Шевалье де Мезон-Руж - Дюма Александр (книги бесплатно TXT) 📗
Он нашел лопату.
Руки Мориса были связаны за спиной, и ему стоило большого труда перевернуть лопату острием вверх. Прислонив ее к стене, он стал перерезать, а точнее, перетирать веревку, связывающую запястья. Это оказалось долгим делом: железо лопаты резало медленно. Пот заливал лоб. Услышав, как ему показалось, шум приближающихся шагов, Морис сделал последнее усилие, почти сверхъестественное. Веревка, наполовину перетертая, порвалась.
Он вскрикнул от радости. Теперь он был, по крайней мере, уверен, что умрет защищаясь.
Морис сорвал с глаз повязку.
Он оказался если не в оранжерее, то в павильоне, где сберегались растения, которые не могут оставаться под открытым небом в холодное время года. В углу были сложены садовые инструменты, один из которых сослужил ему такую великую службу. Напротив было окно. Он бросился к нему: оно было забрано решеткой и под ним стоял часовой с ружьем.
Примерно в тридцати шагах, в другом конце сада, возвышалось небольшое строение, парное с тем, где находился Морис. Жалюзи во втором павильоне были опущены, но сквозь них виднелся свет.
Он подошел к двери и стал прислушиваться: за дверью прохаживался другой часовой. Это его шаги Морис слышал раньше.
В глубине коридора раздавались приглушенные голоса. Обсуждение, по всей видимости, переросло в спор. Морис не мог разобрать всего, о чем говорили. Однако некоторые слова доносились вполне отчетливо, как будто для них не существовало расстояний: «шпион», «кинжал», «смерть»
Морис удвоил внимание. Приоткрылась какая-то дверь, и спор стал слышен отчетливее.
— Да, — произнес один голос, — это шпион, он что-то обнаружил. Его наверняка послали, чтобы выведать наши секреты. Если мы его отпустим, то рискуем, что он нас выдаст.
— Но его слово? — спросил кто-то.
— Много ли стоит его слово? Сначала даст, потом изменит. Разве он дворянин, чтобы можно было верить его слову?
Морис заскрежетал зубами при мысли, что есть еще люда, думающие, будто только дворянин может хранить верность своему слову.
— Но ведь он нас не знает; как же он может нас выдать?
— Конечно, он не знает, кто мы и чем занимаемся, но теперь он знает адрес и вернется сюда с подходящей компанией.
Этот аргумент оказался решающим.
— Хорошо, — прозвучал голос, уже несколько раз поражавший Мориса и принадлежавший, видимо, главному из них, — так, значит, решено?
— Ну да, сто раз да. Я не понимаю вас с вашим благородством, дорогой мой. Если Комитет общественного спасения нас захватит, увидите, будет ли он церемониться.
— Значит, вы настаиваете на вашем решении, господа?
— Несомненно. Вы, надеюсь, тоже не будете против?
— У меня ведь только один голос, господа, и он за освобождение пленника. У вас шесть голосов, и все они за смерть. Стало быть — смерть.
Пот, струившийся по лбу Мориса, вдруг словно замерз.
— Он ведь станет кричать, вопить, — сказал чей-то голос. — Вы хотя бы увели подальше госпожу Диксмер?
— Она ничего не знает. Она сейчас в первом павильоне. «Госпожа Диксмер, — прошептал про себя Морис. — Я начинаю понимать. Сейчас я у хозяина кожевенной мастерской, который говорил со мной на Старой улице Сен-Жак и ушел, усмехаясь тому, что я не смог назвать фамилию своего друга. Но какой смысл, черт возьми, хозяину мастерской убивать меня?»
Осмотревшись, Морис заметил железный колышек с ясеневой ручкой; такими колышками делают ямки в почве, сажая растения.
«Во всяком случае, — сказал он себе, — до того как они меня заколют, я тоже убью не одного».
Он бросился к безобидному инструменту, который в его руках мог стать страшным оружием.
Затем он стал у двери так, чтобы она, распахнувшись, закрыла его.
Сердце Мориса сильно билось, готовое выпрыгнуть из груди; казалось, в тишине были слышны его удары.
Вдруг Морис вздрогнул всем телом, услышав, как кто-то сказал:
— Поверьте мне, будет лучше всего, если мы разобьем стекло и через оконные решетки убьем его выстрелом из карабина.
— О нет, нет, никаких выстрелов, — произнес другой голос, — выстрел может нас выдать. А, вот и вы, Диксмер. А где ваша жена?
— Я только что посмотрел через жалюзи: она ничего не подозревает, она читает.
— Диксмер, решение за вами. Вы за выстрел из карабина или за удар кинжала?
— Насколько возможно, надо избегать огнестрельного оружия. Я за кинжал.
— Пусть будет кинжал. Идем!
— Идем! — произнесли одновременно пять или шесть голосов.
Морис был сыном Революции, с твердым сердцем и душой безбожника, как и многие в это время. Но при слове «Идем!», произнесенном за дверью, отделявшей его от смерти, он вспомнил, как нужно креститься. Этому учила его в детстве мать, заставляя на коленях лепетать молитвы.
Шаги приблизились, потом затихли, ключ заскрипел в замочной скважине, и дверь медленно открылась.
В течение этой минуты Морис сказал себе:
«Если я потрачу время на то, чтобы драться с ними, меня наверняка убьют. Если же я брошусь на убийц, то застану их врасплох. Затем выберусь через сад в переулок и, может быть, спасусь».
И тотчас же он прыгнул, как лев, издав дикий крик, в котором было больше угрозы, чем ужаса, опрокинул двух вошедших первыми, считавших, что он связан, и никак не ожидавших подобного нападения, растолкал других и в одну секунду преодолел благодаря своим сильным ногам расстояние в десять туазов. В конце коридора он увидел распахнутую настежь дверь, бросился в нее, перепрыгивая через ступени, выскочил в сад и, ориентируясь, насколько это было возможно, побежал к выходу.
Калитка была заперта на два засова и на замок. Морис отодвинул засовы, хотел открыть и замок, но ключа у него не было.
Преследователи были уже на крыльце: они увидели его.
— Вот он, — закричали они, — стреляйте в него, Диксмер, стреляйте! Убейте его! Убейте!
Морис издал рычание: он был заперт в саду. Он прикинул высоту стен; они поднялись на десять футов.
Все произошло стремительно, в считанные секунды.
Убийцы бросились в погоню.
Морис, находившийся шагах в тридцати от них, осмотрелся взглядом приговоренного к смерти, который ищет малейшего намека на шанс к спасению, чтобы этим шансом воспользоваться.
Павильон и пробивающийся сквозь жалюзи свет бросились ему в глаза. Сделав только один прыжок — прыжок в десять шагов — он схватился за жалюзи, сорвал их, выбил стекло и ввалился в освещенную комнату, где сидела у камина женщина, читавшая книгу.
Испуганная, она вскочила и стала громко звать на помощь.
— Посторонись, Женевьева, посторонись, — раздался голос Диксмера, — посторонись, чтобы я мог убить его!
В десяти шагах от себя Морис увидел дуло карабина.
Но едва только женщина взглянула на Мориса, она в ужасе закричала и, вместо того чтобы посторониться, как приказывал муж, бросилась между Морисом и карабином.
Этот порыв привлек внимание Мориса к благородному созданию, чьим первым движением было защитить его.
Он вскрикнул в свою очередь.
Это была незнакомка — та, кого он так искал.
— Вы!.. Вы!.. — воскликнул он.
— Тише! — произнесла она.
Потом, повернувшись к вооруженным преследователям, приближавшимся к окну, сказала:
— Вы не убьете его!
— Это шпион, — громко сказал Диксмер, и мягкое и спокойное от природы лицо его выразило беспощадную решимость. — Это шпион, и он должен умереть.
— Это он шпион? — ответила Женевьева. — Он шпион? Подойдите сюда, Диксмер. Я вам скажу только одно слово, и вы поймете, что глубоко заблуждаетесь.
Диксмер подошел к окну, Женевьева шагнула навстречу и, наклонившись к его уху, тихо произнесла несколько слов.
Хозяин кожевенной мастерской поднял голову.
— Он?
— Он самый, — подтвердила Женевьева.
— Вы уверены в этом?
Молодая женщина на этот раз ничего не ответила. Она повернулась к Морису и, улыбаясь, протянула ему руку.
На лице Диксмера была странная смесь благодушия и холодности. Он опустил приклад карабина на пол.
