Железный волк - Булыга Сергей Алексеевич (читать хорошую книгу полностью .txt) 📗
– Что слышно?
– Тихо, – ответил Игнат. И вдруг еще добавил: – Совсем тихо!
– Как это? – не понял Всеслав.
– А так! Торг пуст.
– Что?! – изумился Всеслав. – Сегодня же пятница! Да что это они?!
– Не знаю! – зло сказал Игнат. – Нет никого, и всё.
– Ну, это… Нет!
Князь резко встал и заходил по гриднице. Давно такого не было, сердито думал он, давно! После остановился, посмотрел на Игната, спросил:
– А сразу почему молчал?
– Так я и сам только узнал! – тоже сердито ответил Игнат. – Пока ты ел, Батура приходил. Он и сказал.
– Позвать его!
Игнат ушел, ходил недолго, и привел Батуру. Князь встретил его, сидя за столом. Строго сказал:
– Ну, слушаю. Давай, как на духу!
Батура криво ухмыльнулся, помолчал, только потом ответил:
– Так никого там нет. Чего и говорить?
– А то и говори. Нет торга. Почему?
– Так повелели.
– Кто?
– Сотские! – как будто даже с радостью сказал Батура. – Народ стал прибывать на торг, а тут они сказали: не бывать. Ну, не бывать, так не бывать, и ладно. Да и народу-то не так и много было. Ждут все.
– Чего?
Батура смутился, сказал с неохотой:
– Так ведь видение…
– Видение? Какое?
Изветчик молчал. И в глаза не смотрел.
– Ну! – грозно сказал князь.
Но Батура только еще ниже склонил голову. Тогда князь встал…
– Князь! Пощади! – крикнул Батура – Ведь ты же сам всё видел, князь!
И пал перед ним на колени. Князь быстро оглянулся на Игната. Тот опустил глаза. Ого, подумал князь, видение! Они это любят – как малые дети! Да нет – как муравьи: копаются, спешат куда-то, что-то тащат. Тень упадет на них – и они сразу замерли. И всякий мнит – Он смотрит на меня, Он только одного меня и видит, Он подает мне знак… Глупцы! Князь улыбнулся и сказал:
– Видение? Какое? Да говори, не бойся ты! Я же в это всё не верю. Ну, что молчишь?
Батура не ответил. Уткнулся головой в пол, замер. Князь снова глянул на Игната. Глаза их встретились… И князь с неприятным удивлением подумал, что этот Игнат здесь, в тереме, уже лет сорок, может, даже больше, но таких глаз – больших, пустых, напуганных – у него никогда еще не было! И губы у Игната белые, и лоб в испарине. Всё, значит, знает, да молчит!
– Так, – сказал князь. – Так. Хорошо. Батура, ты иди.
Батура встал и спешно вышел. А Игнат не успел! Потому что Всеслав ему грозно сказал:
– А ты постой пока!
Игнат остановился.
– Нет, подойди, – и князь нахмурился. – Сядь… Да не бойся ты! Одни ведь мы… Вот так. Рассказывай.
Игнат молчал. Князь пригрозил:
– Игнат!
Игнат вздохнул, сказал:
– Смерть люди видели.
– Смерть? – будто удивился князь.
– Да, – нехотя кивнул Игнат. – Над теремом. Сегодня ночью. И была Она в белом саване, и с косой. К тебе Она пришла! Вот люди и скорбят. Решили, что ты умер.
– Но я ведь жив, Игнат! – очень сердито сказал князь. – Ведь так?
Игнат молчал. Князь, подождав, спросил:
– Так что мне, показаться им? Пусть видят – вот он, князь!
– Но… Смерть была! Ее все видели…
– А я?
– А ты… – Игнат насупился. – Ты, князь, такой, что мало ли… Может, душа твоя уже ушла, а тело еще здесь! Так люди скажут.
Скажут! Это верно. Князь встал и посмотрел в окно. Там, далеко, у пристани, и вправду было непривычно пусто. Плоты качались на воде, ладьи. А берег был пуст. Ждут, значит, они, не дождутся… И князь опасливо спросил:
– Кто видел Смерть? Когда?
– Так уже заполночь, – почти спокойно, даже как-то по-деловому ответил Игнат. – Вначале было как всегда, темно. Потом вдруг небо просветлело. И тут уже увидели – стоит Она над теремом, а ветер саван треплет! Свят, свят!
Игнат перекрестился. Князь облизал пересохшие губы, спросил:
– Ты крещеный, Игнат?
– Князь!..
– Да, князь я! И крещеный, – зло перебил Всеслав. – А ты… Не знаю я, сомнения берут! Вот ты в храм ходишь, там поклоны бьешь, Писание там слушаешь. А слышишь ли?!
– Я…
– Помолчи пока! Так вот, Писание там слушаешь. Ну а слыхал ли ты в Писании про Смерть? И чтобы Она была при саване, с косой.
– Н-нет, так я не слыхал…
– И не услышишь! – усмехнулся князь. – Нет Смерти той, которую вы будто видели. Все это суеверие. Поганство! Навь. Есть Смерть только одна – по-христиански. Понял? Душа покинула тебя, ты охладел – и все. Вот это Смерть. А после – Суд. Но это уже Там, не на земле. А Смерть с косой, гундосая…
И тут князь даже головой мотнул и засмеялся. После подал Игнату руку и сказал:
– Пощупай. Теплая? Живая? То-то же. И я без рогов, без копыт. И крест на мне – вот, посмотри. Доволен, да?
Игнат кивнул.
– Тогда вставай!
Игнат послушно встал.
– Так, – сказал князь задумчиво. – Значит, так… Посадника – ко мне, владыку – ко мне, сотских – ко мне, старост – ко мне! К обеду жду, не поскуплюсь. Иди, распоряжайся.
– Но если, князь…
– Иди! И не гневи меня, Игнат. И им также скажи, чтоб не гневили!
Игнат ушел. Князь посидел еще, подумал, а после встал, смел крошки со стола и подошел к печи. Тихо позвал:
– Бережко!
Зашуршало. Значит, подумал князь, жив. Наклонился и сыпнул под печь. Потом еще сыпнул. Захрумкало. Так, хорошо, подумал князь и улыбнулся, а вот если бы не брал, вот если бы выл, вот тогда это плохо, страшись. Да и то: чего страшиться? Мы Бусово племя, чужого не ищем. Этот терем поставил Микула, и наследовал Микуле его сын Глеб, Глебу наследовал его племянник Володарь, Володарю – его внук Рогволод, Рогволоду – муж дочери его Владимир, Владимиру наследовал сын его Изяслав, Изяславу – сын его Всеслав, Всеславу – брат его Брячислав, Брячиславу наследовал я, а мне наследует…
И князь нахмурился. Да, подумал, и вправду, а кто тебе наследует, Всеслав? И сколько их, сыновей, у тебя – четверо? Или, если руку на сердце, то пятеро? Да, пятеро. Старший, Давыд, – в Витьбеске, а Глеб, любимый, – в Менске, а Борис – в Друцке, Ростислав – в Кукейне. А самый младший, Святослав, он где? Пять лет уже прошло, как нет о нем вестей. Никаких! Да и Святослав ли он? Потому что это ты его так называл – Святослав. А сам он называл себя Георгием. И ведь Георгий – это правильно, так по крещению. И он ушел Георгием, пешком, меча и то не взял. Сказал:
– Не обессудь, отец. Не мое это всё, не хочу.
И ушел. Как в старину было говорено: встану я, не благословясь, пойду, не перекрестясь, и не воротами, а песьим лазом, тараканьею стежкой, подвальным бревном… Прости мя, Господи, не удержал я сына младшего. Да и не мог я удержать его, не смел. Он от рождения был мне в упрек, на нем мой грех, мое вдовство. Не Святослав он, а Георгий, нет Святославов в святцах, есть только Георгии.
А сам ты кто: Всеслав или Феодор? Как князь – Всеслав, как Божий раб – Феодор. А прадед твой Владимир звался по крещению Василий. И было у него двенадцать сыновей, правда, не все до смуты дожили. Тем, кто не дожил, им легко. А прочие…
Нет, лучше дочерей растить! Но дочерей тебе Бог вовсе не дал. Вот сыновей родилось семеро, а возмужали пятеро, потом один ушел, осталось четверо, и те по уделам сидят, в Полтеск к тебе не кажутся, у каждого своя обида. И если кто и помнит что хорошее, так это только одна Глебова. А что! Никто к отцу на Пасху не явился, всем было некогда, и только Глебова пусть не сама приехала, но был же от нее гонец с подарками. Подарки, правда, сущая безделица, и все-таки…
Бог не дал дочерей! За что?! Встал князь, вновь посмотрел в окно. Тишь, пустота. И это хорошо… А почему? Совсем ты одичал, сидишь один, как сыч, всех сторонишься. Вот все и ждут, когда ты наконец помрешь. Так выйди и скажи: «Недолго вам терпеть! Шесть дней всего!» Ну, выйди, князь! Так ведь не выйдешь, оробеешь. Тогда сиди и жди, когда Она придет. Жди, князь!
И он ушел к себе. И там сидел и не смотрел уже в окно, а только слушал. Зашумели внизу, загремели. Должно быть, на поварне шум, подумалось. Да, на поварне. Готовят стол! И то: посадник будет, сотские, владыка. Давно пиров здесь не было. На Рождество и то велел не принимать. Хворал. И не хотел – все опостылели. Сказал тогда: свое отпировал. Зажился ты, ох как зажился! И Изяслав давно ушел, и Святослав, и Всеволод – отродье Ингигердино, змееныши… Ну, Изяслав да Всеволод тогда, при Рше, молчали, всё это Святослав устроил – крест целовал, послал к тебе гонца, и ты словам его поверил, взял сыновей, Давыда с Глебом, сели в лодку, переплыли через Днепр. Давыд двенадцати годов, а Глеб семи. Жара была, ты снял шелом. Так и явился к ним, к змеенышам, в шатер, шелом держа в руке. И ты еще успел сказать:
