Икар - Васкес-Фигероа Альберто (читать лучшие читаемые книги .TXT) 📗
— Вы хотите сказать, что у него извращенные наклонности?
— Да уж, извращался он всяко: кого к стене, кого к двери, — когда ему приспичит.
— Но ведь в Англии его считают героем!.. — возмутился МакКрэкен. — Величают Лоуренсом Аравийским, Повелителем Пустыни.
— Этого никто не отрицает, — согласился собеседник. — Мужик он крутой. Беда только в том, что мужское достоинство не дает ему покоя.
— Какое разочарование!
— Почему же? — хмыкнул американец. — Его послали в пустыню трахать турок, и он действительно так или иначе потрахал их немало.
— Вы ничего не воспринимаете серьезно.
— И слава богу! — парировал Эйнджел. — Представляете, если бы я серьезно отнесся к тому, что сижу тут посреди реки, в которой того и жди поднимется вода, неподалеку, возможно, рыщут дикари, готовясь съесть меня на полдник, а один шотландец, который клянется, будто знает, где в этих диких краях спрятано сказочное сокровище, составляет мне компанию. — Он вновь засмеялся. — Можно было бы с ума сойти, верно?
— Вы правы.
— Вот так-то!.. Сожалею, что открыл вам глаза на вашего кумира, но этому — открывать глаза людям — он посвятил большую часть своего времени, что вовсе не мешает вам и дальше им восхищаться. Он великий полководец и единственный человек из тех, кого я знал, кто не теряет самообладания, когда снаряды рвутся в трех метрах. Порой мне кажется, что в конце войны ему хотелось, чтобы его убили.
— Откуда у вас такая нелепая мысль? — живо поинтересовался шотландец.
— Понял по его поведению. Он потерял интерес ко всему, словно понимал, что с наступлением мира больше не будет Лоуренсом Аравийским, который знался с королями и принцами, и превратится в простого отставника, бывшего полковника, рыщущего по лондонскому Сохо в поисках сговорчивых мальчиков. О нем ведь и правда уже почти перестали говорить. Не помню, кто сказал: «Война пожирает трусов, мир — героев», но зачастую это так и есть.
— Вот вы во время войны были героем, а я что-то не вижу, чтобы мир вас проглотил, — заметил МакКрэкен. — Все по-прежнему считают вас Королем Неба.
— Ну, не таким уж я был героем и не такой уж я «король». Просто не сумел адаптироваться и предпочитаю взирать на мир сверху — возможно, потому что здесь, внизу, он кажется мне слишком сложным. — Он показал трубкой на реку. — И раз уж речь зашла о сложностях… боюсь, вода начала прибывать.
— Шутите!
— Это вы реке скажите. Десять минут назад вода не доходила до этой ветки, а сейчас она уже плавает.
— И что мы можем сделать?
— Ничего.
— Ничего? — возмутился пассажир.
— Именно! — настаивал американец. — Это как раз тот случай, когда пилот не в силах что-то сделать, ему остается только принять все, как есть. Если ты решил летать, то должен сознавать, что тобой всегда будут управлять стихии. — Он сокрушенно развел руками. — Если реке вздумалось унести самолет… пускай уносит! Главное, сохранить свою шкуру и копить деньги на новый самолет.
— Странная философия для человека действия!
— Послушайте… — не выдержал собеседник. — Однажды недалеко от Вердена мне навстречу вылетели шесть «Фоккеров», которыми управляли новички. Я понял, что способен сбить двоих, может, троих из них, но в итоге они меня разделают под орех. Я бросился в пике, кое-как приземлился и побежал прятаться в окоп. Эти мерзавцы превратили мой самолет в кучу пепла, однако через месяц мы на пару с Бобом Моррисоном с ними разобрались. А как поступили бы вы?
— Кинулся бы в окоп.
— То-то же! Так что сидите и наблюдайте за тем, как уровень воды поднимается, и молите Бога, чтобы не больше, чем на пару метров.
Вечерело, с запада надвигались новые тучи, вдали сверкали молнии, за которыми с рабской покорностью следовали раскаты грома, и великолепная сельва по берегам реки быстро утратила свои яркие краски и превратилась в серое пятно, которое даже не выделялось на сером, более пепельном, фоне сумрачного неба.
Великая Саванна казалась унылой и печальной, как никогда.
Далекие тепуи оказались стертыми с горизонта низкими ватными облаками.
Белые цапли и красные ибисы дремали среди жасминов и водяных лилий.
Одни лишь утки, черные утки, летали совсем низко, касаясь крыльями поверхности реки, и время от времени ныряли с неподражаемой грацией.
Наступила ночь. Спешно, словно щелкнула пальцами, требуя уступить ей место, бесцеремонно прогоняя последние замешкавшиеся огни.
Прорычал первый ягуар.
Вода лизала колеса старого биплана.
Темнота стерла все различия.
Больше не было ни сельвы, ни реки, ни самолета, ни людей, ожидавших своей участи.
Только темнота и тихий дождик, без устали бубнивший свою монотонную песенку.
Люди погрузились в размышления.
Наконец один из них заметил:
— У меня задница намокла.
— Значит, вода продолжает прибывать. Будет лучше залезть в самолет.
Так они и поступили, однако вскоре стало ясно, что глаз сомкнуть все равно не удастся: в любой момент течение могло унести их вниз по реке.
Ни одной звезды.
Никакого намека на луну.
Одни лишь низкие тучи.
Спустя час Джон МакКрэкен спросил, словно именно это сейчас особенно его занимало:
— А что вы будете делать, если однажды надумаете жениться? Полагаете, что какая-то женщина согласится терпеть ваш образ жизни?
— Полагаю, что нет, — донеслось из темноты. — Но я не думаю, что когда-нибудь женюсь.
— Почему?
— Потому что я уже несколько лет влюблен в женщину, о которой мне ничего не известно.
— Что вы хотите этим сказать?
— То, что сказал: что мне ничего не известно. — Король Неба сделал долгую паузу и добавил изменившимся голосом: — Неизвестно, как ее звали, где она жила, какой была национальности, красавица или уродина, блондинка или шатенка.
— Вы что, меня разыгрываете? — возмутился шотландец.
— Вовсе нет! — возразил невидимый собеседник. — Эта женщина снится мне каждую ночь, я желаю ее каждую секунду и отдал бы полжизни, чтобы провести с ней хотя бы час, но даже не знаю, как она выглядит.
— Да объясните же, пожалуйста!
Воцарилось долгое молчание: очевидно, Джимми Эйнджел обдумывал, стоит ли рассказывать свою историю или нет, но потом, похоже, все-таки решился.
— Да чего уж там! — воскликнул он. — В конце концов сегодня тоже необычная ночь… — Он собрался с духом и наконец начал: — Это случилось четыре года назад. Немцы вовсю начали наступать, и высшее командование предпочло потерять самолеты, но спасти пилотов, поэтому нас посадили в санитарные машины, которые ехали в тыл. — Он тихо засмеялся. — Они были набиты ранеными и медсестрами, так что одной пришлось сесть мне на колени. Темень была непроглядная, и я не видел ее лица, даже голоса не слышал. Знаю только, что у нее было красивое тело… — Он вновь замолчал. Король Неба ушел в воспоминания, но потом все же продолжил: — Дорога была проселочная, вся в рытвинах… Падали снаряды, внутри машины царил страх, духота и разило смертью. И тут, спустя какое-то время, я почувствовал, что из-за того, что нас все время подбрасывает, от соприкосновения с упругими, идеально округлыми ягодицами, я начал возбуждаться. И понял, что она тоже возбудилась. Я робко погладил ее грудь, завернул подол и проник в нее. Это было что-то невероятное! Я почувствовал, что она испытывает все большее наслаждение и постанывает, ее приглушенные стоны сливались с жалобами раненых и криками ужаса. И с каждым накатом она изливала на меня теплую жидкость, которая текла по моим бедрам. Машину все подбрасывало и подбрасывало, однако я сдерживал себя, потому что от сознания, что я дарю ей такое блаженство, мне было так хорошо, что я забывал о самом себе.
Пилот вновь замолчал. Он глубоко дышал; пассажир сидел с закрытыми глазами, пытаясь представить себе описанную сцену.
— Это длилось почти час… — наконец продолжил американец. — Можете поверить? Долгий и чудесный час: в глухую ночь, в разгар боя, в окружении раненых, а может, и умирающих, я возносился в рай, закусывая губы всякий раз, когда чувствовал, как она изливается на меня. И когда все-таки кончил, я был как мертвый, но так и оставался внутри нее, а она продолжала издавать стоны, пока неожиданно не распахнулась дверца, и пилотам пришлось покинуть машину.
