Приключения Мишеля Гартмана. Часть 1 - Эмар Густав (электронные книги без регистрации .txt) 📗
Замечательно маленькие руки и ноги изобличали хороший род.
По-видимому, он пользовался значительным влиянием на товарищей, так как те слушали его не только внимательно, но и в некоторой степени почтительно.
— Господа, — говорил он в ту минуту, когда мы выводим его на сцену, — сегодня не простая студенческая пирушка, какие у нас обыкновенно бывают по воскресеньям. Я рассчитываю на двух гостей, из которых одного вы знаете уже, а другого наверно примете радушно.
— Послушай, Люсьен, — перебил один из слушателей, которого наречие слегка отзывалось местным произношением, — ты здесь не в суде, и не на кафедре. Не связывай же предложение с предложением нескончаемою цепью.
— К порядку! К порядку! — вскричали хором остальные, шутливо стуча по столу кулаком.
— Господа, — сказала одна из девушек чистым и приятным голосом, — я со своей стороны нахожу, что оратор говорил очень хорошо и очень разумно. Потому я полагаю присудить Петруса Вебера за то, что он прервал его, к штрафу в две кружки пива, которые мы сейчас и разопьем.
— Одобрено! Одобрено!
— Я протестую.
— Любезный Петрус, — возразил тот, которого называли Люсьеном, — протестовать твое право, но тем не менее штраф-то подавай и мы разопьем пиво.
— Именно! Именно! Подавай сюда две-то кружки! Трактирщик, вероятно, стоявший настороже, явился почти мгновенно с двумя кружками, увенчанными аппетитною белою пеною.
— Делать нечего, — согласился Петрус, — когда пиво нацежено, надо его пить. Подставляйте ваши стаканы, да чу! не давать улетучиваться великолепной манишке, которая, по моему мнению, самою лучшее, что есть в пиве.
— За здоровье Петруса! — провозгласили в один голос присутствующие, весело чокаясь своими стаканами.
— Господа, — заговорил опять Люсьен, — я приступлю к продолжению моей речи с того места, где она была прервана. Но прежде позвольте мне выразить признательность нашему другу Петрусу; я сильно подозреваю, что он с намерением заставил себя оштрафовать, дабы словно невзначай смочить нам горло, а вы сознаетесь, что оно становилось у нас чертовски сухо.
Петрус вынул изо рта огромную трубку, точно привинченную к его губам, и раскланялся перед компаниею с комическою важностью.
— Ну, продолжай, болтун! — прибавил он.
— Позволь тебе заметить, друг любезный, что ты бессовестно ограбил в эту минуту знаменитого актера, виденного мною в Париже, не помню в котором из театров. Ты перебил меня, чтоб пригласить продолжать.
— К делу! К делу! — нетерпеливо закричали все в один голос.
— К вашим услугам, милостивые государи и государыни. Итак, я предлагаю, чтоб на этот раз, в виде исключения, наша пирушка, вместо трех франков с человека, обошлась в баснословную сумму шести франков.
Зловещий ропот перебил оратора.
— Это безумие!
— Просто верх умопомрачения!
— Такой балтазаров пир заходит за все пределы!
— Минуточку, господа; позвольте, пожалуйста, договорить, потом вы вольны будете принять или отвергнуть мое предложение.
— Молчать! — протянул Петрус гнусливо и с невозмутимым хладнокровием.
Водворилась тишина.
— Я вам заявлял уже, что у нас будет двое гостей. Несправедливо было бы заставить вас платить за них, когда они приглашены мною; вследствие чего я обязываюсь внести громадную сумму в двадцать франков, которая и пойдет на вина к вкусному обеду.
— Прошу слова, господа, — сказал молодой человек лет девятнадцати с бойким выражением лица и слегка насмешливою улыбкою, который не прочь был пожуировать.
— Говори, Адольф, но как можно короче.
— Вот что, господа, — начал новый оратор, — для меня очевидно, что нас хотят провести. Безумное предложение почтенного оратора, которого место я занял на этой трибуне, явно служит прикрытием западне. Даром не швыряют золотой монеты, какую наш друг теперь вставил себе в глаз.
— Вопрос уже решен! — вскричали товарищи. — Двадцатифранковая монета налицо. Мы видели ее.
— Он богат и хочет подкупить нас! Пусть себе подкупает!
— Как! — воскликнул с жаром Адольф. — Вы продадите себя за одну монету презренного металла? Еще будь их две!
— И за тем не постоим, милостивые государи, — величественно молвил Люсьен, вставив другую золотую монету в левый глаз.
— Браво! Браво! — раздалось со всех сторон.
— Господа, я побежден, — молвил Адольф. — Это не человек, а галион. Разумеется, мы должны пасть перед всесильным золотом. Теперь для меня ясно, что мы будем обедать с иностранными дипломатами.
— С банкирами-евреями, — поправил другой.
— С кохинхинскими посланниками, — добавил третий.
— Если не с министрами, — значительно произнес Петрус могильным голосом.
— Милостивые государи и государыни, вы все находитесь в заблуждении.
— Послушай-ка, Люсьен, — обратился к нему Петрус, — будь добрым малым и скажи, могу я не расставаться с трубкой?
— Еще бы! Разумеется, будут курить!
— Так эти благородные иностранцы выносят табачный дым? О! В таком случае они не дипломаты и не посланники.
— Надеюсь, Люсьен, — заметил глубокомысленно Петрус, — надеюсь для тебя и для вас, что таинственные гости не окажутся пруссаками.
— Вы с ума сошли, господа. Чтоб помирить вас между собой, я вам скажу, что один не кто иной, как мой брат…
— Поручик зуавов? — вскричали все в один голос.
— Именно; вы его знаете уже.
— Браво! Браво! Какая приятная неожиданность!
— Люсьен, ты заслужил мое уважение, — решил Петрус.
— Вот славная-то мысль, Люсь! — вскричала, показав прелестнейшею улыбкою все тридцать две жемчужины, служившие ей зубами, девушка, которая уже говорила.
— Однако, — прибавил Петрус серьезно, — in coda venenum, как говорится в школах.
— Что означает? — с любопытством спросили девушки.
— То, — ответил Петрус с видом все более и более мрачным, — что Люсьен нам бросил на наживу имя брата, чтоб залепить всем глаза и тайно ввести в наше общество другого гостя, по моему убеждению, наверно миллионера.
— Особенно неприятного я в этом не вижу, — заметила одна из девушек, пленительно надув губки. — Как ты думаешь, Мария?
— Петрус такой мрачный, — ответила та, — у него вечно какие-то мысли с того света, от которых мороз продирает по коже.
— Бедная кошечка! — произнес Петрус могильным голосом.
— Господа, — заявил Люсьен, — другой гость, которого я буду иметь честь представить вам, не только лучший друг моего брата, но и всего нашего семейства, а мой в особенности. Мишель ему обязан жизнью. Это отличный рубака, фельдфебель в той же роте, где и брат, и также с крестом почетного легиона. Вы примете его, смею надеяться, со свойственным вам радушием, когда вы находите стоящим труда оказывать его.
— Господа, — заговорил четвертый из молодых людей, который до тех пор более молчал и только курил, осушивая стакан за стаканом, — я предлагаю выразить признательность нашему другу Люсьену за лестное к нам доверие, и так как всякое доброе дело заключает в себе свою награду, то я бы думал принять его предложение, чтоб пирушка обошлась в шесть франков с человека, и величественно выставленные им напоказ два луидора употребить на хорошие вина, предназначенные украсить этот семейный праздник.
— Любезный Жорж, я говорил об одном.
— Однако показал два.
— А так как намерение равносильно делу, — подтвердил Петрус, который становился все мрачнее, — то эти два луидора, если не фальшивые…
— О, как можно! — вскричал Люсьен. .
— Принадлежат нам, — заключил Петрус. — Передайте мне табак, Адольф, у меня погасла трубка.
— Уже? — смеясь, возразил тот. — Ты закурил ее всего только с час назад.
— Правда, но волнение от этих прений заставило меня докурить ее скорее, чем я бы хотел.
С этими словами он принялся пускать вверх громадные клубы дыма.
— У меня к вам еще просьба, господа, — сказал Люсьен.
— Этот человек ненасытен, — пробурчал Петрус, пожимая плечами, — он нас ограбить хочет.