Порт-Артур. Том 2 - Степанов Александр Николаевич (бесплатные полные книги TXT) 📗
Двадцатая за день атака была отбита.
– Крепко подрались, – проговорил Борейко, оглядываясь вокруг.
Поручик осмотрел свою порванную в нескольких местах шинель, винтовку, забрызганную кровью.
– Ты цел? – спросил он у Сойманова, сидевшего невдалеке на развалинах командирского блиндажа.
– Оглушило при взрыве бомбочки. В левом ухе звенит и посейчас. Ты, Боря, очень хорошо сделал, что придел к нам подмогу, иначе нам бы несдобровать. Кто командовал «севастопольцами»?
– Андрюша Акинфиев. А вот и он.
Акинфиев, все еще разгоряченный, подошел к друзьям.
– Никак не предполагал, что мне придется покинуть тихое житие на Ляотешане и идти спасать Высокую.
Офицеры внимательно осмотрели друг друга.
– Три мушкетера, – усмехнулся Сойманов. – Вот уже скоро год, как мы сражаемся бок о бок на суше и на море.
– Нет уже Жоржа Дукельского, надолго выбыл из строя Сережа Звонарев. Теперь очередь кого-нибудь из нас… – проговорил Акинфиев.
– Не каркай, Андрюша, – добродушно отозвался Борейко. – Что будет – посмотрим, а теперь выпить бы чего-нибудь, а то совсем пересохло горло. Эй, Блохин! Где ты, черт рябой?
– Я здесь, вашбродь! – бодро отозвался солдат.
На лице его светилась блаженная улыбка. В каждой руке поблескивали небольшие бутылки с коньяком. Было видно, что он уже успел глотнуть.
– Не желаете ли попробовать, вашбродь? – предложил Блохин, протягивая поручику бутылку. – Трофейная!..
Борейко вмиг отправил себе в рот добрую половину содержимого бутылки. Крякнув от удовольствия, он предложил остатки коньяка морякам. Закусили японскими галетами.
– Заправились, теперь можно и дальше воевать. Поскольку я старший в чине, значит, я и являюсь комендантом горы, – объявил Борейко. – Ты, Павлик, будешь оборонять левую вершину, а ты, Андрюша, – правую. Я останусь посредине в седловинке.
Моряки откозыряли и направились по своим местам.
Поручик в сопровождении Блохина направился в небольшую ложбинку между двумя вершинами Высокой. В этом районе не было даже простых окопов и шел только сильно разрушенный ход сообщения, соединяющий обе вершины горы.
Борейко осмотрелся. Внизу виднелся японский окоп, опоясывающий гору полукругом. От него в тыл тянулись ходы сообщения.
– Как ты думаешь, Филя, возьмут Высокую или нет?
– Смотря кто ее будет защищать. Ежели мы с вами, то вовек японцам ее не видать, – усмехнулся Блохин.
Заметив на вершине Высокой фигуру Борейко, японцы открыли ружейный и пулеметный огонь.
Вскоре Борейко и Блохин дошли до разбитой батареи.
Установленные на горе орудия еще в сентябре были приведены в негодность осадной артиллерией, «о изуродованные до неузнаваемости пушки оставались на прежних местах. Недавно в этом районе происходила рукопашная схватка, и около орудий оставалось лежать большое количество трупов, застывших в том положении, в котором их застала смерть. Один японец стоял на колене, опираясь правой рукой на ружье, голова свесилась вниз, как от усталости. Рядом матрос, вцепился японцу в горло, а у самого в животе торчал японский штык.
Вечером на вершине появился стрелковый капитан
Солоникио, назначенный комендантом горы. С ним прибыла на смену морякам пехота. Акинфиев пригласил Сойманова и Борейко к себе в Новый город. Обед подавал денщик-матрос. Друзья вспоминали минувшие дни. Андрюша нетерпеливо поглядывал на часы.
– Когда же наконец вернется Надя? – нервничал он.
– Бедный Сережа страшно слаб, не может даже повернуться на бок. Он кланяется тебе, Андрюша, справлялся о твоем здоровье. Ты знаешь, скоро его свадьба с Варей, – проговорила вошедшая Акинфиева.
После обеда офицеры отправились в штаб Ирмана, расположенный в одной из казарм Нового города. Там они застали Кондратенко, Белого и Третьякова. Шло совещание о мерах обороны Высокой. Кондратенко сидел в конце стола и, как всегда, молчаливо слушал других, быстро делая заметки в записной книжке. Ирман говорил долго и путано, убеждая не сдавать Высокую, против чего никто не возражал. Третьяков жаловался на крайнюю усталость солдат, просил их сменить, а также прислать подкреплений. Присутствовавшие тут же стрелковые офицеры указывали, что солдат надо прежде всего накормить, так как они не ели уже больше суток. – Во-первых, там нужна походная кухня с горячей похлебкой, а затем уже бомбочки и патроны и, наконец, теплая одежда, – в один голос заявляли они.
– А вам, морякам, что нужно? – обратился к вошедшим генерал.
– Приказ, когда и куда выступать, – бойко ответил Сойманов.
– Неплохой ответ. Как у вас с пищей и теплой одеждой?
– Управление порта нас вполне обеспечило и тем и другим. Матросы получают по полбанки мясных консервов в день на человека и имеют теплую одежду. Борщ готовится в морских казармах и подвозится к самым позициям.
– Поскольку флот больше заинтересован в судьбе Высокой, то пусть он ее и защищает, – заметил один из стрелковых офицеров.
– Совершенно неправильное мнение. Во время осады крепости моряки четыре месяца рука об руку со стрелками и артиллеристами мужественно сражались на фортах и укреплениях крепости. А в дальнейшем ходе осады весьма важно, в чьих руках будет находиться Высокая, – отозвался Белый.
– Так и решим: моряков оставим на горе, стрелков снимем, пополним их госпитальными командами и выздоравливающими, – распорядился Кондратенко и направился к двери. За ним пошли и остальные.
– Построить морские команды, – приказал генерал.
Когда распоряжение было выполнено, Кондратенко тепло поблагодарил матросов за боевую работу.
– Вам придется защищать Высокую и дальше. Помните, что ее падение равносильно гибели ваших судов и кораблей. Я надеюсь на вас, как на своих стрелков. Наша родина поручила вам защиту Артура, и я твердо уверен, что вы сумеете отстоять его так же, как и Высокую.
– Постараемся, ваше превосходительство! – гаркнули в ответ моряки.
– Ну, с богом, – махнул рукой Кондратенко.
Сойманов и Акинфиев увели свои команды.
Ушел и Борейко. Вскоре он оказался около Пушкинской школы. Осторожно постучав в дверь, он назвал свою фамилию. Его встретила маленькая учительница.
– Каким ветром вас сюда занесло в такой поздний час? – спросила она поручика.
– Вы мне разрешите у вас переночевать? – спросил он.
– Только, чур, вы будете вести себя скромненько, – проговорила учительница, грозя ему пальцем.
– Об этом не беспокойтесь. В вашем присутствии я делаюсь, как известно, ручным.
– До сих пор у меня были ручные кошки, собаки и другие звери, но медведей еще не было.
– Поскольку у вас имеется уже такой большой опыт дрессировщика, я думаю, что вы и меня сумеете прибрать к рукам, а вернее, уже давно прибрали, – добавил он через несколько секунд.
– Вы, кажется, против этого не возражаете? – улыбнулась учительница.
– Нет, – буркнул поручик и, неожиданно подхватив ее на руки, крепко поцеловал.
– На место! – крикнула Оля, отбиваясь от него, но поручик понес ее, как малого ребенка, в соседнюю комнату, где их ожидали уже Мария Петровна и Леля.
– Наши голубки, кажется, договорились, – заметила Леля, увидев их счастливые лица.
Оля торжественно представила:
– Мой муж.
Наступили последние дни горы Высокой. 20 ноября с утра на Высокую гору обрушился шквал огня. Осадные батареи неистовствовали. Весь береговой фронт и броненосцы открыли ответный перекидной огонь по японцам, стараясь привести к молчанию их тяжелые батареи.
Едва началась стрельба, как Борейко заторопился на
Высокую. Около Сводного госпиталя он нагнал Варю Белую с Васей.
– Сереже стало гораздо лучше, – радостно сообщила девушка. – Он быстро поправляется.
– Очевидно, после Надиных поцелуев, – пошутил поручик.
Варя растерянно посмотрела на Борейко.
– Сережа не такой, чтобы любить меня, а целоваться с другой.
– Кто это вам сказал, что он вас любит?
– Он сам.
