Графиня де Монсоро (ил. Мориса Лелуара) - Дюма Александр (книги полностью .TXT) 📗
Неодолимый ужас овладел принцем. Его левая рука все еще держалась за перила балкона, и он сделал движение, чтобы подняться обратно.
Невидимый человек, ждавший принца у подножия стены, словно угадал, что происходит в его душе, ибо в ту же минуту Франсуа почувствовал, как лестница под его ногами несколько раз легонько вздрогнула, будто подбадривая его.
«Лестницу внизу держат, — сказал он себе, — значит, не хотят, чтобы я упал. Смелей!»
И он продолжал спускаться. Веревки были словно палки, так туго их натянули.
Франсуа заметил, что лестницу стараются держать на удалении от стены, чтобы ему легче было ступать на перекладины.
Обнаружив это, он стрелой ринулся вниз, скорее скользя на руках, чем ступая на перекладины, и принося в жертву стремительному спуску подбитые мехом полы своего плаща.
Внезапно, когда принц должен был вот-вот стать на землю, которая — он это инстинктивно чувствовал — была уже близко, его подхватили сильные руки, и чей-то голос прошептал ему на ухо два слова:
— Вы спасены.
Затем его донесли до противоположного ската рва и стали подталкивать вверх по дорожке, проложенной среди осыпавшейся земли и камней. Наконец он добрался до гребня. На гребне их ждал второй человек, который схватил принца за ворот и вытащил его наверх, а затем, оказав ту же услугу его спутнику, согнулся в три погибели, словно старик, и побежал к реке.
Кони стояли там же, где Франсуа увидел их с самого начала.
Принц понял, что путь назад ему заказан — он полностью во власти своих спасителей.
Он бросился к одному из трех коней и прыгнул в седло, оба его спутника последовали его примеру.
Тот же голос, который раньше шептал ему на ухо, сказал так же лаконично и таинственно:
— Гоните!
И все трое пустили своих коней в галоп.
«Пока все идет хорошо, — подумал принц, — будем надеяться, что продолжение этой истории не вступит в противоречие с ее началом».
— Благодарю, благодарю, мой храбрый Бюсси, — тихонько шепнул принц своему правому спутнику, укутанному до самого носа в огромный коричневый плащ.
— Гоните, — ответил тот из глубин своего плаща.
Он сам подал пример, и кони вместе со своими всадниками полетели дальше, словно три черные тени.
Так они доскакали до большого рва Бастилии и промчались по временному мостику, наведенному накануне лигистами, которые, не желая, чтобы их связь с друзьями в провинциях была прервана, прибегли к этому средству, обеспечивавшему им сообщение с тылом.
Три всадника направились в сторону Шарантона. Конь принца, казалось, летел на крыльях.
Вдруг правый спутник перемахнул через придорожную канаву и углубился в Венсенский лес, бросив, с присущим ему лаконизмом, всего лишь одно слово:
— Сюда.
Левый спутник молча повернул вслед за ним. За все время он не проронил ни звука.
Принцу не пришлось даже пустить в ход поводья или колени, чтобы направить свою лошадь: благородное животное так же резво перескочило через канаву, как два других коня, и на ржание, которое оно издало при этом, откликнулись из глубины леса несколько лошадей.
Принц хотел было остановить коня, потому что испугался, не завлекли ли его в какую-нибудь засаду.
Но было слишком поздно: конь летел, закусив удила. Однако, заметив, что две другие лошади перешли на рысь, он сделал то же, и вскоре Франсуа очутился на какой-то поляне, где его взору предстал отряд из восьми или десяти всадников. Они стояли в строю, и блики луны играли на их кирасах.
— О! О! — произнес принц. — Что это означает, сударь?
— Святая пятница! — воскликнул тот, к кому был обращен вопрос. — Это означает, что мы в безопасности.
— Это вы, Генрих?! — вскричал пораженный герцог Анжуйский. — Вы — мой освободитель?!
— А что в том удивительного, — ответил Беарнец, — разве мы не союзники?
Он оглянулся, ища взглядом своего спутника.
— Агриппа, — сказал он, — куда ты запропастился, дьявол тебя побери?
— Я здесь, — ответил д’Обинье, который до сих пор не раскрывал рта. — Ну знаете, если вы будете так обращаться с вашими лошадьми… при том, что у вас их так много…
— Полно, полно! — остановил его король Наваррский. — Не ворчи, ведь у нас еще есть две свежие, отдохнувшие. На них мы сможем сделать дюжину лье без остановок, а это все, что мне надо.
— Но куда вы меня везете, кузен? — спросил с беспокойством Франсуа.
— Куда вам будет угодно, — сказал Генрих, — только едемте быстрее, потому что д’Обинье прав: в конюшнях короля Франции побольше лошадей, чем в моих. Он достаточно богат для того, чтобы загнать два десятка коней, если ему взбредет в голову настигнуть нас.
— Я и в самом деле могу ехать, куда захочу? — спросил Франсуа.
— Разумеется, и я жду ваших указаний, — сказал Генрих.
— Что ж, тогда — в Анжер.
— Вы хотите ехать в Анжер? Поедем в Анжер. Оно и верно, там вы у себя дома.
— А вы, кузен?
— Я? Возле Анжера я с вами расстанусь и поскачу в Наварру, где меня ждет моя милая Марго; должно быть, она очень по мне соскучилась!
— Но никто не знал, что вы были в Париже? — сказал Франсуа.
— Я приезжал, чтобы продать три брильянта моей жены.
— А! Прекрасно.
— И заодно разведать, действительно ли эта Лига собирается погубить меня.
— Вы же видите, что об этом нет и речи.
— Да, благодаря вам.
— Как это благодаря мне?
— Ну да, конечно, — если, вместо того чтобы отказаться быть главой Лиги, узнав, что она направлена против меня, вы согласились бы занять это место и объединились с моими врагами, я бы погиб. Поэтому, когда мне сообщили, что король покарал вас за неповиновение тюрьмой, я поклялся вытащить вас из нее — и вытащил.
«Все такой же простак, — сказал себе герцог Анжуйский, — даже совестно его обманывать, право».
— Поезжайте, кузен, — сказал с улыбкой Беарнец, — поезжайте в Анжу. А! Господин де Гиз, вы считаете, что ваша взяла, но я посылаю вам довольно опасного компаньона, берегитесь!
И так как к ним уже подвели свежих коней, которых потребовал Генрих, оба вскочили в седло и поскакали из лесу. Агриппа д’Обинье скакал за ними, ворча что-то себе под нос.
Глава XIII
Подруги
Пока Париж весь кипел, как огромный котел, графиня де Монсоро под охраной своего отца и двух слуг, из тех молодцов, которых в те времена вербовали для любого похода в качестве вспомогательных войск, держала путь к Меридорскому замку, проезжая каждый день по десять лье.
Она тоже начинала наслаждаться свободой, столь драгоценной для всякого, кому пришлось много выстрадать.
Чистая лазурь над полями вместо вечно хмурого неба, нависающего, словно траурный креп, над черными башнями Бастилии, уже зазеленевшие деревья, длинные волнистые ленты живописных дорог, бегущих через лесные чащи, — все это казалось ей молодым и свежим, новым и восхитительным, словно она и в самом деле встала из могилы, где, как думал ее отец, она была погребена.
Что же до старого барона, то он помолодел на двадцать лет.
Глядя на то, как браво он держится в седле и пришпоривает своего старого Жарнака, можно было принять этого благородного сеньора за одного из тех престарелых женихов, которые всюду сопровождают свою юную невесту, не спуская с нее влюбленных глаз.
Мы не станем описывать это долгое путешествие.
Ничего существенного, кроме восхода и захода солнца, не происходило.
Иной раз Диана, потеряв терпение, вскакивала с постели, когда окна гостиницы еще были посеребрены лунным светом, будила барона, расталкивала крепко спящих слуг, и они отправлялись в дорогу под ярко сияющей луной, чтобы выиграть несколько лье на этом длинном пути, казавшемся молодой женщине бесконечным.
И надо было видеть ее, когда посреди дороги она вдруг пропускала вперед сначала Жарнака, гордого тем, что он перегнал всех, затем слуг и оставалась одна на каком-нибудь пригорке — поглядеть, не следует ли кто-нибудь за ними по долине. Удостоверившись, что долина пустынна, не обнаружив на ней ничего, кроме рассеянных по лугам стад или безмолвной колокольни какого-нибудь городка, торчащей далеко позади, она нагоняла своих, охваченная еще большим нетерпением.
