Пояс Богородицы - Святополк-Мирский Роберт Зиновьевич (читать книги полностью без сокращений бесплатно txt) 📗
Вернутся герои из дальних стран,
Обнимут женщин своих.
Утихнет боль заживающих ран,
И будет их отдых тих!
Забудут они о том, что опять
Им завтра коней седлать.
Дайте героям детей приласкать,
Любимых расцеловать!
Высокий, чуть полноватый мужчина лет тридцати, одетый по-европейски, в кружевной белоснежной рубахе, в ботфортах и шляпе со страусовыми перьями, из-под которой на плечи падали длинные черные во-лосы, пел, играя на лютне, и все замерли, словно оча-рованные его голосом.
У мужчины было красивое, чуть пухлое, лукавое, хитроватое лицо с ухоженными усами и бородой - лицо плута и любимца женщин, и Настенька, едва вы-свободившись из объятий Филиппа, удивленно спро-сила:
— А это еще кто?
— Это? — переспросил Филипп. — Это — замеча-тельный человек! — И громко объявил: — Представ-ляю вам моего бывшего почетного пленника, а ныне доброго друга: лив Генрих Второй!
…Ливонское войско под командованием генерала Густава фон Шлимана терпело поражение за пораже-нием; полк князя Оболенского одерживал убедитель-ные победы, Филипп Бартенев снискал славу, почет и уважение всего московского войска; мешок с военной добычей, который после каждой битвы приносил ему десятник Олешка Бирюков, становился все тяжелее, и вот, два месяца назад, в одном из последних сражений, перед окончательным отступлением ливонской армии, произошел следующий эпизод.
Филипп, как обычно, в первых рядах наступающих крушил врагов налево и направо своей палицей, а иногда и знаменитым щитом великого магистра, не-приятель спасался бегством, и, прекратив преследова-ние, а затем окинув победным взором поле сражения, Филипп вдруг обнаружил далеко позади себя, то бишь в глубоком тылу, одинокого ливонского рыцаря, ко-торый, спешившись и склонившись к земле, с хладно-кровным мужеством искал кого-то среди трупов, не обращая никакого внимания на близость врага.
Рыцарь был одет роскошно: инкрустированные зо-лотом латы, шлем с забралом и пучком страусовых перьев, конь покрыт парчовой расшитой попоной, од-
ним словом, все указывало на богатство и высокое происхождение.
Филипп не мог бы сказать точно — то ли он восхи-тился небывалой смелостью этого гордого одиночки, то ли возмутился его неслыханной наглостью, но, так или иначе, он подал знак своей сотне оставаться на месте, а сам помчался назад к одинокому рыцарю с твердым намерением вступить с ним в открытый и че-стный поединок
Однако, увидев приближающегося Филиппа, рыцарь, вместо того чтобы выхватить меч и приготовиться к бою, вскочил на коня и попытался улизнуть, а когда понял, что Филипп, размахивающий своей жуткой па-лицей, вот-вот его настигнет, остановился, стал сда-ваться и молить о пощаде, но на каком-то совершенно непонятном языке.
Филипп окликнул десятника Олешку Бирюкова, ко-торый понимал понемногу на всех местных наречиях, но и тот сперва ничего не уразумел и только потом, когда попытался перейти с пленником на немецкий, с трудом перевел его .слова.
Из них следовало, что этот рыцарь происходит из народа ливов, испокон веков живущего на этой земле, что он чуть ли не сам великий князь всего этого на-рода и зовут его Генрих Второй, потому что Ген-рихом Первым был его покойный отец, недавно по-гибший в сражении, а также что он ну прямо басно-словно богат и охотно станет почетным пленником Филиппа, которому его, Генриха Второго, вассалы, уз-нав о пленении своего предводителя, немедленно вы-платят такую сумму в чистых золотых монетах, какой Филипп за всю свою жизнь воинским искусством не заработает.
Филипп, которому в последнее время очень понра-вилось собирать все возрастающую военную добычу, охотно принял это предложение.
Гонец Филиппа отправился за выкупом по указан-ному Генрихом адресу, а Генрих поселился в шатре Филиппа, пил и ел вволю, развлекал московских вои-
нов игрой на лютне и пением на непонятном языке мелодичных песен, а на следующей неделе одной тем-ной ночью попытался втихомолку бежать.
Филипп воспринял это как естественный шаг каж-дого нормального человека, оказавшегося в плену, и на первый раз лишь пожурил Генриха, но когда тот повторил свою попытку спустя несколько дней, Фи-липп не на шутку рассердился и пообещал ему серь-езные неприятности, а после третьей просто при-ковал цепью к столбу своего шатра.
За несколько дней до ожидаемого возвращения по-сланного за выкупом гонца Генрих помрачнел, загру-стил и совсем сник.
Гонец вернулся и доложил Филиппу, что в указан-ном месте никакого княжеского замка не обнаружено, но попутно выяснилось, что у народа ливов вообще никогда не было никаких князей, что это маленький народ. рыбаков и земледельцев, который всегда тяже-лым трудом зарабатывал хлеб свой насущный и боль-ше чем простым слугой у разного рода завоевателей, часто сменявшихся на этой земле, ни один лив нико-гда не был, а уж тем более смешно говорить о каком-либо богатстве.
Разъяренный Филипп направился в свой шатер, за-сучил рукава и, демонстрируя Генриху огромные кула-чищи; спросил его, что все это значит.
Генрих побелел, как снег, и, упав на колени, взмо-лился на чистейшем русском языке, обещая рассказать всю правду взамен сохранения здоровья.
А правда оказалась такой; лив Генрих Второй, так же как и его покойный батюшка Генрих Первый, ока-зались самыми обыкновенными мародерами.
До начала войны они оба служили простыми коню-хами на огромной конюшне замка Густава фон Шли-мана, знаменитого ливонского рыцаря, личного друга самого великого магистра Бернгарда фон дер Борха, где жили как у Бога за пазухой, воруя в огромных ко-личествах хозяйский овес и выгодно продавая его за полцены окрестным ливам - землепашцам. Дело процветало, и вскоре отец с сыном уже. приближались к накоплению той заветной суммы, которой им хва-тило бы на покупку собственного домика и куска зем-ли, на которой они намеревались осесть, как вдруг на-чалась война и генерал Шлиман немедля выступил в поход, захватив с собой, естественно, большинство
CJI~.
Обоим ливам Генрихам, привыкшим к вольготной жизни на теплой конюшне, война очень не понрави-лась. Но и в ней можно было найти хорошие стороны, и предприимчивый Генрих Первый вскоре их нашел. Будучи человеком наблюдательным, он заметил, что в конце каждой битвы, когда одна сторона начинает от; ступать, а другая ее преследовать, поле сражения на несколько десятков минут остается совершенно пус-тым, и вот тогда-то можно беспрепятственно обшари-вать убитых, прежде чем это сделают победители; вер-нувшись после погони за неприятелем.
Теперь бывшие конюхи, одетые, как простые пешие ливонские воины, перед началом каждого- сражения находили себе укромное убежище, где выжидали до тех пор, пока одна из сторон не одержит победу. За-тем они быстро выбегали на поле боя и обирали уби-тых до тех пор, пока вдали не покажутся победители, спешащие к полю с той же целью.
Это дело оказалось во много раз прибыльнее овса, и Генрих Первый, весело потирая руки, молил Господа о продлении войны, в то время как его сын умолял от-ца отказаться от пагубной привычки не делиться до-бычей. Дело в том, что, кроме такой вполне похваль-ной черты, как наблюдательность, в сложном и проти-воречивом характере Генриха Первого присутствова-ла и даже доминировала такая мало похвальная черта, как скупость. Мало того, что он давал сыну лишь жал-кие крохи, как от продажи овса, так потом и от маро-дерской добычи, так он еще втайне закапывал все деньги и ценности в местах, известных только ему, и ни за что не соглашался указать эти места сыну, ссы-лаясь на то, что тот еще слишком молод и непременно растранжирит накопленное
Генриху сразу повезло — он наткнулся на какого-то, должно быть, очень знатного и богатого ливонца и тут же напялил на себя все его латы, прихватив заодно дорогого коня прекрасной породы (а уж в лошадях и ценах на них он разбирался как никто другой!), смут-но, однако, заподозрив, что за таким неожиданным ве-зением судьба, должно быть, скрывает какой-нибудь подвох.
