Черный тюльпан (др. изд.) - Дюма Александр (электронная книга .TXT) 📗
Д'Арманталь нашел бедное дитя в страшной тревоге. Бюва, ушедший из дома накануне в половине десятого утра, так и не появлялся. Нанетта уходила справляться о нем в библиотеку и, к своему крайнему изумлению, узнала от его озадаченных собратьев, что достойного чиновника не видели здесь уже пять или шесть дней. Такое нарушение привычек Бюва с несомненностью указывало на близость чрезвычайных событий. С другой стороны, Батильда, заметила накануне, что Рауль охвачен каким-то лихорадочным возбуждением; хотя шевалье и подавлял его с присущей ему силой воли, тем не менее было ясно, что он глубоко взволнован. Словом, к прежним опасениям Батильды присоединились новые тревоги, и она инстинктивно чувствовала, что над ней нависла невидимая, но неминуемая опасность, что с часу на час на нее может обрушиться несчастье.
Но, когда Батильда видела д'Арманталя, все ее былые и вновь возрождающиеся опасения тонули в счастье, которым она наслаждалась в настоящем. Со своей стороны Рауль, как в силу свойственного ему самообладания, так и потому, что испытывал на себе такое же влияние, какое сам оказывал на нее, думал в эти минуты только о Батильде. Однако на этот раз и он и она были так озабочены, что не могла удержаться, чтобы не выразить д'Арманталю своего беспокойства, а ему тем труднее было рассеять его, что отсутствие Бюва связывалось в сознании молодого человека с уже появлявшимися у него подозрениями, которые он все время пытался отогнать.
Тем не менее время, как всегда, прошло быстро, и, когда пробило четыре часа, влюбленным показалось, что они провели вместе всего лишь пять минут. В этот час они обычно расставались. Если Бюва должен был вернуться, то именно к этому времени. Обменявшись тысячью клятв, молодые люди расстались, условившись, что, если с одним из них что-нибудь случится, другой будет тотчас же извещен в любое время дня или ночи.
У двери дома госпожи Дени д'Арманталь встретил аббата Брито. Заседание парламента кончилось; ничего определенного еще не было известно, но распространялись слухи, что приняты ужасные меры. Впрочем, скоро должны были прибыть известия: аббат Бриго условился с маркизом де Помпадур и де Малезье о встрече у д'Арманталя, за которым, как за наименее известным из всех, должны были меньше следить.
Через час пришел маркиз де Помпадур. Он сообщил, что парламент, вначале желавший воспротивиться регенту, всецело подчинился его воле. Письма короля Испании были зачитаны и обсуждены.
Было решено, что немедленно после принцев крови соберутся на совещание герцоги и пэры. Незаконнорожденные принцы лишались всех своих почетных преимуществ и приравнивались к пэрам. Наконец, герцог дю Мен терял звание главного интенданта воспитания короля, которое переходило к герцогу Бурбонскому. Только граф де Тулуз, в порядке исключения, пожизненно сохранил свои привилегии.
Затем пришел Малезье, только что покинувший герцогиню. Еще не кончилось заседание парламента, а ей уже предложили оставить ее апартаменты в Тюильри, которые отныне принадлежали герцогу Бурбонскому. Такое оскорбление, как это легко понять, вывело из себя надменную внучку великого Конде. Ее охватил такой гнев, что она собственноручно разбила все свои зеркала и приказала выбросить мебель из окна, а после этого села в карету и уехала, послав Лаваля в Рамбуйе, чтобы побудить герцога дю Мея к какому-либо энергичному демаршу, и поручив Малезье созвать в ту же ночь всех ее друзей в Арсенал.
Помпадур и Бриго запротестовали, указывая на неосторожность такого шага. За герцогиней, без всякого сомнения, следили. Собраться в Арсенале в тот самый день, когда она была так раздражена, что, вероятно, ни для кого не составляло тайны, значило серьезно скомпрометировать себя. Помпадур и Бриго высказались за то, чтобы умолять ее высочество выбрать для встречи другой день и другое место. Малезье и д'Арманталь также видели неосторожность шага, предпринятого герцогиней дю Мен, и связанную с ним опасность. Однако оба они, один из преданности герцогине, другой — из чувства долга, считали, что если приказ опасен, то повиноваться ему тем более является делом чести.
Обмен мнениями, как это всегда бывает при подобных обстоятельствах, начинал переходить в горячий спор, когда послышались шаги двух человек, поднимавшихся по лестнице.
Так как три заговорщика, условившиеся встретиться у д'Арманталя, уже собрались, аббат Бриго, всегда державшийся начеку и первым услышавший шум, поднес палец к губам, чтобы призвать своих собеседников к молчанию.
Тогда стало явственно слышно, как шаги приближаются. Затем донесся тихий шепот, как будто два человека о чем-то советовались. Наконец дверь открылась, и в комнату вошли солдат французской гвардии и гризетка.
Гвардеец оказался бароном де Валеф.
Когда же гризетка откинула черную накидку, закрывавшую ее лицо, заговорщики узнали в ней герцогиню дю Мен.
IV. ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛАГАЕТ
— Ваше высочество здесь! Ваше высочество у меня! — вскричал д'Арманталь. — Чем заслужил я такую честь?
— Настал момент, шевалье, — сказала герцогиня, — когда мы должны показать нашим людям, что действительно уважаем их. К тому же никто не сможет сказать, что друзья герцогини дю Мен подвергают себя опасности ради нее, а она остается в стороне. Слава Богу, я внучка великого Конде и чувствую, что ни в чем не посрамлю моего деда.
— Вы вдвойне желанный гость, ваше высочество, — сказал маркиз де Помпадур, — потому что выводите нас из большого затруднения. При всей нашей готовности повиноваться вашим приказам, мы колебались при мысли о том, с какой опасностью сопряжено подобное собрание в Арсенале сейчас, когда полиция не спускает с вас глаз.
— И я подумала о том же, маркиз. Поэтому, вместо того чтобы ждать вас, я решила прийти к вам. Меня сопровождал барон. Я приказала отвезти меня к графине де Шавиньи, подруге де Лонэ, которая живет на улице Май. Там мы послали людей за этим платьем, переоделись и, так как мы находились в двух шагах отсюда, отправились к вам пешком, и вот мы здесь. Мессир д'Аржансон будет, право, очень хитер, если узнает нас в этом наряде.
— Я с удовольствием вижу, ваше высочество, — сказал Малезье, — что события этого ужасного дня отнюдь не повергли вас в уныние.
— Меня, Малезье? Надеюсь, вы меня знаете достаточно хорошо, чтобы ни минуты не опасаться этого. В уныние! Напротив, я никогда не чувствовала в себе столько сил и такую волю! Ах, почему я не мужчина!
— Приказывайте, ваше высочество, — сказал д'Арманталь, — и все, что вы сделали бы, если бы могли действовать сами, мы сделаем за вас.
— Нет, нет. То, что сделала бы я, для других невозможно.
— Нет ничего невозможного, сударыня, для пяти человек, преданных вам, как мы. К тому же в наших собственных интересах действовать быстро и решительно. Не надо думать, что регент на этом остановится. Послезавтра, завтра, может быть, даже сегодня вечером мы все будем арестованы. Дюбуа утверждает, что бумага, которую он выхватил из огня у принца де Селламаре не что иное, как список заговорщиков. Если это так, ему известны наши имена. Значит, сейчас над головой каждого из нас висит дамоклов меч. Не будем ждать, пока оборвется нить, на которой он подвешен, а схватим его и сами нанесем удар.
— Нанесем удар, но куда и каким образом? — спросил аббат Бриго. — Этот злосчастный парламент опрокинул все наши предположения. Разве мы приняли надлежащие меры, разве у нас есть определенный план?
— Ах, лучший план, суливший наибольшие шансы на успех, это тот, который мы наметили первоначально, — сказал Помпадур. — Ведь если бы его не погубило неслыханное стечение обстоятельств, он был бы осуществлен.
— Что ж, если план был хорош, то он таким и останется, — сказал де Валеф. — Вернемся же к нему.
— Да, но, когда этот план потерпел неудачу, он стал известен регенту, и тот теперь держится настороже, — заметил Малезье.
— Напротив, — возразил Помпадур, — прежний план имеет то преимущество, что регент и его приспешники думают, будто мы оставили его, раз он не увенчался успехом.
