День гнева (Недобрый день) - Стюарт Мэри (книги без регистрации бесплатно полностью txt) 📗
Отодвинув полог, мальчик радостно вбежал внутрь, держа перед собой ларец.
В тот день в убогой хижине не было и следа дыма. Погожими летними днями Сула варила еду в глиняной печурке снаружи, над огнем, разведенным из сушеных водорослей и навоза. Но крохотная бухточка давно уже насквозь пропиталась рыбной вонью, и внутри от запаха бакланьего сала, которым заправляли лампу, тут же начинало першить в горле. Хотя Мордред прожил среди этих запахов всю свою жизнь, теперь, когда воспоминанья об ароматах и красках королевского дворца еще живо стояли в его памяти, мальчик отметил их со смесью жалости, стыда и того, что он по молодости не мог распознать как отвращение к себе; стыда потому, что Габран, по всей очевидности, намеревался зайти внутрь вместе с ним, и вины за то, что ему стыдно перед слугой королевы.
К огромному его облегченью, Сула была одна. Она как раз вытирала руки о тряпку.
Кровь из порезанного пальца смешивалась на тряпке с рыбьей слизью и чешуей. На острие кремневого ножа, что лежал на столе, тоже алела каемка крови.
— Мама, ты порезала руку!
— Пустяк. Тебя надолго задержали во дворце.
— Я знаю. Сама королева желала поговорить со мной. Только послушай, мне столько всего надо тебе рассказать! Сам дворец — удивительное место, и меня отвели в палаты госпожи королевы… Но сперва посмотри, мама! Она дала мне подарки.
Поставив ларчик на стол, он откинул крышку.
— Посмотри, мама! Вот серебро для вас с отцом, и материя, погляди, ну разве не хороша? И толстая к тому же, сойдет для зимней одежды. И фляга доброго вина, и каплун из дворцовой кухни. И все это для тебя…
Его голос смущенно затих. Сула даже не взглянула на его сокровища. Она все еще раз за разом вытирала руки о сальную тряпку.
Внезапно Мордред потерял терпенье. Выхватив из ее рук тряпку, он швырнул ее наземь, подвинув при этом поближе ларец.
— Ты что, не хочешь даже поглядеть на них? Не хочешь даже узнать, что сказала мне королева?
— Я вижу, что она была щедра к нам. Всем известно, какой она бывает щедрой, когда на нее накатит. А чем она одарила тебя?
— Обещаньями, — произнес от двери Габран, который как раз пригнулся, чтобы не задеть головой за низкую притолоку.
Когда он выпрямился, мальчик увидел, что слуга королевы почти касается головой каменного потолка. Габран был одет в желтую тунику до колен с темно-зеленой узорчатой каймой по подолу. На перехватывавшем тунику поясе мерцали желтые камни, на шее у Габрана красовалось ожерелье из кованой меди. Он был хорош собой, и правильные черты его лица лишь подчеркивали грива светлых, как ячменная солома, волос, падавшая ему на плечи, и синие глаза северянина. В его присутствии привычная хижина теперь показалась мальчику еще более убогой и закопченной, чем была раньше.
Если Мордред и сознавал это, то Суле не было до того дела. Богатые одежды и осанка посланца королевы не произвели на нее никакого впечатления: она взглянула на Габрана в упор, как поглядела бы на врага.
— Какие еще обещанья? Габран улыбнулся.
— Только того, что положено иметь каждому мужчине, а Мордред выказал себя таковым или по крайней мере так думает королева. Чашу и блюдо для мяса и орудия труда.
Сула глядела на него в упор, губы ее беззвучно шевелились. Она не спросила королевина посланца, что тот имеет в виду. Не произнесла она и ни одного слова приветствия и гостеприимства, столь естественного для жителей островов.
— Все это у него есть, — сурово отрезала вместо этого она.
— Но не то, что ему полагается, — мягко возразил Габран. — Тебе, как и мне, известно, женщина, что чаша его должна быть украшена серебром и что орудия его — не мотыга и рыболовные снасти, а меч и копье.
Ожиданье и страх перед тем, что должно свершиться, никогда не в силах подготовить человека к наступлению той самой решающей минуты. Словно он пронзил ей грудь копьем. Сула вскинула руки, потом упала на табурет возле стола, уткнувшись лицом в грязный передник.
— Не надо, мама! — вскричал Мордред. — Королева… она рассказала мне… ты сама знаешь, что она мне рассказала! — Потом он горестно воззвал к Габрану: — Я думал, она все знает! Я думал, она поймет.
— Она не понимает. Ты не понимаешь, Сула? Кивок. Женщина начала раскачиваться на табурете, словно в глубоком горе, но с ее уст не сорвалось ни звука.
Мордред колебался. Среди неотесанных и грубоватых жителей островов проявления привязанности были в диковинку. Он подошел к Суле, но ограничился лишь тем, что коснулся ее плеча.
— Мама, королева рассказала мне всю правду. Как вы с отцом забрали меня у капитана, который нашел меня, как вы взялись воспитывать меня как собственного сына. Она рассказала мне, кто я… во всяком случае, кем был мой настоящий отец. И потому теперь она считает, что я должен жить с остальными… с остальными сыновьями короля Лота и прочими вельможами и учиться владеть оружьем.
Сула все еще не могла произнести ни слова. Габран, наблюдавший за ней от двери, даже не шевельнулся.
Мордред попытался снова:
— Мама, ты не могла не знать, что настанет день и мне все расскажут. А теперь я знаю… ты не должна об этом жалеть. Я сам не могу об этом жалеть, должна же ты это понять. Это ничего не меняет, мой дом по-прежнему здесь, и вы с отцом все так же… — Он сглотнул. — Ты же знаешь, вы всегда будете моей семьей, правда, поверь мне! Однажды…
— Да уж, однажды… — сурово оборвала она его.
Передник упал ей на колени. В неверном свете сальной лампы испачканное грязью с передника лицо ее было болезненно бледным. На прислонившегося к стене у двери роскошно одетого Габрана она даже не взглянула. Мордред с мольбой глядел в ее такое родное лицо; во взгляде его сквозили сыновняя любовь и горе, но было в нем что-то, в чем женщина распознала мечтательное возбужденье и честолюбие, и железную решимость идти своей дорогой. Она в глаза не видела Артура, Верховного короля всей Британии, но, глядя на Мордреда, узнавала в мальчике его сына.
— Да уж, однажды, — с тяжелым сердцем повторила она. — Однажды ты вернешься, взрослый и богатый, чтобы одарить золотом тех, кто вскормил тебя. Но сейчас ты пытаешься уверить меня, что ничего не переменилось. Что бы ты сейчас ни говорил, не имеет значенья, кто ты есть…
