Десятый самозванец - Шалашов Евгений Васильевич (электронная книга txt) 📗
— Ну так отпустят-то его только на день, — покачал головой Елферий. — За день-то копеечки ну никак выйти не успеют…
— И что? — догадался служивый. — Никак Сергунька-то наш в бега собрался?
— Ну кто у нас сотник — ты или я?
«Вот как! — удивился Акундинов. — Стрелец-то тут не простой — целый сотник! А Елферий тогда кто?»
Чтобы проверить догадку, он бросил последние чешуйки в подставленный мешок и спросил:
— Ну а что теперь… дьяк приказной?
— Догадливый! — заржали в один голос и сотник, и Елферий.
— Так а чего же не догадаться-то, — скромно потупился Тимофей. — Не иначе, как приказ Большой казны татей ловит.
— Ловит, — подтвердил дьяк. — Вишь, за сегодня окромя твоих копеек в казну уже сотню рублей возвернули.
— Ну, так, может быть, — потупился парень, — казна-то и без моих пяти рублев проживет? Я ведь взаправду не знал — вот те крест!
— Ну, казна-то, положим, проживет. Только — порядок во всем должон быть. Ну а, с другой-то стороны, ты утаишь, другой утаит. Так что же останется-то? Да и ты впредь умней будешь, — безжалостно прервал его изливания дьяк. — Ну, ступай, парень, ступай себе с Богом. Бирку еще возьми… — протянул ему Елферий кожаный лоскут, на котором было вытиснено каленым железом слово «УПЛОЧЕНО», а сквозь дырку продета двусторонняя сургучная печать приказа Большой казны с изображением весов.
— С Сергунькой-то что делать? — напомнил сотник.
— А что делать… — задумался на минуту дьяк Елферий. — В город не выпускать, а напоить его, паразита, постным маслом с простоквашей. Посадить в амбар какой, да пусть там сидит, копеечки выводит…
— Ну а коли он копеечки-то не глотал? — заинтересовался Тимофей, уже смирившийся с потратой.
— Ну так и ничего, — отмахнулся стрелец. — Пронесет его, да и вся недолга. Лекарь-иноземец, что наших работничков пользует, говорит, что дюже полезно для здоровья брюхо-то чистить.
«Самому бы лекарю-то брюхо так почистить!» — подумал Тимоха без особой жалости к мастеру-обманщику. Потом вздохнул тяжко и потихоньку побрел прочь.
…Вечером, тайком от Татьяны и Костки, из-за чего пришлось схорониться в нужнике, Тимофей пересчитал все, что удалось собрать. Получилось около полутора сотен. Найти бы оставшиеся пятьдесят рублев. О том, как он будет объясняться с четой Шпилькиных да с казначеем, Акундинов пока не думал. Авось да чего-нибудь удумается… А сегодня то ли показалось, то ли — нет, но вроде бы прошел мимо дома мужик, очень похожий на цыгана… Да и срок для выплаты долга подходил к концу.
Уже ложась спать, Акундинов спросил у супруги:
— Ты к крестному-то давно не ездила?
— А чего это ты про крестного-то вспомнил? — удивленно спросила Татьяна, расчесывая волосы перед сном.
— Ну, мало ли, — неопределенно сказал супруг.
— Это для чего? — подозрительно посмотрела жена. — Я из дому уйду, как дура, а ты, кобелина, девок непотребных в дом приведешь?
— Да ну, каких девок? — деланно возмутился супруг, хотя и знал, что рыльце-то у него в пушку.
— А то я не знаю? — фыркнула Танька. — Я из дому ухожу, а ты, кобель, девок непотребных приводишь. И как только харе-то не стыдно? При живой-то жене приводишь в дом всяких б… да на супружеской постели их и имаешь…
— Да ладно тебе, — поморщился Тимоха. — Всего-то один раз и было. Ну, пьяный был, бес попутал.
Тут уж совсем-то отпираться было глупо, потому что все соседи помнили, как Танька гоняла однажды девку, застигнутую в постели у мужа. Вроде бы даже косу у нее выдрала. Хорошо, что напуганная девка не стала жалобиться. Потом, с месяц, наверное, баба не допускала его к себе. И смилостивилась только тогда, когда поняла, что если сама не будет давать, то муж опять пойдет кобелиться.
— Один раз! — фыркнула супруга. — Как же. Один-то раз… Я что, подряжалась простыни после твоих б… отстирывать?
— Ох, а сама-то ты чем лучше? — вызверился на супругу Акундинов. — Да с тобой до свадьбы половина Вологды путалась!
— А ты ровно бы и не знал? — заорала Танька. — Но я, как под венцом-то побывала, мужу законному ни разу не изменяла!
— Да неужели? — ехидно спросил Тимофей, знавший, что от таких разговоров у него начинает просыпаться желание.
— Вот те крест святой, — лихорадочно перекрестилась жена. — Это вы, кобели, хоть до свадьбы, хоть после. Вам бы только червяка своего засунуть. А я после свадьбы ни в жисть бы с чужим мужиком не стала бы.
— Ну, молодец-то ты у меня какая, — поднялся Тимофей, обнимая при этом жену, а потом горячо зашептал ей на ухо: — Так уж и не изменяла? Нет? Ну и дура же ты, Танька, после этого!
Супруга, попытавшись было оттолкнуть мужика, рухнула вместе с ним на постель. Тимоха, оказавшись сверху, стал целовать жене губы, щеки и нос. Танька, чуток посопротивлявшись, не выдержала натиска, и ее губы ответили на поцелуи. И, наконец, все закончилось тем, чем и должно было закончиться…
— Эх, Тимофей, — вздохнула жена, оправляя подол ночной рубахи. — Всем бы ты мужик хороший, только вот кобель изрядный. Смотри, оторвут тебе хозяйство-то…
— А я себе мышонка пришью, — усмехнулся Тимоха, отстраняя руку супруги и принимаясь ласкать ее с удвоенной силой.
— Да Тимка же, да подожди, — засмеялась жена, пытаясь сомкнуть ноги. — Дай дух-то перевести…
Но тот, впавший в любовный азарт и неистовство, сделать ей этого не дал, и очень скоро Танька уже сладко постанывала, подстраиваясь под его движения…
— Да ты совсем дикий стал, — едва выговорила довольная супруга, вытирая со лба пот. — Совсем меня заездил. Устала так, что, глядишь, сама скоро к тебе девок буду водить.
— А что, — задумчиво изрек Тимофей. — Хорошая мысля…
— Э, как же, шиш тебе! — полушутя-полусерьезно изрекла Татьяна, пихнув его в бок пухлым кулачком. — Сама управлюсь!
— Эх, сладкая же ты баба, — вздохнул довольный супруг. — Теперь понимаю, почему к тебе вся Вологда ходила…
— Дурак ты, — ткнулась ему в плечо Танька. — Лучше скажи — чего вот в девках этих есть, чего во мне нет? Ну, я, положим, до свадьбы-то по дурости подол задирала. А тебе-то какого рожна надо? Дырки-то у нас у всех одинаковые…
— Ну, Танюшка, чего уж там… — обнял жену Тимофей. — Ты ж у меня все равно самая баская… А если что и где, так это я так, по дурости да по пьянке…
Какое-то время жена лежала молча. Потом, видимо, вспомнив о предыдущих словах супруга, поинтересовалась:
— Так ты чего о крестном-то вспомнил? Ведь, чай, в приказе-то ты его кажий божий день видишь. Чего вдруг?
— Да так, к слову пришлось, — пытался объяснить Тимоха. — Вспомнил чего-то, что раньше-то ты с мальчонкой чуть не каждую неделю к нему хаживала. Вот, думал, сходила бы да спасибо бы сказала, что муж-то у тебя теперь старшим подьячим назначен. Теперь вот, — похвастался он, — можно и скотину какую-нибудь завести. А можно работников нанимать или работниц.
— Работниц? — возмутилась жена. — Это каких же тебе работниц? Опять, что ли, подол задрать хочешь кому?
— Да ну тебя к лешему, — обиделся Тимофей. — Возьми старуху какую, чтобы по дому убиралась.
— Тебе по пьянке-то все едино — хоть старуха, хоть молодуха… — хмыкнула Танька.
— Да ладно, не бурчи, как коза непродоенная, — примирительно сказал Акундинов, хотя уже и начал злиться на супругу. Но озлишься, так она никуда и не поедет… — Мужика найми, чтобы дворник у нас свой был. Я же, как-никак, старшой подьячий теперь. Выше меня только дьяк да сам боярин! Сама понимаешь…
— Ну, не сердись, — пошла на попятную Танька. — Чего ж раньше-то не сказал? Я бы пирогов напекла пшеничных.
— Да, как-то не вышло, — стал оправдываться Тимофей. — То да се.
— А, то да се, — хмыкнула жена. — С Косткой водку пить да по кабакам ходить время есть! А супружнице своей законной сказать — так не вышло… Ну да ладно, — вздохнула она, а потом добавила: — А к божату-то и впрямь сходить нужно. Вот завтра, наверное, и пойду. А насчет дворника, так и верно, подумать надобно…
