Оглашению не подлежит - Морозов Дмитрий Платонович (читаем книги бесплатно .TXT) 📗
Борис не решился забежать по дороге домой, чтобы сказать Вере о новом задании. “Это какой?нибудь связной от Говорухина или Назарова”, – подумал он.
У старого дебаркадера, стоявшего у высокого берега Дона, на откосе, с которого тысячи ног стерли даже признаки какой?нибудь растительности, толпилось множество народу. Картина была обычная для того времени.
Борис не без труда пробился к будке с покосившейся и полинявшей от дождей и солнца вывеской “Касса”. Рядом с кассой Борис заметил нужного ему человека. Его трудно было не заметить. Рослый, плечистый, с ярко?голубыми глазами, он выделялся в толпе каким?то особым, брезгливо презрительным выражением, не сходившим с его лица.
– Когда пойдет пароход до Константиновской? – спросил у него Борис.
– До Константиновской не ходит третий день, – ответил голубоглазый. Он поднял с земли серую холщовую котомку, в руках у него был потертый и выгоревший пиджак.
– Идемте, я вас провожу, – сказал Борис. “А котомка у него тяжеловата”, – подумал он.
Они вышли на набережную, где вдоль парапета тянулся ряд скамеек. Отсчитав четвертую с края, Борис пригласил гостя присесть.
– Здесь! – сказал он.
– Что здесь? – спросил приезжий.
– Имейте терпение, узнаете, – ответил Борис.
Гость посмотрел на него внимательно, но, ничего не сказав, присел на скамейку. Он положил рядом котомку и принялся скручивать самокрутку. “Табачок турецкий”, – заметил Борис. Он хотел было сказать что?нибудь на этот счет, но в следующую секунду замер: прямо по направлению к ним по набережной шел Павел Миронов. Он поравнялся с ними как раз в тот момент, когда приезжий, щелкнув зажигалкой, прикуривал.
– Прощенья просим, – галантно сказал Павел, – позвольте прикурить.
Борис чувствовал огромное напряжение. Зачем здесь Миронов? Что он собирается делать?
– Благодарю?с, – сказал Павел и, даже не взглянув на Бориса, пошел по набережной дальше.
Приезжий пристально смотрел ему вслед.
– Мне кажется, – сказал он, – я сегодня видел этого человека на вокзале.
– Они все одинаковые, – небрежно ответил Борис.
– Кто это – они?
– Спекулянты.
– Откуда вы знаете, что это спекулянт?
– А у кого могут быть такие папиросы, вы заметили? Потом одежда.
Гость снова успокоился. В голове у Бориса уже шла напряженная работа. Это связной. Скорее всего из?за кордона. Павел появился для того, чтобы дать знать мне, что они уже засекли его, чтобы я не делал лишних шагов. Размышления его были прерваны появлением Ухтомского. Как обычно при встречах со связными, Борис встал и отошел в сторону. На соседнюю скамейку присели подошедшие два человека из команды Новохатко. Князь и приезжий сидели лицом к реке, на некотором расстоянии друг от друга, со стороны не было даже заметно, что они разговаривают.
Борис занял скамейку с другой стороны. Как он ни напрягал слух, ему не удалось разобрать ни слона из разговора князя с гостем.
Разговор продолжался больше получаса. Наконец приезжий встал, едва заметно поклонился князю и, подхватив на плечо свой потрепанный пиджачок, ушел. Тяжелая котомка осталась лежать на скамейке. Когда гость скрылся в улице, Ухтомский, захватив котомку, подошел к Борису. Он был взволнован.
– Могу вас поздравить, Борис Александрович, – тихо сказал он, – выступление назначается на 23 июля. Нам необходимо срочно известить об этом отряды.
– Этот человек от барона Врангеля? – спросил Борис.
– Да, он из Софии, – князь передал котомку Бахареву, – несите, она что?то тяжеловата.
Вечером в штабе состоялось экстренное совещание. Собрались руководящие члены организации в городе и представители из отрядов. Именно это последнее обстоятельство удержало Зявкина и Николаева на месте. В этом случае можно было бы наверняка ожидать немедленного выступления казачьих отрядов, остановить которое потом можно было бы только силой.
На совещании Ухтомский дал распоряжение Борису огласить приказ по “Армии спасения России”.
Начальником южного мобилизационного административного округа назначался полковник Назаров, ему же вверялось и командование всеми вооруженными силами округа.
На совещании было решено, что Новохатко с командой своих “боевиков” будет полностью отвечать за ликвидацию в городе руководящих партийных работников.
Участники совещания расходились, как всегда, по одному. Последними остались Бахарев, Беленков и Филатов, которого князь попросил задержаться. В углу на правах хозяина дома сидел Новохатко.
– Все мы здесь, господа, друг другу доверяем, поэтому я хотел бы сказать вам об одной неприятности. Посланник Петра Николаевича, с которым я встречался сегодня, сообщил мне, что сведения о нашем штабе попадают в руки англичан каким?то образом помимо нас. Необходимо это обстоятельство устранить. Нам это крайне невыгодно, – сказал Ухтомский.
Филатов и Новохатко, не сговариваясь, вместе посмотрели на Беленкова. Тот сидел как ни в чем не бывало.
– Будет исполнено, ваше высокопревосходительство, – тихо, но внушительно проговорил Новохатко к снова посмотрел на Беленкова.
– Теперь о вашем задании, есаул, – сказал Ухтомский. – Вместе с корнетом Бахаревым вам поручается нападение на тюрьму. Подберите себе людей сами. Я слышал, что у корнета есть знакомства среди служащих там охранников. Мы получили некоторые ассигнования и могли бы действовать не только оружием…
Борис вспомнил о тяжелой котомке, оставленной сегодня приезжим. Значит, там были деньги, возможно, золото, подумал он.
– Это облегчило бы нашу задачу, – улыбаясь, ответил генералу корнет Бахарев.
В ту же ночь в здании на Большой Садовой совещались и чекисты. Сведения, сообщенные Борисом, полностью подтверждались другими данными и сообщениями Москвы.
Была, наконец, обнаружена и линия связи с Врангелем. Еще несколько дней назад, когда полковник Васильковский сошел в Новороссийске с небольшого греческого судна “Апостолис”, он был взят под наблюдение советской контрразведкой. Чекисты не знали, куда и к кому именно явился этот курьер из Софии. Но когда на пристани в Ростове его встретил Бахарев, все стало ясным. Задерживать Васильковского пока не стали, надо было узнать, с кем он еще захочет встретиться.
Итак, все было готово к ликвидации подполья в Ростове. Но, как это часто бывает, всего предусмотреть было невозможно.
17. Я изменяю внешность
Поручик Милашевский этой ночью снова не спал в своей одиночной камере. Он прислушивался к тишине тюрьмы. У него не оставалось никаких сомнений в том, что в организацию проник агент красных и что этот агент – есаул Филатов. После побега Филатова оставалось много неясного. За долгие часы одиночества у поручика было время подумать и сопоставить факты, вспоминая случайно сказанные фразы и события последних месяцев. Вначале его подозрения распространились и на корнета Бахарева. Но затем он отверг их. Чекисты на допросах очень много спрашивали о Бахареве, в то время как о Филатове им было все известно. Потом Милашевский вспомнил разницу в поведении Бахарева и Филатова во время проверки у Говорухина. Корнет схватился за гранату, а Филатов что?то мямлил.
“Дело было так, – думал поручик. – По просьбе Галкиной Бахарев пытался спасти Филатова, а чекисты, завербовав есаула, помогли ему бежать”.
Потом пришли другие мысли. Допустим, красные сейчас не расстреляют его, учтут чистосердечные признания. Ну, а если произойдет переворот? Тогда вся вина за нынешний провал организации падет на него. И уж врангелевская контрразведка не простит ему его показаний.
Что же делать? Эта мысль не оставляла Милашевского даже во сне. Утаив на допросе и карандаш, он написал записку Беленкову. В ней было всего две фразы, написанных примитивным шифром, которому научил его когда?то полковник: “Нахожусь в тюрьме. Есаул Филатов – предатель. Милашевский”. Уже четвертую ночь он вел осторожные переговоры с конвойным Кармановым, который, как казалось поручику, готов был выполнить его поручение.
