Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий (бесплатные версии книг txt) 📗
А пока что испанцы получили шанс узреть, какой же пышностью окружает себя Монтесума. Его жизнь текла привычным чередом. Многочисленные слуги сновали вокруг своего господина. На стенах развесили его любимые мозаики, сделанные из перьев. Великолепные золотые ширмы, украшенные чеканкой, сияли в покоях. Повара продолжали готовить повелителю изысканные блюда, жены навещали мужа.
Сюда же, во дворец конкистадоров, приходили все советники и решали государственные вопросы. Аудиенция у Монтесумы даже для важнейших чиновников и знаменитых вождей оставалась огромной честью. И они должны были показать, что ценят оказанную им милость. Как человеку не достичь горизонта, так и никому из подданных не сравниться с уэй-тлатоани! Советники и военачальники терпеливо ждали, когда же величайший Монтесума соизволит их принять. Никто из них не дерзал заходить в зал в роскошных одеждах и с оружием. Облачившись перед встречей в простую скромную одежду, разувшись и благоговейно склонив головы, входили они в покои. После чего начинался сложный ритуал приветствий. Покидая зал, посетители не смели разворачиваться спиной. Вместо этого они пятились, вновь отбивая поклоны.
В целом, повелитель ацтеков вел жизнь вполне привычную, если бы не одна деталь. Но вот она как раз переворачивала ситуацию с ног на голову. Охраняли его отныне не верные телохранители, а испанские солдаты, которыми командовал Хуан Веласкес де Леон. Монтесума оказался заперт в золотой клетке, а конкистадоры отныне были прикованы к этой клетке золотой цепью.
Фернан ломал голову над тем, что ждет их впереди. Ответа он не находил. Впрочем, не находили его и другие.
— Конечно, пока у нас есть такой заложник, опасаться как будто нечего, — рассуждал Себастьян. — Все видели, с каким благоговением индейцы относятся к своему повелителю. Никто из них не посмеет даже пальцем пошевелить, зная, что это может поставить жизнь Монтесумы под удар. Но мы и сами попали в ловушку. Не можем же мы вечно и безвылазно сидеть в столице. Ей-богу, как будто это мы в плену!
Ждать новых событий пришлось недолго. В столицу с побережья прибыли сановники, сражавшиеся с Хуаном де Эскаланте. Монтесума передал их во власть Кортеса. Испанцы и индейцы с тревогой следили за судебным процессом. Местные жители и вообразить себе не могли, что чужаки, пускай даже столь могущественные, будут решать судьбу благородного Куальпопоки и его помощников. До сих пор разве что сам император мог сместить или подвергнуть наказанию столь влиятельного губернатора.
Допрос двигался с трудом. Куальпопока не видел за собой никакой вины.
— Эта земля всегда принадлежала нашему повелителю, — упорно отвечал он на все обвинения, переведенные ему Мариной. — Я же обязан был поддерживать там порядок.
— Неужели всегда принадлежала? — постепенно закипал Кортес. — А вот тотонаки мне неоднократно заявляли, что их земля была свободной, пока вы не пришли туда с оружием в руках. И они добровольно перешли под защиту моего повелителя, лишь бы избавиться от вашего гнета. А вы осмелились напасть на вассалов короля Испании. В результате мой верный друг Хуан де Эскаланте оказался убит, а вместе с ним погибло еще шесть человек.
Куальпопока ничем не показывал страха. Если какие-то чувства им и владели, то это, скорее, недоумение. Почему его судит чужеземец? Почему великий Монтесума отдал его на расправу испанцам? В итоге он сослался на то, что лишь выполнял приказы своего уэй-тлатоани. Повелитель ацтеков же поспешил опровергнуть эти слова, заявив, что не давал команды ссориться с прибывшими из-за моря воинами.
Приговор Кортеса оказался суров. На широкой площади в центре Теночтитлана собралась огромная толпа народа. Они жались друг к другу, не решаясь нарушить пустоту пространства, отделяющую их от места казни. Там возвышались пять столбов, к каждому из которых был привязан человек. У ног Куальпопоки и его помощников громоздились связки поленьев и охапки хвороста.
Все индейцы застыли. Если осужденным не давали пошевелиться веревки, то местных жителей сковал ужас. Никто из них не ожидал, что мир вокруг так круто изменится. Еще год назад все они повиновались лишь своему уэй-тлатоани — «великому оратору», единственному, кому принадлежали их жизни. И вот теперь прибывшие откуда-то из-за моря чужаки вершат суд в столице. И сопровождают их тлашкаланцы — извечные враги, которые раньше если и попадали в Теночтитлан, то лишь в роли жертв для могущественного бога Уицилопочтли. А сейчас разгуливают по городу с видом победителей.
Сам Монтесума также присутствовал на казни. Заключенный в оковы, он сидел неподвижно, окруженный испанскими солдатами, и завороженно смотрел на площадь. Дымящиеся факелы коснулись дров. Легкие, беспокойные язычки пламени перепрыгнули на заготовленную древесину. Поскакали с ветки на ветку, гоняясь друг за другом, наряжая связки хвороста яркими желто-оранжевыми коронами. Жадность огня росла быстро. Вот вскоре все поленья полыхали. И теперь пламя, как будто убедившись в своем могуществе, ринулось к осужденным на смерть. Цеплялось за их ноги, рвалось вверх, обжигая кожу и стараясь добраться повыше. Полыхала одежда, горели волосы. Плыл перед глазами зрителей раскаленный воздух, искажая картину, делая ее какой-то зыбкой и нереальной. Как будто дымная завеса, отделяющая гибнущих на костре, была дверью, ведущей в другой мир, полный безграничных страданий. Дверью, сквозь которую можно было увидеть ад. Иногда густой дым милосердно заслонял от взоров толпы лица горящих заживо. Но ни треск пламени, ни что-либо другое не смогло бы заглушить их крики…
Крики эти разнеслись далеко. На всю империю ацтеков. Теночтитлан окаменел, не решаясь оказывать сопротивление. В Тлашкале узнали, как Кортес расправился с теми, кто осмелился воевать с испанским гарнизоном. На далеком морском побережье, в Семпоале и многих других городах также стало известно, что сопротивление конкистадорам может слишком дорого обойтись. Тотонаки вновь поспешили в Веракрус с заверениями в дружбе. Ацтекские наместники в провинциях больше не решались чинить препятствий чужеземцам.
А сама столица разделилась на две неравные части. Большинство жителей были слишком испуганы как этим зрелищем, так и тем, что великий Монтесума полностью подчинился испанцам. Это казалось немыслимым. Казнь являлась обычным делом в этих краях. Но сожжение практиковалось лишь как жертвоприношение, как особый обряд во славу богам, да и то нечасто. Куальпопоку и его помощников же сожгли, по мнению индейцев, совершенно варварским способом. Жестоко и беспричинно. И горожане начинали все чаще задаваться вопросом — так кто же правит Теночтитланом? Монтесума или Кортес?
Ситуация постепенно продолжала накаляться. Каждый местный аристократ мысленно примерил на себя роль казненных и задался совершенно другим вопросом — а заступится ли Монтесума за прочих своих сановников, если они вызовут гнев испанцев? Может быть, пришло время защищать себя самостоятельно? Заговоры множились. Они постепенно становились известны как императору, так и конкистадорам. Зачинщиков, из числа самых благородных вождей, хватали и сажали под арест. Прочие недовольные, рангом пониже, на время уходили в тень, чтобы при первом же удобном случае примкнуть к новым мятежникам.
Фернану казалось, что они как будто попали в бурю посреди моря. Стоит преодолеть одну волну, как вслед за ней идет следующая, куда более грозная. И до твердого берега далеко, и своими силами никак не добраться. Твердым берегом была Куба. Здесь же, в самом сердце империи ацтеков, они только и успевали, что лихорадочно латать дыры, наблюдая, как вокруг появляются новые. Хорошо, конечно, что тотонаки вновь ищут дружбы Веракруса, но Гонсалес уже убедился, сколь ненадежны такие союзники. Если испанцы не совладают с ацтеками в столице, то надеяться на помощь Семпоалы или Тлашкалы будет наивно.
Кортес не уставал твердить подчиненным о необходимости максимальной осторожности и готовности в любой момент вступить в войну. Однако сам он в чем-то ситуацию лишь накалял. Религия — вот тот камень преткновения, который грозил окончательно разрушить мир между двумя народами. В разговорах с Монтесумой он постоянно требовал прекратить жертвоприношения. Император, хотя во всех других вопросах и был подавлен характером и силой воли Кортеса, в этих спорах не желал уступать.
