Порт-Артур. Том 2 - Степанов Александр Николаевич (бесплатные полные книги TXT) 📗
«Шурка! – мгновенно сообразил он и, приподняв, освободил девушку из петли.
Она не подавала признаков жизни. Блохин осторожно опустил ее на землю и начал делать искусственное дыхание, вспоминая, как его производил фельдшер Мельников. Но Шура не приходила в сознание. Солдату даже показалось, что она начинает холодеть. Испуганный этим, Блохин, подхватив девушку на руки, бросился к офицерскому флигелю и отчаянно застучал в окно Звонарева.
Прапорщик, разбуженный этим грохотом, сначала подумал, что начался общий штурм крепости.
– Вашбродь, Сергей Владимирович, помогите! – вдруг расслышал прапорщик и, схватив костыли, подошел к окну.
– Шурка повесилась до смерти! – крикнул Блохин.
Звонарев распахнул окно и тут только понял, в чем дело.
– Неси ее на крыльцо, я сейчас разбужу доктора и Варю.
Он начал стучать в стенку комнаты, где ночевали сестры Белые. Разбудить Варю было нетрудно. За время болезни Звонарева она привыкла прислушиваться к малейшему шуму в его комнате.
– Тебе плохо, Сереженька? – влетела она, полуодетая, в комнату:
Прапорщик рассказал ей о Шуре, и Варя опрометью бросилась на крыльцо. Через несколько минут девушку привели в сознание и затем перенесли в квартиру фельдфебеля. Варя до утра продежурила около постели подруги и затем сама отвезла ее в Пушкинскую школу. Блохин также отправился с ними.
– Смотри, Ликсандра, не моги больше об этом и думать, – сурово проговорил Блохин на прощанье, грозя девушке пальцем.
– Никогда не предполагала, чтобы такой грубиян, как Блохин, мог проявить столько теплого человеческого чувства, – вечером говорила Варя Звонареву.
– Сердце у него золотое.
Сведения о происходящем на фортах скудно доходили до Утеса, главным образом через Варю, которая чуть ли не каждый день бывала в городе или у себя дома. Иногда забегали солдаты с Залитерной или с батареи литеры Б и сообщали последние известия.
Прапорщик скоро привык к этой солдатской почте и подолгу беседовал с ними.
– Охота вам, образованному человеку, слушать всякий вздор, – удивлялся Андреев. – Ведь солдатские рассказы – на три четверти брехня.
– Но четверть-то правда. В сущности, сейчас Артур держится исключительно солдатами.
– Нижние чины без офицеров – ноль, неорганизованная толпа.
– Офицеры без солдат часто бывают и отрицательными величинами.
– Вы все еще остаетесь штатским человеком. Вам непонятна та простая истина, что только офицеры являются солью армии, носителями ее боевых традиций.
Взволнованный Андреев начинал дергаться, и прапорщик спешил перевести разговор на другие темы.
С утра Варя вместе с сестрой уходила в казармы делать перевязки раненым. Звонарев на костылях ковылял по Утесу, заглядывал на кухню, где верховодил Белоногов, пробовал пищу, затем направлялся на электрическую станцию к Лебедкину. С Родионовым обходил казематы на батарее, где размещались артиллеристы и матросы, и, наконец, просматривал бумаги в канцелярии. Андреев, почти все время больной, предоставлял прапорщику распоряжаться всем по своему усмотрению. К трем часам все собирались на обед в офицерском флигеле.
Батарея почти не стреляла, так как осталось всего около сотни десятидюймовых бомб. Их берегли на случай штурма. На море было пусто. После гибели эскадры японцы отвели свой флот из-под Артура, за исключением небольшого числа мелких сторожевых кораблей. Поэтому на ночь оставались бодрствовать только дежурные, часовые и дневальные, все же остальные погружались в мирный сон. Только глухой грохот канонады на сухопутном фронте да приток свежих раненых напоминали о войне.
Вскоре пришло известие о гибели Назаренко. Старый фельдфебель ехал на катере через пролив, когда упавший вблизи снаряд перевернул катер. Назаренко камнем пошел на дно. Получив известие об этом, Саввична так расстроилась, что заболела и Шуре пришлось вернуться назад и ухаживать за матерью. Девушка сильно осунулась и подурнела. Она избегала заходить даже к Звонареву.
В один из декабрьских дней пришла Акинфиева.
– Наконец-то собралась навестить вас, Сережа! – поздоровалась она. – С Утесом у меня связаны такие тяжелые воспоминания, что яс суеверным ужасом приближалась к нему. Так и кажется, что опять появятся жандармы.
– Теперь их нечего опасаться. Микеладзе давно убрали из Артура, а Познанский чуть жив после тифа, – сообщила Варя.
– Этому можно только порадоваться. Со шпионами они не боролись, а хватали ни в чем не повинных людей, – заметил Звонарев. – Как поживает Андрюша?
– Он защищает третий форт. Говорят, там очень опасно, и я сильно беспокоюсь. Японцы все время атакуют. Оля просила вам кланяться. Она тоже уже ходит на костылях с помощью Борейко и быстро поправляется. Со стороны смешно и трогательно смотреть на эту парочку – колокольня, а рядом с ним блоха.
– Не в этом дело. Их связывает крепкая взаимная любовь, – заметила Варя.
– Как и вас с Сережей, – проговорила Надя.
– Мы с Сережей тоже крепко любим друг друга. Правда? – в упор спросила Варя жениха.
– Как ни странно, а я все же люблю эту ревнивую и колючую особу, – привлек к себе невесту Звонарев.
Глава восьмая
– Прошло больше недели после взрыва форта номер два, и все усилия японцев, атакующих третий форт, пока не привели ни к чему. Это отдаляет час освобождения Артура и кровно затрагивает интересы фирмы «Тифонтай», – с любезной улыбкой на лице проговорил
Шубин, глядя на Фока.
– На войне, увы, много зависит от случайностей. Так, позавчера в момент штурма этого форта рядом оказалась рота моряков, подготовлявшая вторую линию обороны. Она по собственной инициативе приняла участие в отражении атаки, – ответил генерал.
– Надеюсь, ваше превосходительство примет меры, чтобы на будущее время такие случайности не повторялись? Иначе могут пострадать и ваши личные интересы…
– Конечно, конечно. Я убежден, что наш план будет выполнен в намеченные сроки.
Шубин откланялся и вышел. Оставшись один, Фок нервно зашагал по кабинету.
– Эта обезьяна мертвой хваткой держит меня за горло, и я не смею приказать ее повесить, – бурчал он. – С другой стороны, около меня находится этот трус Стессель, которому все время мерещатся виселицы за преждевременную сдачу крепости. Изволь при таких условиях служить!..
Генерал сел за стол и размашистым почерком написал записку Горбатовскому:
«Ввиду сильных разрушений бетонных укрытий на третьем форту прошу ваше превосходительство помнить, что чрезмерно упорная оборона этого пункта поведет лишь к напрасным потерям в людском составе. В настоящее же время в крепости на счету каждый человек. Необходимо возможно больше беречь оставшийся гарнизон».
Письмо было отправлено с конным ординарцем в штаб Восточного фронта.
– Слушай, ребята, повнимательнее – стучит ли японец или нет, – распорядился комендант третьего форта штабс-капитан Булганов. – Как только стук прекратится – беги ко мне с докладом.
Засев в переднем рву, японцы справа и слева от потерны, ведущей в капонир, готовили две минные галереи, намереваясь взорвать бруствер. Чтобы воспрепятствовать этому, русские приступили к контрминным работам, но велись они вяло и неумело. Саперов не было, и рыли землю рядовые стрелки и матросы. Булганов предпочитал отсиживаться в тыловой казарме. Кроме него, на форту находился еще Андрюша Акинфиев со своими «севастопольцами». Лейтенант мало понимал в крепостной войне и ограничивался лишь расстановкой часовых и сооружением ретраншемента в тыловой части дворика.
Вскоре форт начал обстреливаться из крупных орудий. Кроме того, японцы установили в траншеях фортового гласиса минные аппараты и начали засыпать минами внутренний дворик. Стрелки и матросы поспешили укрыться в потерне, но взрывом мины потерна была разрушена. Все находившиеся в ней оказались заживо погребенными.
Акинфиев с матросами кинулись на помощь. Новый взрыв разметал их в стороны. Оглушенный лейтенант вернулся в казарму и взволнованно спросил у Булганова, как можно помочь засыпанным в потерне.