Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь! - Корольков Юрий Михайлович (книги онлайн полностью TXT) 📗

В институте начали готовиться к экспедиции. Вскоре Сиро получил подтверждающий приказ командующего Квантунской армией: для выполнения специального задания отряду № 731 выделить группу и направить ее в район военных действий в Китае. Место назначения — Шанхай.

Профессор уточнил в штабе Квантунской армии: бактериологической группе отводили район действия в Нимбо — южнее Шанхая. Непредвиденные события внутри института едва не нарушили срока отъезда экспедиции генерала Тогоми, как за пределами института именовали профессора Сиро.

Оксану Орлик доставили в институт из харбинской полевой жандармерии и в первые же дни заразили брюшным тифом, подмешав в пищу подслащенную воду с огромной дозой активных бактерий. Из двенадцати заключенных, над которыми производили опыты, выжила только она. Это заинтересовало японских медиков. Едва она начала поправляться, как решили проверить на ней холеру, а через месяц — сибирскую язву, но заключенная № 937 продолжала жить. Ее собирались передать в группу пастеурелла пестис, отправить на аэродром Аньда для испытания фарфоровых бомб, но профессор отменил распоряжение — редкий подопытный экземпляр представлял несомненный научный интерес. Женщина была подобна мифической живущей в огне саламандре. Он распорядился подвергнуть экземпляр дополнительным исследованиям и наблюдениям. К тому же выяснилось, что в прошлом она была медицинским работником. Номер 937 приставили наблюдать за «бревнами», подвергавшимися медицинским экспериментам.

Оксана давно потеряла счет времени. С тех пор как ее привезли сюда, она не видела ни неба, ни солнца — только тусклый свет в окне, отраженный от глухой стены какого-то высокого здания. Но, судя по сменявшимся временам года, она определяла, что скоро будет год ее непрестанных мучений. Человека, в котором для нее аккумулировалось мировое Зло, больше не было, но Зло продолжало существовать, окружало ее, как в аду… Оксана понимала, где она очутилась, примечая взаимосвязь тюремных событий: в санчасть уводили группу заключенных, через несколько дней они заболевали и вскоре умирали в изоляторе, но некоторые выживали — те, которым заранее делались прививки. Тюремные врачи вели при ней медицинские разговоры, употребляли латинские термины, не остерегаясь быть понятыми. Речь шла о сибирской язве, холере и даже чуме. Пастеурелла пестис! «Вот выпустить бы на вас пастеурелла пестис!» — ожесточенно думала Оксана.

В камеры привозили заключенных с отмороженными руками, омертвевшие ткани отпадали, и обнажались кости, фаланги пальцев… Приводили обожженных кислотами, огнем, зараженных газовой гангреной… Оксана, как могла, облегчала их страдания, просиживала ночами у изголовья. Врачи одобрительно ей кивали, но, как только больным становилось легче, их снова уводили, и больше они уже не возвращались. На их место привозили других, здоровых, и все начиналось сначала… Оксана сосчитала — за неделю исчезали десять, пятнадцать, иногда двадцать пять заключенных. Получалось, что за год погибало человек шестьсот — все, кого привозили в тюрьму. В живых осталось несколько человек, и среди них она — Оксана Орлик.

Среди обреченных появлялись и русские из Харбина, Хайлара. Иногда удавалось с ними перекинуться словом: в жандармерии их допрашивали, пытали, потом привозили сюда… Осенью в тюрьму доставили трех монгольских пириков. С ними Оксана проговорила всю ночь. Их захватили в плен в бою на заставе за рекой Халхин-Гол… Оксана узнала, что японцы начали войну с Монголией. Монголам помогают русские…

В это же время — в начале зимы — в тюрьме появился молодой красноармеец в изорванной гимнастерке, избитый, в кровоподтеках… Он лежал на циновке в углу камеры, глухо стонал во сне. Оксана всю ночь провела возле него. Наутро ему полегчало. Как он обрадовался, услыхав русскую речь! Раненого Степана Демченко тоже взяли в плен на Халхин-Голе.

— Как меня били! — шептал он. — Жандармы… когда допрашивали… Заложат карандаши между пальцев и жмут… Я им все равно ничего не сказал, где служил, в какой части, сколько войск. Это военная тайна.

Недели через две Степа стал подниматься…

— Скажи, Оксанка, а бежать отсюда как-нибудь можно?

— Нет, отсюда никто не уходил.

— А если поднять всех? Сломать двери и вырваться…

— Невозможно это Степа… Двери железные и стены… Но Степан продолжал думать, присматриваться — что в камере может подойти для холодного оружия…

Вскоре дежурный врач вызвал пятнадцать номеров, отделил из них пять, приготовил шприц. Оксана подтолкнула Степана, шепнула:

— Стань к этим…

Врач не заметил, что в группе был лишний.

Оксана прожила еще один страшный день… Она знала, куда повезли Степу. Знала, что их, связанных, будут бомбить с самолета заразными осколочными бомбами. А потом, как уже бывало не раз, привезут вечером, помертвевших, с наскоро забинтованными ногами…

Через два дня у всех началась гангрена, четырнадцать скоро умерли, шесть остались в живых. Степана взяли под особое наблюдение — редкий случай, когда при газовой гангрене человек выздоравливает без профилактического укола.

— Врачи не знают, что тебя кололи, смотри не признавайся, — предупредила Оксана. Раненые, иссеченные осколками ноги и руки у Степы постепенно заживали, и он снова по-мальчишески фантазировал:

— В другой раз, как поведут куда, наброшусь в дверях на часового — и вперед… Чтобы только другие поддержали… Ты по-ихнему скажи им — ведь все равно здесь умирать… А может, мы вырвемся… За ворота и в степь!…

— Но ведь палаты заперты, Степа… — Она называла палатами камеры, отгороженные от коридора частоколом железных прутьев.

— Тебе ж открывают камеры, — возразил он, — когда заходишь к больным. Сделай как-нибудь, чтобы двери не заперли… Еще бы на верхних этажах предупредить…

Но все получилось иначе…

В тюрьме военного городка служил молодой солдат Терасима. Он нес конвойную службу — дежурил у входных дверей на этажах или сопровождал заключенных. Оксана часто видела в тюрьме этого солдата и замечала, что он как-то особенно на нее смотрит. Это здесь-то… Конвойным не разрешалось разговаривать с заключенными. Но раз, когда солдат вел ее из санчасти, он торопливо сунул ей в руку лепешку. Оксана удивленно посмотрела на него и сказала:

— Аригато [18]…

— Ты говоришь по-японски?

— Немного.

— Почему ты здесь? Тебя убьют…

— Я знаю…

Они шли длинным коридором, соединявшим тюрьму с санитарной частью.

— Спрячь омоти, — сказал солдат, когда они приблизились к тюремной двери. — Мать прислала… новогодние лепешки…

Они встречались еще несколько раз. Однажды долго стояли перед запертым кабинетом врача. Кругом никого не было.

— Спасибо тебе за омоти, — едва слышно сказала Оксана.

— У нас их дарят на Новый год, на счастье.

— Какого же счастья можно желать в тюрьме?

— За что ты здесь? — снова спросил Герасима.

— Не знаю…

— Как тебя зовут?

— Звали Оксана, теперь только номер…

— Оксана… У меня есть сестра Юри, она ловит жемчуг на море.

— Значит, она богатая.

— Нет! Она ныряльщица, помогает отцу, потому что мы с братом в армии. Юри красивая, как ты. Я всегда на тебя смотрю… Я хочу, чтобы ты жила.

— И охраняешь, чтобы не сбежала.

— Я солдат, что я могу сделать…

— Хотя бы не желать умирающим счастья… Или помоги…

— Как?

— Выпусти людей, открой камеры.

— Нет! Этого нельзя! Ведь я солдат… Я спас бы… только тебя.

И все же Оксана уговорила Дзиро Терасима отпереть камеры…

С последней партией «особых поставок» в тюрьму привезли русского старика железнодорожника из Харбина. Оксана долго присматривалась и наконец решилась с ним поговорить. Старик рассказал, что в партии, с которой его привезли, были партизаны, захваченные карательным отрядом, — может, удастся предупредить их. Через день он сказал:

— Выйдет не выйдет, дочка, давай попробуем… Говорил с партизанами, терять нам нечего!…