Пробуждение барса - Антоновская Анна Арнольдовна (бесплатные версии книг .TXT) 📗
И сразу раздались голоса:
— С народом нельзя открытым быть.
— Кто работать будет, если все захотят управлять?
— А победим князей, народ скажет: «Я хозяин».
— Иногда народ страшнее князя!
— Об этом тоже много думать надо!
Дато вспылил:
— Зачем столько слов тратите! Если кто боится, пусть сейчас уходит, князья с радостью в свое общество примут, тем более один от них сбежал. Реваз Орбелиани клялся косами Дереджан по первому зову перейти к Моурави с тысячью дружинников.
— Ты молод, Дато, о таком деле долго говорить надо, — остановил Дато пожилой тбилисский азнаур. — Может, так лучше, может, иначе, зачем к князьям посылать? А персидские туманы не всегда сладко приготовлены.
— Народ не всегда перец за персик принимает. Вот в Гори у азнаура Эдишера глехи надсмотрщика избили, будто долю воровал. Раньше никогда такого не было, а у Квели Церетели сарай с шерстью сгорел. Еще много про народ приятного слышал, — иронически закончил церковный азнаур.
— Вы народа испугались, а без помощи народа вы можете победить? — усмехнулся Георгий. — Значит, драться, умирать за азнаурские права вы разрешаете народу, а дать ему больший кусок хлеба или лишнюю чашу вина вы не разрешаете?
Удобно придумали! Так вот, азнауры, наше первое дело — привлекать народ на сторону азнаурства, а вы чем собираетесь соблазнить? Может, цепями князей? Что же, очень хорошо. Предложите народу ярмо, колодки, кнут, яму, — думаю, обрадуется и сразу обменяет князей на азнауров.
Помнить надо, даже когда станете сильными, когда царь опять будет «богоравный», когда права князей и азнауров сравняются, даже тогда с народом придется в тесной дружбе быть, ибо народ — это войско, а войско побеждает, когда верит своим полководцам и когда полководцы любят свое войско. И еще помните — мы, азнауры, постоянно должны держать меч наготове, князья никогда не смирялись, не смиряются и не смирятся. Народ — это меч наготове против князей, а царь пойдет за теми, у кого сила. Это вам говорит Георгий Саакадзе.
Асламаз выразил общую мысль:
— Мы не народа боимся, но кто многим рискует, имеет право много думать.
«Барсы» все больше хмурились, и Георгий понял, что наступил решительный момент — отступление будет равно поражению. Он гордо выпрямился и повысил голос:
— Рискует? Чем вы рискуете? Конями, монетами, может быть, горстью земли? Посмотрите хорошо на меня: я — князь, одарен царем богатыми поместьями, Моурави, женатый на дочери доблестного Нугзара, брат царицы Картли… Что еще мне нужно?.. Если бы о себе думал, давно бы с Шадиманом сговорился. Вдвоем бы царствовали. До пределов древней Грузии раздвинул бы я границы Картли, все грузинские царства объединил бы, как при Давиде Строителе было. Два человека: один — Моурави, держащий всю страну вооруженной рукой, угроза магометанам; другой — правитель, опора князей, держащий внутренние дела царства и царя рукой железной… Да, азнауры, если бы о себе думал, два человека царствовали бы в Картли, а третий только бы думал, что царствует…
О родине мои помыслы, о всей Грузии. На большое дело вас позвал, азнауры. Не может сокол летать с подрубленными крыльями. Не может Грузия дышать, растерзанная на части. На дело объединения всех грузинских царств и княжеств позвал я вас, азнауры.
— О каком объединении говоришь, Георгий? — изумился пожилой азнаур.
— С имеретинским царством…
— С имеретинским?! — вскрикнул Асламаз. — Имеретины сами не пойдут. Давно из-за Ликских гор с Картли спорят.
— Потом с кахетинским!..
— С кахетинским? — рассмеялся церковный азнаур. — Как раз сейчас не очень дружим.
— С Гурией!..
— А Гурия нам на что?! — буркнул Квливидзе. — От них даже капли вина никогда не получишь.
— С Самегрело!..
— С Самегрело?! — нахмурился княжеский азнаур. — Все время с Гурией дерется, кроме голого зада ничего не осталось.
— С Самцхе-Саатабаго!..
— С Саатабаго?! На что тебе эти грузинские турки? — рявкнул Гуния.
— И, наконец, с Абхазети!
— Спасибо, дорогой! — воскликнул Микеладзе. — Пока до этого соседа доедешь, конь в ишака превратится.
— Никто не пойдет на объединение с Картли! — взвизгнул Гуния.
— Мы не царей и княжество, а народ будем объединять. А с помощью народа все короны опять перельем в одну корону. Думаю, Луарсабу понравится такое украшение.
Азнауры вскочили, заспорили, перебивая друг друга.
— Одна Картли против Турции и Ирана не устоит! — грозно крикнул Саакадзе.
Спор оборвался. И в наступившей тишине Георгий продолжал:
— Довольно врагов своей кровью поить. Силу только силой возьмешь! Необходимо собрать всю Грузию, как было при царице Тамар: «От Никопсы до Дербента». Вспомните, сколько врагов вторгалось в наши пределы? Арабы разрушали города, хазары грабили Тбилиси, сельджуки огнем задушили Картли, монголы растоптали нашу родину своими конями. А что делали в это время могущественные князья? Друг с другом воевали, предавали друг друга врагам, а потом все вместе врагу в ноги кланялись. А теперь, азнауры, мы призваны взять судьбу Грузии в свои руки. Гордиться должны! Довольно ползали рабами, пора победителями скакать.
— Георгий, что ты задумал?! — полуиспуганно, полувосхищенно вскрикнул Квливидзе.
— Задумал Грузию сделать сильной, задумал, чтобы ни Иран, ни Турция, ни кто-нибудь другой не перешагнул бы нашу границу. Помните, за нашими горами у нас нет друзей. Сколько раз в овечьей шкуре приходили, а потом волчьи клыки скалили. Дань брали и шелком, и шерстью, и золотом, и людьми и никогда не успокаивались, и никогда не успокоятся.
— Вот Георгий Десятый хотел с далекой Русией дружить. Русия — единоверная, — вставил Гуния, вспомнив высказывания отца Феодосия.
— А кто говорит — не единоверная? — нахмурился Саакадзе. — Грузия и Русия еще встретятся на общем пути, но сейчас Русия сама нуждается в силе, иначе почему Татищев не оставил нам даже ста пятидесяти стрельцов, обещанных по записи?
— С царем необходимо говорить, — настойчиво повторил Квливидзе.
— Царь обо всем должен знать, — торопливо добавил Гуния.
— Царю, конечно, скажу, — упрямо сдвинул брови Георгий, — только в последнюю минуту, когда войско у тбилисских стен поставлю, а азнаурские дружины у стен Метехи… Думаю, Луарсаб из тех царей, кому приятно остаться у власти одному, и, правду сказать, Картли он любит, только выгоды не понимает… В последнюю минуту открою, раньше боюсь измены… Когда выхода не будет, поневоле с азнаурами пойдет…
Пожилой азнаур недоверчиво покачал головой:
— А если откажется?
— Если одни останемся? — спросил княжеский азнаур.
— Одни не останемся… — Саакадзе встал, прошелся, твердо наступая на ковер, остановился перед азнаурами и, глядя на них в упор, решительно сказал:
— Шах Аббас с нами…
Гробовое молчание придушило комнату. По окну беспомощно проскользнуло крыло голубя, где-то хлопнула дверь, на ковер легло косое лезвие солнца.
Квливидзе едва перевел дыхание.
— Откуда знаешь о желании страшного шаха?
Громом падали слова Георгия:
— Давно со «львом Ирана» сговорился, еще когда Тинатин в Исфахан сопровождал… С тех пор в переписке… Большую помощь мне оказал: деньги, оружие из Ирана получаю… Не даром, конечно… Несколько услуг и я оказал… Вот недавно Азис-пашу преподнес…
Некоторые азнауры инстинктивно посмотрели на дверь. Другие со страхом разглядывали Саакадзе, точно видели в первый раз. Что-то незнакомое, казалось, было в Георгии.
Асламаз тревожно подумал: «Может, предал нас? Мой дед уже был богатым азнауром, а его дед был нищим. Может, о бедных азнаурах больше думает, уже раз учили его… Сейчас учить поздно, царя на сестре сумел женить…»
Асламаз нервно затеребил на щеке шрам.
Квливидзе не мог разобраться в охватившем его чустве; страх перед вмешательством шаха Аббаса боролся в нем с гордостью, что азнаурское сословие поднимается так высоко.
«Предатель или предводитель? — раздумывал потрясенный Гуния, невольно берясь за рукоятку шашки. Ведь он, Гуния, царский азнаур, тваладский сотник, его ценит и Совет князей и высшее духовенство, он должен стать сардаром Картли. Почему же он попал в лапы к этому дикому „барсу“?» Колючие усики Гуния ощетинились, словно иглы ежа. И чуствовалось, он уже принял окончательное решение.
