрадованный Караджугай. — Наступит полная покорность, ибо Хосро-мирза предан «льву Ирана», как луна небу…

— О опьяненный хан-див, — приложил руку к сердцу Эреб-хан, — ты все же дождался фермана на воцарение терпеливого мирзы, чтобы опорожнить лишний кувшин за грозного, но великодушного «льва Ирана»…

Шах милостиво улыбнулся и умышленно пригрозил своему любимцу.

— Видит пророк, ты, Эреб-хан, никогда не утолишь свою жажду, ибо она неутолима. Знайте, ханы, я решил не сразу одарить Хосро-мирзу короной Картли-Кахети, пусть раньше от моего имени правит страной гор, хоть и получит тайный ферман и право воцарения. Иначе скажут: «Шах не мог покорить Теймураза, а пришел Хосро — царевич Кахети — и сразу превратил огонь в пепел».

Высказал шах Аббас восхищенным ханам свое намерение уничтожить царя Теймураза. Пусть мирза благодетельствует Картли. Этим, аллах свидетель, он отторгнет от кахетинского царя картлийский народ во главе с церковью. Поэтому шах с мирзою пошлет католикосу ларец с золотыми монетами, что подкрепит увещевания «льва Ирана» и убедит грузинский народ, что они не пустой звук, а царевичу Хосро-мирзе помогут укрепить царство, всегда им, шахом Аббасом, любимое. Но если церковь опять, как при царе Симоне, начнет помогать чужому царю, то, как ни больно сердцу шаха, ему придется послать сто тысяч кизилбашей под начальством Исмаил-хана и Иса-хана, ибо Хосро в душе грузин и не сумеет, как следует исламитянам, смести с лица земли монастыри, а их богатства переправить в Исфахан, а царскую казну…

Уже сейчас возликовал бы шах, если б знал, как точно он рассчитал свой ход против церкови. Католикос понял всю безвыходность своего положения: ведь Моурави, которого церковь всегда держала наготове, как стрелу на тетиве, не было. Повлияли и красноречивые уговоры Хосро-мирзы не подвергать царство ужасам и содействовать ему, ставленнику шаха, в выполнении замысла «царя царей»; тем более церковь помнила, что и при первом своем пребывании в Восточной Грузии Хосро избегал разорять Картли.

Было уже за полночь, когда совсем неожиданно к Гассану пришел гость. Гассан сначала выразил удивление: разве полночь способствует веселому расположению духа? Но гость зашептал на ухо Гассану нечто такое, что Гассан в порыве благодарности схватил гостя за обе руки и втащил к себе, дабы угостить его прохладным шербетом.

Оказывается, Гассан, друживший со старшим слугою Эреб-хана, немало узнавал от него новостей. Вот и сейчас слуга предупредил Гассана, что Эреб-хан, вернувшись из Чехель-Сотун, стал, по обыкновению, уничтожать зло, то есть выпил много вина и не преминул рассказать любимому сыну все, о чем говорилось среди двадцати колонн, устремленных ввысь, и двадцати, отраженных в воде. Желая обрадовать Гассана, а вероятнее всего — еще больше похвастать своей близостью к хану, слуга, как только Эреб уснул, прибежал в дом к находчивому гебру.