Последний Конунг - Северин Тим (бесплатные серии книг txt) 📗
Доркон шел даже лучше, чем я ожидал. Мы взяли курс прямо на Пропонтиду, а это само по себе было мерилом мастерства нашего кормчего. Греческие моряки обычно останавливаются на ночь и бросают якорь в постоянных прибежищах или заходят в какой-то местный порт, а посему они держатся вблизи берега и редко теряют землю из вида. Но Феодор направился прямо к проливу, ведущему в море, которое он именовал Великим. Не зашел он и в гавань Абидоса, где империя держит пост досмотра и где всякое торговое судно должно остановиться и заплатить пошлину. Караульная лодка, встревоженная сигналами с оного поста, сумела перехватить нас, но я показал грамоту с полномочиями, выданную мне старшим хартулярием орфанотропа, и нас пропустили. В грамоте говорилось, что мы идем по срочному государственному делу и не подлежим задержанию. Я отметил, что Иоанн поставил свою подпись пурпурными чернилами.
Скатав свиток со свинцовой печатью, я собрался было уложить его в свою сумку, как вдруг ветер выхватил из сумки сложенный лист пергамента и понес по палубе. Феодор ловко перехватил листок, прежде чем тот исчез за бортом, и возвращая его мне, глядел на меня вопросительно. Разумеется, он разглядел, что это карта. Я собирался показать ее позже, однако почему бы и не сейчас.
– Этой картой снабдил меня кормчий того корабля, что выйдет нам навстречу, – сказал я, разворачивая пергамент. – Он прислал ее с нарочным из Диррахия в ведомство дромоса в Константинополе для передачи мне. Здесь указано место, где мы должны встретиться с нашим сопровождением.
Грек глянул на очертания берега, нарисованные на пергаменте, и сразу же узнал берег.
– Как раз за мысом Тенар, – сказал он, потом пожал плечами. – Твоему кормчему ни к чему было утруждать себя. Я знаю это побережье так же хорошо, как родной порт. Ходил вдоль него столько раз, что и не упомню.
– Ну, лучше знать точно, – сказал я. – Здесь отмечено, где его корабли будут ждать нас.
И я поставил палец рядом с руной, начертанной на пергаменте. Вспомнив, что Халльдор говорил мне, что Харальд сведущ в древних знаниях, я понял, что это тайнопись.
– Что это за знак? – спросил Феодор.
– Первый знак из того, что можно назвать алфавитом, коим пользуется мой народ. Он называется «феху» и означает домашний скот или богатство.
– А вот это? – спросил капитан.
Вертикальная черта с одной косой перекладиной была начертана рядом с берегом немного дальше к северу.
– Это «наут», знак нужды или горя.
Грек, внимательно разглядывая карту, заметил:
– Для чего он здесь поставлен? На том берегу ничего нет, кроме голых утесов. Нет там места, где можно было бы пристать в случае бури. Глубокая вода прямо у суши, и негде высадиться. В мгновение ока разнесет на куски. Разумней обойти это место.
– Не знаю, зачем, – сказал я, ибо недоумевал не меньше, чем он.
С каждой милей, пройденной нашим судном, я обнаруживал различия между дорогой по Великому морю и плаванием в холодных северных водах. Синева моря здесь гуще, гребешки на волнах на темном фоне белее и ярче, а сами волны живее. Они строятся и перестраиваются, как в быстром танце, и никогда им, так кажется, не обрести весомости и величавости океанских валов. Тогда я сказал об этом Феодору, и его ответ был серьезен.
– Видел бы ты, каково здесь в бурю, – предостерег он. – Просто безумие. Крутые волны рушатся друг на друга, накатываясь с разных сторон, чтобы сбить с толку рулевого. И каждая столь велика, что способна утопить корабль. А что хуже всего – никаких тебе предзнаменований близящегося ненастья. Оно является при ясном небе и приводит море в ярость прежде, чем успеешь убрать парус.
– А у тебя случались кораблекрушения? – спросил я.
– Ни разу, – сказал он и осенил себя знаком креста. – Но не дай бог убаюкать себя спокойствием. Великое море повидало много кораблекрушений, начиная с Одиссея во времена наших первых мореходов и до самого святого Павла.
В это время доркон шел вблизи берега под высоким мысом, и грек указал на его вершину. Там, на высоте, виднелся двойной ряд близко стоящих белых колонн, увенчанных связью из белого камня. Сооружение сверкало яркой белизной.
– Видишь? Это храм старым богам. На каждом большом мысе ты найдешь либо такой храм, либо какой-нибудь могильный холм.
На мгновение мне показалось, что он говорит о моих исконных богах, но потом я понял, что он имеет в виду богов, которым поклонялся его народ прежде, до того как уверовал в Белого Христа.
– Их строили так, чтобы мореходы, проходящие мимо, могли их видеть, – продолжал кормчий. – Надо полагать, в те времена моряки молились на эти храмы, прося у своих языческих богов послать им благополучное плавание, или возносили благодарения за успешное завершение странствия. Вроде как я сегодня перед отплытием засветил свечку и вознес молитву святому Николаю Мирскому, покровителю мореходов.
– А кто были эти старые боги?
– Не знаю, – ответил он. – Но это было что-то вроде семьи во главе с богом-отцом, а другие боги отвечали за погоду, за урожай, за войну и все такое.
Очень похоже на моих богов, подумал я.
Наш корабль добрался до места куда скорее, чем можно было ожидать, и когда мы обогнули мыс Тенар, где нас должны были встретить два корабля Харальда, море было пусто. Отсутствие двух моноциклонов меня не удивило, но мне с трудом удалось убедить Феодора подождать еще несколько дней. Он прекрасно знал, что мы входим в воды, где хозяйничают пираты, но не меньше его тревожила близость этого опасного берега.
– Я же говорил тебе, – он указал на виднеющуюся вдали линию берега, – там нет ни единой гавани, и коль скоро поднимется ветер, жди беды.
В конце концов он согласился подождать три дня, и мы провели их, ходя в полветра то туда, то сюда и стоя по ночам со спущенными парусами. Каждое утро на мачту поднимали впередсмотрящего в деревянной люльке, и он сидел там, глядя на север, откуда мы ожидали прибытия кораблей Харальда.
На рассвете третьего дня, когда впередсмотрящего подняли наверх, он, оглядевшись, издал предупредительный крик. Какой-то корабль приближался с юго-запада. Феодор вскочил на поручни, уставился в ту сторону, потом спрыгнул на палубу и бросился ко мне. Всякий намек на обычное для него дружелюбие исчез. Ярость и подозрение смешались на его лице.
– Значит, вот зачем ты настаивал, чтобы мы ждали? – кричал он, схватив меня за руку и притянув к себе. Из его рта невыносимо несло какой-то дрянной рыбной подливкой, излюбленной тамошними моряками. Мгновение мне казалось, что сейчас он меня ударит.
– О чем ты? – не понял я.
– Вон там! – крикнул он, кивая в сторону отдаленного паруса. – И не говори, что ты этого не ожидал. Мне давно следовало понять это. Ты предатель-дикарь. Ты врал, будто ждешь конвоя. Это сарацинский корабль, и он в два раза больше нашего, а ты – причина, почему он оказался здесь так вовремя.
– Как ты можешь быть уверен, что это арабское судно? Этого никто не может узнать на таком расстоянии, – защищался я.
– Ха, я могу! – проревел капитан, сильнее впиваясь пальцами в мою руку. – Смотри, как оно оснащено. Три треугольных паруса на трех мачтах. Это арабская галея из Сицилии или…
– Успокойся, – прервал я его. – Я понятия не имею, как этот корабль оказался именно здесь и именно сейчас. Но даже если ты мне не веришь, мы зря теряем время. Ставь все паруса, вели гребцам занять свои места и правь к северу. Я уверен, наши караульные корабли давно в пути, и мы встретимся с ними прежде, чем сарацины настигнут нас.
Грек с горечью рассмеялся.
– Бесполезно. Если я не ошибся, и этот корабль – сарацинский, далеко нам все равно не уйти. Ты знаешь, что значит галея? Это слово значит «рыба-меч», а коли ты видел рыбу-меч, как она бросается на жертву, ты бы знал, что они нас нагонят. Вероятно, к полудню, и деться нам некуда. Нет даже гавани, где мы могли бы укрыться.
Его слова напомнили мне о карте, присланной Харальдом. Я порылся в сумке и вытащил пергамент.
