Басилевс - Гладкий Виталий Дмитриевич (книги бесплатно полные версии .txt) 📗
Возле входа в дом они разделились: Тарулас спрятался за колонной портика, а Пилумн, вместо того, чтобы воспользоваться молоточком, подвешенным на цепи, грохнул три раза в дубовые доски двери своим железным кулачищем.
– Кто это там, в такой поздний час? – проскрипел через некоторое время голос за дверью.
– Открывай, старый пень! Это я.
– Да уж кто еще… Хех, хех, – прокашлялся страж дома Макробия. – Хозяин спит. Приходи утром.
– Тебе говорят – открывай! – Пилумн пнул дверь ногой. – Дело срочное.
– Ладно, погодь чуток. Хех, хех…
Звякнули засовы, и на пороге появился сморщенный, как сушеный гриб, старичок.
– Ты не один? – встревожился он, заметив Таруласа.
– Не видишь, что ли… Посторонись, красавчик, – заржал Пилумн, одной рукой схватил старика за пояс, без видимых усилий поднял и переступил через порог.
– Оставь меня, богопротивный! – запищал старичок, дергая ногами.
– Запри дверь и веди к хозяину, – смилостивился Пилумн, опуская его на землю.
Что-то обиженно бормоча под нос, старичок, освещая путь жировым светильником, засеменил впереди полуночных гостей.
Ложиться спать Макробий и не думал. Все его мысли были во дворце. Чтобы хоть как-то успокоиться, он принялся за подсчет своих барышей от недавно проданной пшеницы, доставленной в Понт грузовыми судами из Ольвии.
Когда к нему ввалился Пилумн, ростовщик едва не упал в обморок: с перепугу ему почудился царский палач.
– Иди спать, мухомор, – смеясь, Пилумн дал пинка под зад старичку-сторожу, путающемуся под ногами. – Я тебя отпускаю. Здорово, Макробий!
– Т-ты… З-зачем..? – заикаясь, проблеял ростовщик, понемногу приходя в себя.
– О, вино! – отставной легионер заметил на столе почти полный кратер, схватил его и жадно прильнул к краю. – Уф-ф… – сказал он, когда сосуд показал дно. – Живут же люди… Эй! Ты еще здесь? – Пилумн обернулся к старичку – из-за приоткрытой двери тот знаками пытался что-то объяснить своему хозяину. – На! – ткнул ему в руки пустой кратер. – Наполни под завязку. Самым лучшим вином. И смотри, без обману! Иди, иди, это приказ хозяина. Видишь, он кивает.
– Как посмел! – наконец прорвало Макробия. – Грубая, неотесанная скотина!
– А вот это ты зря… – добродушно заметил Пилумн; к нему после дармовой выпивки вернулось хорошее настроение. – Я к тебе гостя привел.
– Поди вон… – уже сдержанней проговорил Макробий, только теперь заметив за широченной спиной Пилумна худощавую фигуру незнакомца.
– Почему ты хотел моей смерти, Макробий? – спросил Тарулас, отстраняя Пилумна.
– Ты… ты кто? – побледневший ростовщик встал.
– Это тот человек, за жизнь которого ты мне сегодня пообещал два золотых ауреуса. Всего-то! – негодующий Пилумн выругался.
– Меня предали… – прошептал чуть слышно Макробий и рухнул на скамью, как подкошенный.
– Макробий, ты не ответил на мой вопрос, – в глазах Таруласа сверкнул опасный огонек.
– Говори, горбатая образина, когда тебя спрашивают! – рявкнул Пилумн. – Слушай, брат, – обратился он к Таруласу, –что ты с ним церемонишься? Дай я ему для начала врежу как следует. Чтобы у него в голове прояснилось, – отставной легионер сжал кулаки.
– Погоди, – остановил его гопломах, склоняясь над помертвевшим ростовщиком. – Макробий, мне нужно знать, по чьей воле ты задумал это черное дело? И берегись – если солжешь, я не дам ломаной лепты за твою жизнь.
– Уж я об этом позабочусь, будь спокоен, – снова встрял Пилумн. – Придушу, как клопа.
– Я… я все скажу… – отчаявшийся ростовщик сполз со скамьи на пол, пытаясь встать на колени. – Только пощадите. Это все Авл Порций, будь он проклят. Пригрозил… и я испугался…
– Ха! – не сдержался Пилумн. – Пригрозил, испугался… – передразнил он косноязычную речь Макробия. – Лисий хвост, змеиное жало! – выругался. – Не верь ему, брат. Лжет, лукавый сатир, даю голову на отсечение. Позволь, я ему пятки поджарю, – протянул руку к светильнику.
– Нет, нет! – в ужасе замахал руками ростовщик. – Останови его! – он вцепился в плащ Таруласа. – Я говорю правду! А чтобы ты мне поверил, расскажу все, что мне известно, о замысле страшном. Авл Порций, все Авл Порций…
Неожиданно Пилумн неслышным кошачьим шагом подскочил к двери, рывком отворил ее и втащил в комнату здоровенного парня. Это был уже знакомый нам слуга ростовщика, толстощекий, крепко сбитый малый с блудливыми глазками.
– Не суй свои ослиные уши в каждую щель, – назидательно сказал Пилумн и отвесил ему такую затрещину, что парень кубарем покатился по полу.
Отставной легионер принял горделивую позу с намерением произнести нравоучительную речь, но слуга оказался на удивление быстрым и строптивым – мигом вскочил на ноги, выхватил нож и бросился на Пилумна. Нимало не смутившись, Пилумн точным движением перехватил руку с клинком и с ленцой ударил парня кулаком по лбу, будто быка обухом на бойне – сверху вниз. Даже не вскрикнув, слуга свалился у ног отставного легионера.
– Вот что бывает с глупцами, – назидательно обратился Пилумн к Макробию. – Те два ауреуса, что ты мне должен, можешь потратить на похороны этого осла, – он показал на тело слуги. – И поторопись, Макробий, не зли меня. Говори.
– Да, да… конечно… – ростовщика трясло, как в лихорадке. – Все Авл Порций, это все он…
«Только бы успеть, лишь бы не опоздать…» – единственная мысль билась в голове Таруласа. Он бежал по улицам ночной Синопы, не выбирая дороги. Гопломах торопился во дворец. То, что рассказал Макробий, казалось невероятным, но не верить ростовщику он не мог – в смертном страхе за свою жизнь ростовщик выболтал все подробности заговора. А подобное вымыслить трудно, да и небезопасно даже такому хитрецу и пройдохе, как Макробий.
Пилумн давно отстал – бегал он неважно. Впрочем, нельзя сказать, что отставной легионер торопился: возле дворца можно было нечаянно встретить тех, у кого Пилумн позаимствовал без их согласия кошельки, чтобы оплатить Сабазию за вино и любимый им бараний окорок, нашпигованный чесноком.
Дворец был окружен огненным кольцом факелов. Гоплиты стояли стеной, суровые и молчаливые: страшная весть о покушении на Митридата Евергета, любимого ими за простоту в общении и храбрость в боях, уже выметнулась из царских покоев словно лесной пожар в летнюю сушь. Толпы синопцев кружили водоворотами, стекая ко дворцу ручейками из улиц и переулков, – они невесть как узнали о случившемся несчастье.
Обессилевший гопломах при виде столпотворения у стен дворца застонал в отчаянии – поздно… Поздно! Понурив голову, он медленно, с трудом переставляя ноги, побрел прочь, в темноту, подальше от тревожно мерцающих огней.
Когда в одном из проулков на Таруласа упала прочная сеть, и чьи-то грубые руки завалили его наземь, сопротивляться он уже не мог – его вдруг охватила смертельная усталость и безразличие. Только инстинкт самосохранения заставил гопломаха встать на четвереньки, чтобы стряхнуть с плеч потные тела напавших. Но подняться на ноги и разрубить сеть он не успел – тысячи зарниц полыхнули перед глазами, склубились в огненный шар, сжигающий мозг, и ввергли его в грохочущую бездну…
