Канцлер - Соротокина Нина Матвеевна (лучшие книги txt) 📗
Несколько обалдевший Никита слушал этот монолог не перебивая. Ясно было, что если не дать Мюллеру высказаться, они никогда не доберутся до сути. Но художник и не собирался давать толковые объяснения. С ямочек на щеках он перешел на шейку, «изгибистую как стебель лилии», с шейки перескочил на ножку: «да разве грубых башмаков она достойна? Мягкий сафьян и по ковру, по ковру…»
– Куда увели Анну? – рявкнул, теряя терпение, Никита.
– В тюрьму. В Калинкинский приказ.
– Быть не может!
Никита ожидал всего чего угодно, только не этого. Дело оказалось куда более сложным, чем он мог предположить.
Калинкинский дом, наводивший ужас на многих представительниц прекрасного пола, возник в Петербурге после того, как государыня именным приказом закрыла скандальное заведение знаменитой Дрезденши. Предприимчивая немка в свое время организовала дом свиданий, куда хаживали клиенты из самых лучших домов города, причем не только мужья, но и жены. Заведение называлось «Модная лавка». Но людям рот не заткнешь. До слуха государыни стали доходить пикантные подробности, а потом и скандальные, прямо-таки срамные дела. Осиное гнездо вывели в одночасье. Немку выслали в ее родной Дрезден, а в Петербурге учинили особую комиссию, заседавшую в Калинкинском дому. Целью этой комиссии была борьба с проституцией, причем не только на улицах, но и в домашних условиях. Государыня решила пресечь всякую внебрачную связь. А потом потекли доносы.
Радетелей о нравах не наказывали, поэтому каждый второй донос был ложным. Слова «услали в Калинкинскую комиссию» стали нарицательными и воспринимались обывателями не столько с насмешкой, сколько с состраданием. Никита сразу понял, что имел в виду несчастный Мюллер, проклиная товарища по художественному цеху. Что руководило Карлом Ладхертом? Месть, зависть?.. Никита вдруг смутился, как юный гардемарин. Ведь он и сам в свои тридцать с гаком с удовольствием вспоминал прекрасную Анну. Как легко оболгать чистого человека. Но люди грешны… Вдруг?.. Он искоса взглянул на взволнованного Мюллера.
– Донос вашего Карла имел под собой какую-нибудь почву? – уклончиво осведомился Никита, не мог же он спросить напрямик, была ли Анна его любовницей.
– Вот именно… почву… Это вы правильно подметили! – возопил несчастный художник. – Только в мыслях держал я ваять с нее красоту и любил, как родную дочь.
«Ох, хитришь, старик, – подумал Никита. – Что не получилось у тебя ничего, в это я охотно верю. Но чтоб только в мыслях держал и все такое прочее… Я на вашего брата художника насмотрелся. Народ ушлый, возраст для вас не помеха». Он хотел сказать, что если девица чиста, то большой беды для нее не будет. Подержат и выпустят. Вопрос только в том, сколько ее продержат… но не сказал. Не хотелось вслух обсуждать чистоту Анны.
– Чем я могу помочь?
– О, князь, вы знаете, что такое быть немцем в России! Farbe halten!
Фраза эта уже стала расхожей и означала: молчи, когда унижают. Никита понимающе кивнул.
– Зачем сидит здесь этот солдат? Как долго он будет здесь сидеть? – продолжал взывать Мюллер.
– Очевидно, до особого распоряжения. Тюрьма вам не грозит.
Мюллер быстро закивал.
– О, ваше сиятельство, никогда не поймешь, что у русских на уме. Помогите мне уехать из России. Это трудно! Это страшная волокита, особенно если нет поручителя. Я должен трижды, – его пальцы подтвердили эту цифру, – дать объявление в «Санкт-Петербургских Ведомостях» о своем отъезде, дабы имеющие на меня долги могли явиться по указанному адресу. Только после этого я могу хлопотать о паспорте.
– А как же Анна?
– Я возьму ее с собой, – быстро сказал Мюллер. – Если удастся. А если нет… Такова судьба. Мой девиз: «в опасности успей скрыться!»
«Да ты еще и трус, приятель!» – обиделся за Анну Никита.
– Но чтобы оправдать свой девиз, – бодро продолжал художник, – я должен хлопотать, вы не поверите, князь… в трех местах: в Коллегии иностранных дел, в Адмиралтействе и в полиции. Я должен заплатить городу пошлину за три года! Отчего русские так любят цифру три? Я разорен, разорен! – и Мюллер заплакал навзрыд.
«Старый сатир! Счастье, что ты не успел совратить невинную девицу. Тебе бы об этом плакать!» – злоба так и душила Никиту. Но он знал, об этом можно думать, но нельзя говорить вслух. Мюллер и впрямь достоин жалости. Всем известно, как тяжело иностранцам уезжать из России. Он и сам не раз видел, как ходили по улицам гонцы от городской управы и под барабанный бой оповещали списки иностранцев, желающих оставить Петербург. А ну как задолжал в зеленной лавке или при покупке дров?
– Что делать с тобой, мы еще придумаем, – строго сказал Никита. – Когда увели Анну?
– Вчера вечером.
– Ее не обижали?
– Как же не обижали, если обозвали «девкой»? Но она держала себя как леди. Ни одной слезинки! Только и бросила: «Поберегите мои вещи». А у нее вещей-то – одна шляпная коробка с бельем.
«Девушке надо помочь…» – с этой мыслью Никита оставил дом Мюллера. В коляске на глаза попалась наполовину опорожненная бутылка с квасом. Странно, жажда его уже не мучила. Его мучил другой вопрос: к кому обратиться за помощью? Конечно, он сразу подумал о Корсаке. И тут же отбросил эту мысль. У Алешки нет таких связей. Вот если бы здесь был Белов, он наверняка бы дал толковый совет. Уж наверное, Анна не первая, кто попал в подобную ситуацию. И тут он ударил себя по лбу. Как он не подумал об этом сразу? Иван Иванович Шувалов – вот кто сможет ему помочь. Правда, он фаворит, а Никита взял себе за правило ни о чем никогда не просить приближенных императрицы. Но он ведь не за себя попросит. Он хочет заступиться за оклеветанную невинность! Шувалов-младший – добрейший человек. Он может убедить высокий суд в том, что Анна невиновна.
И Оленев велел кучеру поворотить коляску к апартаментам Шувалова.
Камергер Шувалов
Новый дом Ивана Ивановича Шувалова находился на углу Невской перспективы и Садовой улицы. Государыня посетила этот дом и нашла его прелестным. Великая княгиня Екатерина, желая угодить, добавила, что хозяин вложил в постройку весь свой вкус. Однако в своем кругу Екатерина дала волю языку: «Чего-чего, а вкуса у Ивана Ивановича никогда не было. Снаружи этот особняк похож на манжетки из алансонского кружева, весь в резьбе и завитушках, а что делается внутри, я и не говорю! Там каждая завитушка вопит: «Мой хозяин богат!» Фрейлины и статс-дамы молодого Двора тут же подхватили остроту. Ах, как им хотелось самим переступить порог этого дома! «Вы слышали, кабинет в нем отделан чинарой и был покрыт до самого потолка лаком… Но хозяину не понравился цвет, и он велел покрыть дерево безвкусной резьбой. Хи-хи-хи… резьбу потом посеребрили…. а картины на стенах все больше копии…»
Когда Екатерина познакомилась с Иваном Ивановичем Шуваловым, он ей понравился, это уже потом их отношения испортились. Описывая в своих мемуарах их первые встречи в Ораниенбауме, она украсила лестные отзывы о нем словечком «очень»: вежлив, внимателен, хорош собой, бледен. Юному пажу было восемнадцать лет. Он всегда ходил с книгой под мышкой, скрывая от окружающих заглавие, словно опасаясь, что чья-то бесцеремонность смоет картинки, явившиеся его воображению после прочтения этой книги. Великая княгиня тоже любила читать. Нимало не сумляшись, она пишет, что укрепила Шувалова в этой склонности (ей было тогда 16 лет), объяснив ему, сколь важно в жизни стремиться к образованию. Более того, она была уверена, причем совершенно искренне, что способствовала его будущей карьере, обратив на Ивана Ивановича внимание его двоюродных братьев – Петра и Александра Шуваловых, бывших любимцами Елизаветы.
Но старшим Шуваловым ничего не надо было объяснять, «сами были с усами». Оба они в молодости состояли при дворе Елизаветы, а потом своей решительностью и верностью помогли ей занять трон. Судьба наградила Петра Ивановича маленькой, некрасивой, веселой и чрезвычайно ловкой супругой Маврой Егоровной, в девичестве Шепелевой. Мавра Егоровна сумела занять при Елизавете место, которое было выше старшего чина в табели о рангах. Она была чесальщицей пяток, то есть находилась день и ночь при императрице, знала все ее тайны, нашептывала в царское ушко все дворцовые сплетни. Мавра Егоровна была незаменимая. Она и использовала случай, чтобы показать государыне умного и красивого родственника.
