Харбинский экспресс - Орлов Андрей Юрьевич (лучшие книги .TXT) 📗
После кухни Иван Дормидонтович двинулся в прачечную, вышагивая степенно и даже торжественно. Это он любил и делал нарочно — дабы люди чувствовали, что есть за ними пригляд. Но в то же время умел, когда надо, становиться совсем незаметным. Вроде и нет его рядом, а все видит и все подмечает. Поэтому не было в заведении от него секретов, и знал Иван Дормидонтович много более, чем хозяйка.
Прачечную наполняли облака влажного горячего пара. Пахло дегтярным мылом и шафранной отдушкой. Здесь-то Власов вдруг увидел Ю-ю. Мальчишке было лет девять, и взял его Иван Дормидонтович в хозяйство всего неделю назад — проверить. На ответственную должность взял, посыльным. Должность сия пустовала; освободилась она, когда на Петров пост заговлялись (посты Иван Дормидонтович по-возможности старался блюсти). Прежний китайчонок-посыльный отправился на Сунгари за свежей рыбой, для гостей. Вместо того чтоб сидеть, рыбаков дожидаться, за каким-то лядом сам полез в лодку, где и без него отлично управлялся старый рыбак. А в самой стремнине на их джонку накатил речной пароход. То ли рулевой был хмелен, то ли старик зазевался — а только джонка перевернулась, и уж на берег никто не выплыл.
У нового мальчишки было два преимущества: он немного говорил по-русски и приходился братом немой прачке Мэй. Второе обстоятельство представлялось Ивану Дормидонтовичу главным: поостережется малец дурить, чтоб ненароком на сестру беду не накликать. Да и самому место терять вряд ли захочется. Где еще эта желтая мартышка такую должность сыщет, чтоб в месяц семь рублев серебром платили!
То-то.
Но сейчас парнишке в прачечной делать нечего. Никаких поручений Иван Дормидонтович ему не давал, а когда заняться нечем, рассыльный должен ожидать в закутке подле кабинета мадам — не последует ли распоряжений.
Иван Дормидонтович на рассыльного цыкнул и из прачечной вон прогнал. Велел взять из кладовой гвоздей и укрепить обои на первом этаже. Потом сделал выговор Мэй (которая, к слову, была ненамного старше своего брата).
Та слушала, опустив голову. Потом что-то показала товарке. И та, коверкая слова, пролепетала, что-де к Мэй приехал родственник, издалека, и она попросила брата, чтоб тот вечером, когда освободится, купил спаржу, рис и сливовое вино.
— Ну, это еще неизвестно, когда он освободится, — хмыкнул Иван Дормидонтович. Но больше ничего не добавил и пошел дальше, довольный, что нагнал страху на косоглазых.
Будь у него время, может, и уловил бы Иван Дормидонтович некую странность. Как Мэй могла знать о приезде гостя, находясь в прачечной? Кто сообщил? В воротах неизменно дежурит Прохор — отставной вахмистр из уральских казаков — и мимо него не проскочишь. В крайности знак подаст, недаром от его поста в особняк электрический звонок проведен. А если родственник накануне приехал, то отчего Мэй только теперь принялась инструктировать братца? Да, скорее всего, насторожился бы хваткий Иван Дормидонтович и, может, разобрался, в чем тут дело. А то и проследил бы за новеньким китайчонком.
Но здесь как раз хозяйка в город собралась, велела коляску закладывать. Пустился Иван Дормидонтович на конюшню, а там кучер, подлец, вдруг огорошил, что гнедую кобылу Тучку пора перековывать. Пока суд да дело, забыл управляющий о недавнем разговоре с прачкой.
А меж тем Ю-ю, поговорив с бородатым русским, покрутился возле кабинета хозяйки, а потом шмыгнул во флигель, где через черный ход выбрался в сад. Продрался через колючки (те самые, что недавно с неудовольствием разглядывал из окна второго этажа Павел Романович) и выбрался к решетке. Тут его никто видеть не мог.
Ю-ю лег в траву и принялся ждать.
Солнце успело сместиться в небе на две ладони, когда с другой стороны раздался вдруг жалобный всхлип кулика. Конечно, никаких куликов здесь не водилось, но Ю-ю нисколько не удивился, поднес кулачок ко рту и отозвался таким же печальным криком. Послышался шорох, а потом из травяных зарослей, вплотную подступавших к решетке, с той стороны протянулась рука. Загорелая до черноты кисть выглядывала из рукава синей хлопковой куртки. Пальцы сжимали маленький сверток, аккуратно сложенный из желтой бумаги. Ю-ю сверток взял, а рука бесшумно, словно змея, втянулась обратно в заросли.
* * *
Когда ротмистр вернулся в апартамент, Лулу сказала:
— Я думаю, это очень жестоко. — И даже перестала гладить Зигмунда за ухом.
Зигмунд, бесстыже развалившийся на спине, приоткрыл глаза и мяукнул — дескать, не отвлекайся.
— Что именно, моя прелесть?
Лулу сняла кота с коленей, выпрямилась и пристально посмотрела на ротмистра.
— Не кормить людей, которых ты запер под ключ.
— В таком деле полный желудок — только помеха, — улыбаясь, ответил Агранцев.
— В каком деле?
В глазах ротмистра полыхнул зеленый огонек — совершенно как у кота.
— Брось, моя сладкая, — сказал он. — Выпей лучше ликеру. И апельсин какой замечательный! Хочешь?
— Нет. Мне буквально кусок в рот не лезет. Знаешь что? Если ты их не накормишь, я сама это сделаю!
Владимир Петрович посмотрел на девушку с некоторым изумлением, словно разглядел что-то особенное, до того скрытое. Потом криво усмехнулся:
— Ну хорошо.
Лулу соскочила с кушетки и потянулась к подносу:
— Я сама отнесу!
Ротмистр покачал головой.
— Это излишне. Я распоряжусь.
Он нажал кнопку сонетки. Через минуту в дверь постучали.
— Зайди!
В комнату скользнул китайчонок.
— Это что за черт? — спросил Агранцев. — Я тебя не знаю. Ты кто?
Мальчишка замер, не отваживаясь ответить. Но смотрел он не на русского офицера, а на белокурую девушку рядом. В глазах китайчонка отразилось восхищение.
— Это Ю-ю, — пояснила девушка. — Брат одной из прачек. Его недавно приняли.
Она повернулась к рассыльному:
— Ты ведь Ю-ю?
Тот молча закивал головой.
— Ю-ю так Ю-ю, — сказал ротмистр, — один черт. Ты вот что, братец, беги-ка на кухню, передай, чтоб гостям наверху подали горячий обед на троих. Вина не давать! Держи ключ, после отдашь. Понял? Ну ступай!
— Подожди! — Лулу глянула на ротмистра, потом на пирожные и поморщилась. — Пускай и нам принесут. Не желаю больше сладкого.
— Ты слышал? И для мадемуазель тоже. Да про меня не забудь, повар знает, — сказал Агранцев. — Чтоб духом единым!
— А фто такое дуфом единым? — вдруг спросил чей-то тоненький голос, и из-за козетки показалась симпатичная девочка лет пяти, наряженная будто крошечная фея.
Ротмистр страдальчески простонал.
— Лулу, — сказал он, — ведь я просил!..
— Ничего, — легкомысленно ответила та, — пускай играет. Чем тебе помешает ребенок?
— То есть как чем? Амурничать при этом создании?
— На то есть будуар. А мне так спокойнее — она и присмотрена, и сыта. Играй, моя крошка: вон, дядя чемоданчик принес — посмотри, нет ли там чего интересного!
Маленькая фея очень скоро разобралась с запорами на докторском саквояже. Раздалось стеклянное звяканье.
— Мамочка! — спросила фея, зажав в кулачке некий прозрачный предмет. — А это фто?
— Это укольчики плохим деткам делать, когда они скверно себя ведут, — ответила Лулу.
— А котик хорошо себя ведет? Можно я ему укольчик сделаю?
— Эй! — крикнул ротмистр фее, — положи-ка на место! А тебе чего надо?! — напустился он на китайца, все еще торчавшего здесь. — Пшел!
Ю-ю выкатился в коридор, помчался на кухню и разыскал повара. Впрочем, того и разыскивать особо не требовалось — как всегда, Ли Синь стоял в центре, возле огромной кирпичной плиты, в топке которой, словно в сталеплавильной печи, вечно кипело пламя.
Выслушав рассыльного, он принял ключ и сделал несколько распоряжений поварятам. А потом небрежно махнул рукой — дескать, убирайся быстрее ко всем чертям.
Что китайчонок и выполнил незамедлительно.
Минут десять спустя некий официант в малиновой рубахе вынес из кухни огромный поднос, уставленный снедью. Чтобы добраться до лестницы наверх, требовалось свернуть направо, в коридор, потом опять направо — и тут уж идти почти до конца. Но прежде половой намеревался заглянуть к Лулу.
