Тени пустыни - Шевердин Михаил Иванович (чтение книг .TXT) 📗
И едва в штурвальной появился заспанный лоцман, Зуфар скатился по трапу и в несколько прыжков оказался на носу парохода рядом с капитаном Непесом. Но персиянки уже не было. Она исчезла, растаяла.
— Кто такая? Кто она?
— Слушай, сынок, меня внимательно, — сказал, оглянувшись, капитан Непес. — Посмотри вон туда… Левее, еще левее, видишь над камышом верхушки черных юрт?
— Это аул Ак Терек.
— Правильно… Ты, сынок, не забыл реки. Слушай. Сколько от Ак Терека до Соленого бугра? Тридцать верст. Напротив Соленого бугра мы бросим якорь… Я тебе дам шлюпку… Поедешь к берегу. Там тебя будут ждать.
— Кто?
— Не наше дело. В шлюпке отвезешь одну женщину.
Зуфар вспыхнул.
— Ее?
— Да.
— Нет. Не повезу…
— Слушай меня…
— Не повезу!.. Эта женщина хочет убежать…
Растерянно хмыкнув, капитан Непес снял свою форменную фуражку и вытер гладко бритую голову большим платком.
— Нет, — сказал он, подумав, — у нее письмо к председателю аульного Совета… В письме сказано, что она жена фельдшера–азербайджанца… Как его?.. Там и фамилия написана… Письмо из Ашхабада… С печатью…
— Ну и что же? Мало ли писем бывает.
— Я дам три гудка, ее муж ждет на берегу. Она тебе заплатит.
— На кой черт мне ее деньги!.. Она явно шпионка…
Зуфар чуть не сказал: «Я видел ее в Персии», но удержался. Где–то в памяти вдруг возникло и исчезло искаженное мукой лицо Лизы, и он замолчал.
— Чепуху, сынок, мелешь. Подожди, я ее позову.
Но привел он персиянку не скоро. Видимо, он долго ее уговаривал. Женщина совсем закрыла лицо черной вуалью. Оставила только глаза, красивые злые глаза. Они пристально смотрели прямо в лицо Зуфару, и он невольно отвел взгляд в сторону.
Молчание прервал капитан Непес. Он заговорил первым:
— Вот он отвезет вас, ханум, к берегу… Я дам три гудка… И он отвезет вас… Деньги отдадите ему.
Не успел Зуфар сказать слова, как персиянка заговорила. Звонкий, чистый ее голос звучал решительно и твердо:
— С ним я не поеду.
— Почему? — удивился Непес. Он нахмурил густейшие брови. Ему все больше не нравилась эта история. И если бы не письмо, которое ему показала эта странная жена фельдшера–азербайджанца, официальное письмо, со всеми необходимыми подписями и печатью, наверно, он не стал бы возиться с какой–то подозрительной пассажиркой. — Товарищ, — сказал он, обращаясь к персиянке, — почему? Он мой штурман. Он человек надежный.
— Я не поеду с ним…
Зуфар рассердился:
— Вы мне не верите?
— Да.
— Но почему же?
— А что вы делали в Мешхеде?
Зуфар покраснел. Но тут голос откуда–то сверху прокричал:
— Катер по левому борту! Семафор!
Невольно Зуфар посмотрел вверх. Кричал наблюдающий с мачты. Когда штурман обернулся, Настя–ханум, стуча тонкими венскими каблучками, быстро шла прочь по палубе.
Непес схватился за бинокль.
— Петр Кузьмич! Он! Комендант сигналит, приказывает приготовить концы, хочет причалить.
Зуфару сделалось не по себе. И если Настя–ханум, превратившаяся в персиянку, задает такие вопросы, какие же вопросы задаст ему, Зуфару, комендант пограничной заставы, всевидящий, всезнающий Петр Кузьмич?
Но Петр Кузьмич не задавал никаких вопросов. Он молча выслушал торопливый рассказ Зуфара и повернулся к капитану Непесу:
— Где она?
— Пройдем, — сказал, поздоровавшись, капитан Непес.
Они пошли в каюту, и Зуфар поплелся за ними. Его не впустили. Но весь разговор он слышал, по крайней мере с середины.
— Прошу, умоляю… — говорила персиянка на этот раз на чистом русском языке.
— Вам придется пожить в Керках, пока на той стороне выяснится…
— Но вы же читали письмо… и мои документы.
— Поймите, гражданка… это невозможно.
— Умоляю… В Герате мой муж.
— Знаю.
— Мужа могут увезти каждую минуту в Кабул.
— И все же…
— Вы не человек, вы… вы…
Она заплакала. Громкие всхлипывания доносились явственно из каюты.
— Я… я не знаю, что с ним, — бормотала Настя–ханум.
— Кхм… кхм… — Петр Кузьмич усиленно кашлял. Что–то проговорил капитан Непес. Кажется, он просил за молодую женщину. Петр Кузьмич резко что–то ответил, и старик вышел в узенький коридор. Подталкивая Зуфара, он поднялся с ним на палубу и глубоко вдохнул вечерний воздух.
Почти тотчас же на палубе появился Петр Кузьмич. Он посмотрел на реку, на пароход.
— Где сатана не пройдет, туда жену пошлет, — вдруг вслух проговорил он, — вот дьявольщина… Слезы… Терпеть не могу хныканья… бабы… Отец, — повернулся он к Непесу, — хочу сказать вам одну вещь. Вам, капитану, надо знать. В Балх приехала пограничная комиссия Мамед Якуб–хана… из Кабула… Впрочем, не в этом суть. По неизвестным причинам все пограничные посты, противолежащие нашей комендатуре, сняты. На аму–дарьинских переправах ни одного афганского солдата… Небольшие дозоры объезжают дорогу Андхой — Ширинкую… Во главе дозора какой–то мулла Сапар Шайтан… За свой счет содержит сотню стражников… Но не очень признает власти. А своих сыновей отказался послать в Кабул учиться. К этому мулле Шайтану приехал какой–то узбек из Герата… Прежде всего подарил Шайтану две тысячи рупий. Ждет какую–то женщину… со стороны Аму–Дарьи… Вы плаваете вдоль берегов. Вам надо знать, а? Как вы думаете, отец?
Капитан Непес испытующе поглядел на Петра Кузьмича, но в его светлых глазах ничего не увидел, потому что тот, сощурившись, принялся разглядывать Зуфара.
— Так это и есть… прославленный агитатор, друг Джунаид–хана?
В голосе Петра Кузьмича слышались иронические нотки.
— Это Зуфар, штурман, — буркнул Непес. Он все еще дулся на Петра Кузьмича.
— Я не друг Джунаида, я… — возмутился Зуфар.
— Да, да, знаем… И про Овез Гельды знаем, и про Хорасан знаем, и про колодцы… и как порвал поповское воззвание. Все знаем… И про то, что сто хозяйств Сеид Батура махнули за границу и увели из–под носа десять тысяч баранов, и про то, что и Анагельды, и Дурды Клыч, и Ханятим, и прочая, и прочая после совещания и агитации товарища штурмана на колодцах Джаарджик сбежали за рубеж и что не исключено создание там нового байского кулака для налетов на нашу территорию… Все знаю. Ладно, все это пока к чертям собачьим. У вас вещи есть?..
— Какие вещи? — удивился Зуфар.
— Ну там чемодан, хурджун!
— Нет, ничего нет…
— В Бурдалыке оставили?
— Хурджун?.. Да, в Бурдалыке.
— В доме Хасан Юрды… Заккарии?
Зуфар только кивнул головой.
— И дружка там оставили?
— Какого дружка?
— Ну араба этого, Джаббара, что ли?
— Какой же он мне друг! Враг он.
— Ага, допер… Сколько часов прошло, как ты на пароходе?
— Часов пятнадцать.
— Плохо.
— Что плохо?
— Не такой дурак этот твой дружок, чтобы сидеть у… Заккарии. Ухода они твоего сразу не заметили, иначе не выпустили бы… До парохода ты не добрался бы. Значит, обнаружили твое исчезновение утром. Предположим, Джаббар решил, что ты побоишься пойти в ГПУ после истории с воззванием. И все же он не дурак, этот Джаббар. Он смылся. Только куда?
— Там еще был Тюлеген Поэт.
— Шашлычник из Хазараспа?
— Да, так мы его зовем.
— Да… Тюлеген твой уже сидит в подвале… Ты говоришь… Хазарасп? Допустим… Но на чем же Джаббар может поплыть в Хазарасп?.. Нет, в Хазараспе ему делать нечего… А не в Бухару ли он решил податься?.. Постойте!
Он схватил висевший на бедре планшет и ткнул пальцем в карту:
— От Бурдалыка до Карши верхом на лошади сутки, даже меньше… Конь у него хороший?
— Хорош. Но вымотался. А что ему делать в Карши?
— А про Ибрагим–бека ты слышал?
— Да.
— Ибрагим–бек шел с бандами на Шахрисябз — Карши — Бухару. Джаббар хочет встретиться с Ибрагим–беком.
— Старый Заккария сказал арабу про Ибрагим–бека, все сказал… Что он разбит, сказал, разгромлен…
— Час от часу не легче… Старик знает больше, чем я думал. Плохо. Куда же подастся теперь Джаббар?
