Графиня де Шарни. Том 2 - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Секретари — всегда секретари, то есть люди бесцеремонные, — мы говорим о секретарях министерских!
Секретарь покровительственным тоном заметил:
— Друг мой, намотайте себе на ус: с гражданином министром так просто не поговоришь.
— А как же можно поговорить с гражданином министром, гражданин секретарь?
— спросил человек в красном колпаке.
— Надо прежде изложить свой вопрос письменно.
— Я думал, что так делали при тиране, а после Революции, когда все свободны, министры перестали быть аристократами.
Это замечание заставило секретаря задуматься.
— Вообще это не так уж приятно, — продолжал человек в красном колпаке, карманьолке и с костылем, — ты тащишься из Версаля только ради того, чтобы оказать министру услугу, а он тебя еще и не принимает.
— Вы пришли оказать гражданину Ролану услугу?
— Ну еще бы!
— Какую же именно?
— Я пришел, чтобы рассказать про заговор.
— Ну, заговоров у нас и так предостаточно!
— А?
— Так вы за этим пришли из Версаля?
— Да.
— Ну, можете возвращаться в свой Версаль.
— Ладно, я пойду, да только ваш министр пожалеет, что меня не принял.
— Ах, ты!.. Ведь это приказ… А вы изложите свое дело на бумаге и приходите, тогда все пойдет своим чередом.
— Это ваше последнее слово?
— Это мое последнее слово.
— Похоже на то, что к гражданину Ролану труднее попасть на прием, чем когда-то пройти к его величеству Людовику Шестнадцатому!
— Что вы хотите этим сказать?
— Я сказал то, что сказал.
— Так что же вы сказали?
— Я сказал, что было время, когда я заходил в Тюильри, когда хотел.
— Вы?
— Да, мне Достаточно было лишь назвать себя.
— Как же вас зовут? Король Фридрих-Вильгельм или, может, император Франц?
— Нет, я вам не тиран, не работорговец, не аристократ; я всего-навсего Никола-Клод Гамен, мастер мастеров и всеобщий учитель.
— Учитель чего?
— Слесарного дела! Вы что, не знаете Никола-Клода Гамена, бывшего учителя слесарного дела господина Капета?
— Как?! Это вы, гражданин?..
— Никола-Клод Гамен.
— Слесарь бывшего короля?
— Вернее было бы сказать, его учитель, понимаете, гражданин?
— Именно это я и имел в виду.
— Ну, так вот он я собственной персоной! Секретарь взглянул на своих товарищей, словно спрашивая, как ему быть; те закивали.
— Тогда другое дело! — молвил секретарь.
— Что вы хотите этим сказать: другое дело?
— Я хочу сказать, что вы должны написать свое имя на клочке бумаги, а я передам его гражданину министру.
— Написать? А-а, ну да, ну да: написать! Я не очень-то был силен в этом деле и до того, как они меня отравили, эти разбойники; а уж теперь-то и того хуже! Взгляните, что со мной сделал их мышьяк!
И Гамен показал на свои искривленные ноги, согбенную спину, на сведенную, похожую на клешню, руку со скрюченными пальцами.
— Ах вы, бедняга! Неужто это они вас так отделали?
— Они самые! Вот об этом я и хотел рассказать гражданину министру, да и еще кое о чем… Я слышал, его собираются судить, этого разбойника Капета, и то, что я скажу, может статься, не помешает нации, принимая во внимание времена, в которые мы живем.
— В таком случае присядьте и подождите, гражданин; я сейчас напишу о вас гражданину министру.
И секретарь написал на клочке бумаги:
«Клод-Никола Гамен, бывший королевский учитель слесарного дела, просит гражданина министра срочно его принять для дачи важных показаний».
Он передал бумажку одному из своих товарищей, в обязанности которого входило докладывать о посетителях. Спустя пять минут его товарищ вернулся со словами:
— Следуйте за мной, гражданин.
Гамен с трудом поднялся, вскрикнув от боли, и пошел за секретарем.
Тот ввел его не в кабинет официального министра, гражданина Ролана, а в кабинет министра настоящего: гражданки Ролан.
Это была небольшая и очень скромная комната, оклеенная зелеными обоями и освещенная одним-единственным окном, в нише которого, сидя за маленьким столиком, работала г-жа Ролан.
Сам Ролан стоял у камина.
Секретарь доложил о гражданине Никола-Клоде Гамене — тот появился на пороге.
Слесарных дел мастер и в дни своей молодости и процветания не мог похвастаться привлекательной внешностью и произвести приятное впечатление, а уж теперь одолевшая его хворь, бывшая не чем иным, как суставным ревматизмом, изуродовавшая его члены и исказившая черты лица, отнюдь не прибавила ему, о чем нетрудно догадаться, красоты и привлекательности.
Вот почему когда секретарь притворил за ним дверь, честный человек — а надобно заметить, что никто, как Ролан, не заслуживал звания честного человека, — итак, честный человек, как мы сказали, оказался лицом к лицу с гнусным проходимцем.
Первое чувство, которое испытал министр, было ощущение глубочайшего отвращения. Он окинул гражданина Гамена взглядом с головы до ног, но, заметив, что тот дрожит, опираясь на свой костыль, испытал некоторую жалость к ближнему — если только гражданин Гамен мог быть ближним гражданина Ролана; вот почему первое, что сказал слесарю министр, было следующее:
— Садитесь, гражданин; вам, кажется, нездоровится…
— Еще бы! — вскричал Гамен. — Это все с тех пор, как меня отравила Австриячка!
При этих словах на лице министра появилось брезгливое выражение; он переглянулся с сидевшей у окна женой.
— Вы пришли ко мне, чтобы разоблачить это отравление?
— Это и еще кое-что.
— У вас есть доказательства?
— Ну, что До этого, то стоит вам только пойти со мной в Тюильри, и я вам его покажу, этот шкаф!
— Какой такой шкаф?
— Тот, в котором этот разбойник прятал свое сокровище… Да, мне следовало бы подумать об этом, когда я все закончил и Австриячка сказала мне своим слащавым голоском: «Слушайте, Гамен, вам жарко, выпейте этого вина, оно вас освежит». Я еще тогда должен был предвидеть, что вино отравлено!
— Отравлено?
— Да… Ведь я знал тогда, — с затаенной ненавистью прошептал Гамен, — что люди, помогающие королям прятать их сокровища, долго не живут.
Ролан приблизился к жене и вопросительно на нее взглянул.
— Во всем этом что-то есть, друг мой, — шепнула она. — Я теперь вспоминаю имя этого человека: это королевский учитель слесарного мастерства.
— А что за шкаф?
— Вот и спросите у него, что это за шкаф.
— Что за шкаф? — переспросил Гамен, услыхавший последние слова г-жи Ролан. — О, об этом я вам сейчас расскажу, черт побери! Это такой железный шкаф с дверным замком, в котором гражданин Капет прятал свои Денежки и бумаги.
— Откуда вы знаете о существовании этого шкафа?
— А он послал за мной и моим подмастерьем в Версаль, чтобы мы помогли ему доделать замок, который он начал было сам, да не справился.
— Но этот шкаф, наверное, был взломан и разграблен десятого августа.
— Ну, насчет этого можете не беспокоиться!
— Почему?
— Могу чем угодно поручиться, что, кроме него и меня, никто не сможет его найти, а тем более — отпереть.
— Вы в этом уверены?
— Совершенно уверен! Каким он оставил этот шкаф в Тюильри, таким он по сей день и стоит!
— А когда вы помогали королю Людовику Шестнадцатому запереть этот шкаф?
— Точно не могу сказать, это было месяца за четыре до его бегства в Варенн.
— И как это произошло? Вы.., простите меня, друг мой: все это представляется мне чрезвычайно важным, и прежде чем отправиться на поиски этого шкафа, я хочу расспросить вас о некоторых подробностях.
— О, в подробностях недостатка не будет, гражданин министр, и представить их не составляет труда. Капет послал за мой в Версаль; жена не хотела меня отпускать. Бедняжка! Она словно предчувствовала, она мне говорила тогда: «Король — в незавидном положении, и ты себя опорочишь!»
— «Но раз он за мной посылает по делу, касающемуся моего ремесла, — возразил я, — да он ведь еще и мой ученик, стало быть, я должен идти».
