Священник в 1839 году - Верн Жюль Габриэль (библиотека книг .txt) 📗
— Нет! Взгляните вот туда: женщина зовет на помощь, ветер повалил хижину.
— Да это же они! Остановитесь! Бежим скорее. Ваш инструмент, доктор! Идемте же!
— Иду, иду!
Путешественники поспешили выйти из повозки и бросились к месту происшествия.
Это была хижина Матюрена Эрве.
— О, месье! — кричала Жанна. — Мой отец! Моя мама! Маргерит! Они погребены под развалинами!
И несчастная девушка зарыдала, заламывая окровавленные руки. Лицо ее представляло собой сплошной фиолетовый синяк.
— А что с вашими братьями?
— Они побежали за помощью. Ах! Месье, я сойду с ума! Разве под таким завалом можно выжить? Месье, ради Бога, спасите моих родителей! — Она металась между доктором и Дорбеем, потом снова кидалась растаскивать слишком тяжелые для девичьих рук камни. — Ах, месье! Я с братьями вышла из дому, когда порывы ветра стали нестерпимы. Мы надеялись хоть немного залатать щели в стене. Отец очень мерз. И в эту минуту все рухнуло. Помогите мне, месье, помогите!
Пьер и Жан вернулись одни. Горе немилосердно. Остальным в округе тоже досталось, и никто не согласился помочь беднягам. Заметив двоих мужчин, мальчики припустили что есть мочи. Робкая надежда вернулась к ним.
— Давайте вместе, месье, — предложил Жан. — Вчетвером мы, возможно, добьемся успеха. Сестра, отойди, ты устала. Отдохни.
Все четверо принялись за работу. К делу надо было подходить с умом. Главное — не допустить, чтобы обвалились основные опорные балки. Они сильно покосились, и одно неосторожное движение привело бы к тому, что несчастные оказались бы заживо замурованными, если, конечно, они вообще еще живы. Двое стариков и крошка Маргерит находились под развалинами уже часа четыре.
Камни начали разбирать с той стороны, где находилась дверь. Ветер дул прямо в эту стену, она накренилась, да так, что едва державшаяся крыша согнулась, словно ивовый прут, как раз над тем местом, где стояла кровать Матюрена Эрве; между полом и прогнувшейся крышей, таким образом, получился спасительный зазор.
Надо было приложить немало сил и терпения, чтобы не подтолкнуть стену и не придавить очутившихся в страшном заточении. В дело пошли бревна, доски — все, чем можно подпереть крышу. Как только с этим было покончено, начали разбирать валуны.
Жанна, обессилев от работы и горя, упала к подножию огромного дерева, да так и осталась лежать на земле. Жан трудился изо всех сил, Пьер старался не отставать от брата. Изнутри не раздавалось ни крика, ни стона, ни вздоха. Развалины хранили зловещую тишину. Ни признака жизни. Становилось как-то не по себе.
Между тем, чем дальше продвигалась работа, тем тревожнее было на душе. В любую минуту могли наткнуться на мертвые тела, изуродованные и окровавленные. Каждый камень, что вынимали и бросали в сторону, всей своей тяжестью ложился на сердце несчастных детей. Надежда сменялась отчаянием, ведь неизвестность все же легче, чем страшная правда.
— Доктор, — проговорил месье Дорбей, с трудом разогнув спину, — для начала необходимо вытащить Матюрена Эрве. Рана столь серьезна, что не даст ему пошевельнуться. Но надо быть очень, очень осторожными. Одно неверное движение, и мы размозжим ему голову.
То, что некогда представляло собой стену, крышу, несущую конструкцию, превратилось ныне в бесформенного монстра, грозящего бедой. И все же удалось приподнять его на деревянных балках. Теперь нужно было расчищать дальше. Работа прямо ювелирная. Один толчок — и Матюрену конец. Однако судьба сжалилась над несчастными, и все окончилось благополучно.
Матюрен чудом не пострадал. Раздавшийся снаружи шум вывел его из забытья. Мертвенно-бледный, он приподнялся на локтях и смотрел перед собой безумными глазами.
— Отец, — вскричала Жанна, — отец! — Она бросилась к нему.
Крик дочери вывел старика из оцепенения. Он расслабился, слезы ручьями текли из глаз: ему стало легче.
— Дети мои, где я? Ах! Вспоминаю, это ужасно. С вами все в порядке? А где жена? Маргерит?
— Успокойся, отец, сейчас мы все узнаем. Не волнуйся. Тот самый господин, что был у нас вчера, привез доктора. Да! Умоляю, не плачь, ты разрываешь мне сердце.
Матюрена вынесли вместе с кроватью. И хотя двигаться старались как можно осторожнее, эта операция доставила ему невыносимые страдания.
Доктор Тюрпен тут же осмотрел больную ногу, не обнаружив серьезных повреждений, чем снял камень с души детей. Однако они не долго радовались. Надо было вызволять остальных. Им, должно быть, не так повезло, ведь там, где находились Катрин и Маргерит, не оставалось пространства под обломками. Наверное, они погибли.
И снова началась тяжелая работа. Камни, доски, толстые бревна переходили из рук в руки в полной тишине. И вот добрались до тела Маргерит, несчастной трехлетней крошки. Ей проломило голову, раздробило руки и ноги. Девочка уже не дышала…
Старик заплакал. Горько видеть, когда плачет отец. Слезы матери понятны и естественны. Ветер срывает бутон, буря ломает стебель, горе сгибает и изматывает женщину. Но когда падает духом мужчина, значит, пронеслась слишком сильная буря.
Увидев обезображенное тельце сестренки, Жанна опустилась на колени и замерла, словно мертвая. Все оборвалось внутри, душа превратилась в одну кровоточащую рану. Но девушке суждено было изведать еще большее горе.
Вскоре извлекли из-под обломков тело Катрин. Она тоже была мертва. Равнодушие и бездеятельность сыграли с ней злую шутку. Будь она поактивнее, не сдайся сразу, она могла бы спастись.
Матюрен, увидев труп жены, внезапно перестал плакать. Он разглядывал Катрин затуманенными, сухими, как бы не видящими глазами. Взгляд его стал свирепым. Но вскоре он уже опять плакал, осознав свою потерю. Конечно, Катрин не принесла ему счастья, он только терпел ее рядом. Но смерть стирает недостатки, которых так много видишь при жизни. Когда человек, близкий человек умирает, в памяти сохраняется лишь хорошее, и родные плачут о безвозвратном счастье.
Жанна потеряла сознание.
Жан и Пьер были совершенно ошеломлены. Для молодых, неокрепших душ подобные испытания невыносимы. Мальчики припоминали, как еще вчера мечтали о будущем, надеясь на лучшее. Вчерашняя радость, общее оживление. А что же сегодня?.. Воспоминания о недавнем веселье заставляли страдать неизмеримо сильнее!
Удручающая картина. На первом плане — Жан и Пьер, взявшись за руки и опустив глаза. Потерявшая сознание Жанна, доктор на коленях рядом с ней, а поодаль Матюрен Эрве на своей кровати да склоненный над ним месье Дорбей; в стороне, в сумерках — изуродованные тела женщины и ребенка…
— Дорбей, — сказал доктор, — эти двое мертвых, им уже ничем не поможешь. Двое остальных, — он указал на Жанну и старика, — в плачевном состоянии. Нужно как можно скорее увезти их отсюда.
— А как же мертвые?
— Месье, — вмешался Жан, еле сдерживая плач, — похороним мать и сестренку там, где они провели всю свою жизнь. На пышную церемонию надеяться не приходится. Мы возьмем все на себя. Пойдем, Пьер.
Вооружившись лопатами, юноши принялись рыть могилу. Что может быть страшнее подобной картины? Все молчали, лишь слышался стук лопат о камни. Этот погребальный звук болью отдавался в сердцах присутствующих. Рыть было легко. Казалось, земля, с радостью и нетерпением принимает предназначенные ей жертвы.
Наконец могилу выкопали. Тела положили вместе и забросали землей. Поставили деревянный крест. Вот и все.
Поднявшись с колен, Жан и Пьер помогли погрузить сестру и отца в повозку.
Месяц спустя Жанна и Матюрен были устроены, Жан отправился к кюре Сен-Мишеля, а Пьер — в семинарию.
