Изгнанник. Каприз Олмейера - Конрад Джозеф (читать книги бесплатно полностью txt, fb2) 📗
Женщина уже подхватила сосуды с водой, намереваясь продолжить путь. Резкое движение вынудило ее остановиться после первого же шага. Она стояла прямая, гибкая, настороженная, готовая, как показывала легкая напряженность ее позы, немедленно обратиться в бегство. Ветви деревьев сходились в вышине, в прозрачном мерцании зеленого тумана. Сквозь него проникали и каскадом падали на голову женщины желтые солнечные лучи, сверкали на черных распущенных волосах, переливались, как жидкий металл, на лице, тонули, превратившись в исчезающие искорки, в строгой глубине ее глаз, теперь широко раскрытых, с увеличенными зрачками, смотревших в упор на преградившего ей путь мужчину. Виллемс смотрел в ответ, завороженный обаянием с примесью невосполнимой утраты и щекоткой предвкушения, что начинается с ласкового прикосновения, а заканчивается ударом, внезапным уколом шевельнувшегося в сердце нового чувства, резким всплеском дремлющих эмоций, вдруг пробуждающим новые надежды, новые страхи, новые желания и – стремление убежать от себя прежнего.
Женщина сделала шаг вперед и снова остановилась. Между стволами деревьев подул слабый ветер: в воображении Виллемса он был вызван движением ее фигуры, – окатил его тело волной горячего воздуха, словно факелом опалил лицо. Виллемс сделал прерывистый вдох, точно готовящийся броситься в атаку солдат или как любовник, заключающий в объятия свою любимую, – вдох, придающий смелости перед лицом смерти или в пучине страсти.
Кто она? Откуда? Виллемс с недоумением оторвал взгляд от женского лица и посмотрел на сомкнутые ряды деревьев, высоких, безмолвных, прямых, словно с затаенным дыханием наблюдавших за его действиями. Могучая жизненная сила тропиков, требовавшая солнечного света, но предпочитавшая сумрак, сбивала с толку, вызывала отторжение, почти пугала. Внешне – сплошное изящество красок и форм, блеск, улыбка, а в действительности – цветение смерти, загадка, сулящая красоту и радость, но таящая в себе лишь яд и разложение. Прежде его пугало смутное предчувствие опасности, однако теперь, посмотрев на этот мир новыми глазами, он как будто сумел проникнуть сквозь фантастическую завесу листьев и лиан, заглянуть за могучие стволы, преодолеть грозный полумрак, и ему открылась тайна – волшебная, покорная и прекрасная. Виллемс перевел взгляд на женщину. В потоке пестрого света она предстала перед ним с неуловимой отчетливостью сновидения. Перед ним как будто стояла фея этого загадочного лесного края, выступившая из-за прозрачного, сотканного из солнечных лучей и теней занавеса.
Незнакомка подошла чуть ближе. Ее приближение вызывало у Виллемса странную нетерпеливость. В его голове мелькали путаные, корявые, бесформенные, оглушительные мысли. Не узнавая собственного голоса, он произнес:
– Кто ты?
– Я дочь слепого Омара, – отвечала женщина тихим, но твердым голосом. – А вы, – прибавила она чуть громче, – белый торговец, великий человек в здешних краях.
– Да, – ответил Виллемс, с неимоверным усилием выдерживая ее взгляд. – Да, я белый. – И добавил, словно о ком-то другом: – Мои люди прогнали меня.
Женщина слушала с серьезным видом. Прикрытое спутанными волосами лицо казалось ликом золотой статуи с глазами живого человека. Тяжелые веки опустились чуть ниже, из-под длинных ресниц вбок метнулся взгляд – жесткий, острый, узкий, как блеск стального клинка. Губы сжались в твердую изящную дугу, однако расширенные ноздри, гордая осанка и слегка повернутая голова создавали впечатление дикой гневной строптивости.
По лицу Виллемса пробежала тень. Он зажал рот рукой, словно стремясь не выпустить наружу слова, готовые слететь с губ в стремительном порыве как продолжение властной мысли, проникшей из сердца в мозг, которую высказывают перед лицом сомнений, опасности, страха и самой гибели.
– Ты прекрасна, – прошептал он.
Женщина окинула взглядом – одним быстрым взмахом ресниц – загорелое лицо Виллемса, широкие плечи, высокую, прямую, застывшую без движения фигуру, опустила глаза на тропинку у него под ногами и улыбнулась. Улыбка озарила строгую красоту ее лица – так первый хрупкий, слабый луч солнца пробивается ранним пасмурным утром сквозь хмурые облака, объявляя о приближении восхода и грозы.
Глава 7
В нашей жизни бывают короткие промежутки, которые остаются в памяти лишь как чувственное впечатление. Мы не помним жестов, действий, каких-либо внешних проявлений жизни – все это тонет в ослепительном блеске или запредельном мраке таких моментов. Мы полностью погружаемся в созерцание ощущения в нашей душе, радостного или болезненного, в то время как тело продолжает дышать, интуитивно бежать прочь или – не столь интуитивно – вступать в бой, да хоть бы и умирать. Смерть в такой момент – это привилегия счастливцев, редкостное благо, знак высочайшего благоволения.
В памяти Виллемса не отложилось, как и когда он расстался с Аиссой. Он пришел в себя пьющим с ладони грязную воду и сидящим в каноэ посреди реки, увлекаемым течением мимо последних домов Самбира. Вместе с разумом вернулся и страх неизвестного, завладевший сердцем, страх чего-то невыразимого и хитроумного, лишенного голоса, но требующего подчинения себе. Первой пришла в голову мысль о бунте. Он больше туда не вернется. Ни за что! Виллемс завороженно посмотрел на реку и лес, мерцавшие под беспощадным солнечным светом, и схватил весло. Как все изменилось! Река будто стала шире, а небо выше. Как быстро летит каноэ, повинуясь взмахам его весла! Откуда взялась эта сила, которой хватило бы на двоих? Он смерил взглядом стену джунглей на берегу, вообразив мятущимся умом, что мог бы одним движением руки опрокинуть все эти деревья в речной поток. Лицо горело. Виллемс выпил еще воды и передернулся от порочного удовольствия, ощутив на языке привкус слизи.
Виллемс добрался до дома Олмейера лишь поздно вечером. Он пересек темный неровный двор, уверенно ступая в ореоле света, горящего в душе, невидимого для чужих глаз. Угрюмое приветствие хозяина дома встряхнуло его, как неожиданное падение с высоты. Виллемс сел за стол напротив Олмейера и попытался завязать с мрачным спутником бодрый разговор, но после окончания ужина, когда они молча сидели и курили, ощутил внезапный упадок духа, охватившую все члены апатию, безмерную печаль как от великой, невосполнимой потери. В сердце проникла ночная тьма, с ней пришли сомнения, колебания и глухое раздражение на себя и весь мир. Виллемсу хотелось сыпать грязными ругательствами, устроить с Олмейером свару, выкинуть какую-нибудь жестокость. В голову безо всякого прямого повода лезла мысль, не дать ли в морду этому гнусному, надутому животному. Виллемс бросал яростные взгляды из-под насупленных бровей. Ничего не подозревавший Олмейер курил, вероятно, думая о планах на завтрашний день. Его спокойствие казалось Виллемсу непростительным оскорблением. Почему этот идиот молчит сегодня, когда Виллемсу хочется говорить? Ведь в другие вечера он был готов болтать без умолку, причем обо всяких глупостях. Виллемс, стараясь изо всех сил сдержать собственную беспочвенную ярость, уставился неподвижным взглядом сквозь табачный дым на покрытую пятнами скатерть.
По обыкновению, они рано легли спать, однако посреди ночи Виллемс со сдавленным проклятием выскочил из гамака и сбежал по ступеням крыльца во двор. Два ночных сторожа, сидевших у маленького костерка и монотонно беседовавшие вполголоса, подняли головы и с удивлением заметили тревогу на лице белого человека, пробежавшего мимо них через отбрасываемый огнем островок света. Он нырнул в темноту, потом вернулся и прошел совсем рядом, ничем не показывая, что заметил их присутствие. Белый человек ходил туда-сюда, что-то бормоча себе под нос. Оба малайца, пошептавшись, потихоньку ушли, решив, что находиться вблизи от белого, который ведет себя таким странным образом, небезопасно. Спрятавшись за углом товарного склада, они с любопытством наблюдали за Виллемсом остаток ночи, пока за коротким рассветом не вспыхнуло яркое солнце и хозяйство Олмейера не пробудилось для дневных забот и труда.
