Алая линия - Свет Яков Михайлович (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗
– Святой отец, – проговорил он, передавая инквизитору золотую половинку, – позвольте вручить вам и вашим собратьям этот скромный дар.
Скромный дар (фунта четыре чистого золота) мигом исчез в складках инквизиторской сутаны. Толстяк переглянулся со своими коллегами, подмигнул ограбленному индейцу и сказал:
– Эти дикари не похожи ни на евреев, ни на мавров. Пожалуй, мы возьмем на душу грех и обойдемся без допроса. Безмерно счастлив, сеньор адмирал, что мне первому довелось поздравить вас с благополучным прибытием в Испанию.
Благополучное прибытие… Не так представлял себе Колумб встречу с испанской землей, и с тяжелым сердцем перешел он по шатким сходням на палосскую пристань.
Испанская земля… Странная и непонятная была эта земля, ставшая мачехой генуэзскому страннику. Кастилия и Арагон -четверть века назад враждующие державы – ныне два королевства с разными законами, разным укладом и разными обычаями, соединенные на живую нитку брачным союзом Изабеллы и Фердинанда, райские сады Андалузии и печальные, безнадежно голые равнины Ла-Манчи. Солнечная Севилья (каждый камень дышал в этом веселом городе древними мавританскими поверьями) и угрюмый город-монах Бургос. Жалкие хижины неистовых тружеников и гордые замки благородных тунеядцев (каждый седьмой кастилец был рыцарем, а рыцари, как птицы небесные, – им не положено ни сеять, ни жать, труд для них дело зазорное). Толпы голодных нищих и тьма-тьмущая жирных монахов, пышные карнавалы и костры святой инквизиции…
Еще в Лисабоне Колумб узнал, что королевская чета пребывает в Барселоне. Стало быть, из Палоса надо было держать путь в Арагонское королевство, и путь этот был немалым.
Дней пять провел адмирал в Палосе и в гостеприимном монастыре Рабиде, а затем через Севилью, Кордову и Мурсию направился в Барселону.
Это было чудесное путешествие, и по мере того, как адмирал приближался к цели, постепенно рассеивались его дурные предчувствия.
Испанцы – страстные любители зрелищ, а торжественный кортеж адмирала был куда занимательнее боя быков или пасхального крестного хода.
Прежде всего сам адмирал и его белый арабский конь. Стоило поглядеть на малиновую адмиральскую мантию, на его алый берет, на его высокие сапоги с золотыми шпорами, на лебединую шею адмиральского скакуна. Весть о необыкновенных открытиях, которые этот чужестранец совершил не то в Африке, не то в Индии, с быстротой вихря разнеслась по всей стране, и огромные толпы стекались к большим дорогам, ведущим из Палоса в Севилью, из Севильи в Мурсию, из Мурсии в Барселону.
Конечно, не один только адмирал привлекал внимание многочисленных зрителей. Пожалуй, еще большим успехом пользовались индейцы.
Этим детям солнца посчастливилось: теплые, солнечные деньки выдались в Испании в последние дни марта и в начале апреля. Индейцы отогрелись. Они позабыли о мучительной зимней стуже, и хотя в Андалузии было холоднее, чем на Эспаньоле, особенно в ночное время, но их уже не терзал изнурительный кашель и не покрывалось гусиной кожей тело, непривычное к чужому климату.
Везли индейцев в открытых повозках, везли полуголых, везли по стране, которая не могла бы им пригрезиться даже в самых необычайных снах.
А между тем их лица цвета меди были спокойны и невозмутимы, и держались эти невольные странники с величайшим достоинством.
Адмирал навесил на них множество всевозможных золотых безделушек: товар надо было показать лицом. И тяжелые ожерелья, и широкие пояса с крупными золотыми бляхами индейцы носили с такой гордостью, как будто это были королевские регалии.
Глубочайший интерес вызывали пернатые пленники адмирала – попугаи с берегов Кубы и Эспаньолы. Всеми цветами радуги сияли их крылья и хвосты, и, кроме того, эти заморские птицы, не иначе, как по наущению сатаны, говорили человеческим голосом. Правда, то был какой-то неведомый язык, но один, бесспорно, самый нахальный попугай, нередко приветствовал зевак на чистом кастильском языке, да при этом такими словами, от которых краснел даже боцман, сопровождавший в этом походе адмирала.
Львы, тигры, слоны, верблюды почему-то не водились в тех краях, где побывал адмирал. Однако Педро Сальседо вошел в роль вице-адмирала и охотно показывал на стоянках шкуры неведомых заморских тварей: собак странного вида и зверьков – индейцы называли их агути, – похожих и на кроликов, и на крыс.
Одним словом, даже Севилья, где в пасхальные дни было на что посмотреть (а в Севилью Колумб попал как раз на пасху), пришла в восторг от адмиральской процессии, и дом у Иконных ворот в приходе святого Николая до позднего вечера был окружен толпой взволнованных зрителей. В этом доме нашли приют индейцы и попугаи.
Тем временем на пути из Барселоны в Севилью днем и ночью скакали королевские курьеры. Вконец загоняя лошадей, подымая тучи пыли, они доставляли Колумбу спешные послания королевской четы и тем же аллюром мчались в Барселону с письмами адмирала.
Изабелла и Фердинанд с нетерпением ждали Колумба. Мысль о короле Жуане не давала им покоя, и они желали как можно скорее обсудить с адмиралом планы новой экспедиции в только что открытые земли.
Опережая Колумба, повсюду распространялись удивительные вести: найден новый путь в Индию, где-то близ ее берегов открыты большие и цветущие острова.
В день благовещенья, 25 марта, смотритель дворцовой палаты короля Фердинанда Луис де Сантанхель получил от адмирала письмо.
Именно Сантанхелю, человеку, который год назад убедил короля и королеву принять проект генуэзского мореплавателя, адмирал адресовал первое сообщение о своем великом плавании и землях, открытых по ту сторону моря-океана.
Столь приятные новости Сантанхель не мог утаить от своих друзей. А друзей у него было много, и, желая их осчастливить, он отнес в барселонскую типографию адмиральское письмо.
И сырые, пахнущие типографской краской листки сообщили миру об удивительном открытии Христофора Колумба.
В середине апреля адмирал подошел к Барселоне. Широкая дорога, огибая чудо-гору Монтжуич – на зависть всем зодчим Испании создала природа этот многобашенный замок и вознесла его к небесам, – стремительно бежала на восток, к древней столице Каталонии. Справа под крутыми обрывами синело море, тихое и ласковое.
Резкий поворот – и за высоким утесом открылись могучие городские стены. Близ узкой бреши Таррагонских ворот на дороге и под стеной скопилось множество всадников. Сверкали кирасы и шлемы, в воздухе реяли разноцветные стяги, соленый ветер далеко вокруг разносил звуки, от которых пьянеют рыцарские сердца: стальной лязг доспехов, звон мечей, конское ржание, цокот копыт.
Весь цвет кастильской и арагонской знати, все родовитые сеньоры Каталонии вышли на Таррагонскую дорогу, чтобы у стен Барселоны встретить адмирала моря-океана.
Стояли в четком строю герцоги, графы, маркизы, бароны, на боевых конях сказочной красоты гарцевали князья церкви – архиепископы, епископы, настоятели монастырей, приоры духовных орденов.
На белой, как горные снега, кобыле восседал глава кастильской церкви – кардинал и архиепископ Толедский дон Педро Гонсалес де Мендоса, самый влиятельный советник королевы Изабеллы.
Эта блистательная рать, встретив адмирала, двинулась в город вслед за его обозом. Такие почести отдавались лишь королям. Сын генуэзского ткача, плебей без рода и племени, вступал в Барселону как венценосец.
Король Фердинанд был хитер как лис. Это он задумал торжественную встречу адмирала, он же приказал всем знатным сеньорам выйти к Таррагонским воротам и по пятам сопровождать затем своего гостя.
Он унизил этих сиятельных господ, он лишний раз дал им понять, что его воля – закон, что времена былых дворянских вольностей миновали безвозвратно. И он знал: эти надменные и кичливые сеньоры никогда не простят адмиралу барселонский спектакль.
Генуэзец навсегда останется выскочкой, изгоем, и, когда, минует нужда в его услугах, избавиться от него будет легче легкого. Завистники же, почуяв, что адмирал в немилости, отвернутся от него, как от прокаженного.
