Графиня де Монсоро. Том 1 - Дюма Александр (читаемые книги читать TXT) 📗

– Вот и последние четыре французских гугенота летят ко всем чертям! – сказал Шико. – Клянусь святым чревом! Мне их жалко.

– И для того, чтобы смотреть за этими дозорными, – продолжал герцог, – я предлагаю вашему величеству назначить главу для святого Союза.

– Вы кончили, мой кузен? – спросил король.

– Да, государь, и, как его величество могло видеть, говорил со всей откровенностью.

Шико испустил чудовищный вздох, а герцог Анжуйский, оправившись от недавнего испуга, улыбнулся лотарингскому принцу.

– Ну а вы, – сказал король, обращаясь к окружавшим его придворным, – что вы об этом думаете, господа?

Шико, ни слова не говоря, взял свою шляпу и перчатки, затем схватил за хвост львиную шкуру, разостланную на полу, оттащил ее в угол комнаты и улегся.

– Что вы делаете, Шико? – спросил король.

– Государь, – ответил Шико, – говорят, что ночь – хороший советчик. Почему так говорят? Потому, что ночью спят. Я буду спать, государь, а завтра на свежую голову отвечу моему кузену де Гизу.

И он растянулся на шкуре во всю ее длину, герцог метнул на гасконца яростный взгляд; Шико, приоткрыв один глаз, перехватил его и ответил храпом, подобным раскату грома.

– Итак, государь, – спросил герцог, – что думает ваше величество?

– Я думаю, вы правы, как всегда, кузен, соберите же ваших главных лигистов, придите сюда вместе с ними, и я изберу человека, в котором нуждается религия.

– А когда, государь? – спросил герцог.

– Завтра.

И, произнося это слово, король искусно разделил свою улыбку, адресовав одну половину герцогу де Гизу, а другую – герцогу Анжуйскому.

Последний собирался было удалиться вместе с придворными, но только он шагнул к двери, как Генрих сказал:

– Останьтесь, брат мой, я хочу с вами поговорить.

Герцог де Гиз на мгновение сжал рукою свой лоб, словно желая собрать воедино поток мыслей, а затем вышел вместе со своей свитой и исчез под сводами галереи.

Еще через минуту загремели радостные клики толпы, приветствовавшей выход герцога из Лувра точно так же, как она приветствовала его вступление в Лувр.

Шико продолжал храпеть, но мы не поручились бы за то, что он действительно спал.

Задержав у себя брата, король отпустил своих фаворитов.

Во время предыдущей сцены герцогу Анжуйскому удалось сохранить для всех, кроме Шико и герцога де Гиза, вид полного равнодушия к происходящему, и теперь он без всякого недоверия отнесся к приглашению Генриха. Он не подозревал, что гасконец заставил короля взглянуть в его сторону и тот увидел неосторожный палец, поднесенный к губам.

– Брат мой, – сказал Генрих, большими шагами расхаживая от двери до окна, после того как он убедился, что в кабинете не осталось никого, кроме Шико, – знаете ли вы, что я счастливейший король на земле?

– Государь, – сказал принц, – счастье вашего величества, если только вы действительно почитаете себя счастливым, не более чем вознаграждение, ниспосланное вам небом за ваши заслуги.

Генрих посмотрел на своего брата.

– Да, я очень счастлив, – подтвердил он, – потому что если великие идеи не осеняют мою голову, они осеняют головы тех, кто меня окружает. Мысль, которую только что изложил перед нами мой кузен Гиз, это великая идея.

Герцог поклонился в знак согласия.

Шико открыл один глаз, словно он плохо слышал с закрытыми глазами или ему было необходимо видеть лицо короля, чтобы постигнуть подлинный смысл королевских слов.

– Ив самом деле, – продолжал Генрих, – стоит собрать под одним знаменем всех католиков, создать королевство церкви, незаметно вооружить таким образом всю Францию от Кале до Лангедока, от Бретани до Бургундии, и у меня всегда будет армия, готовая выступить против Англии, Фландрии пли Испании, а Англия, Фландрия или Испания ничего и не заподозрят. Понимаете ли вы, Франсуа, какая это гениальная мысль?

– Не правда ли, государь? – сказал герцог Анжуйский, обрадованный тем, что король разделяет взгляды его союзника, герцога де Гиза.

– Да, и, признаюсь, я испытываю горячее желанно щедро вознаградить автора столь мудрого прожекта.

Шико открыл оба глаза, но тут же закрыл их: он уловил на лице короля одну из тех неприметных улыбок, которые мог увидеть только он, знавший Генриха лучше всех остальных; этой улыбки ему было достаточно.

– Да, – продолжал король, – повторяю, такой прожект заслуживает награды, и я сделаю все для того, кто его задумал. Скажите мне, Франсуа, действительно ли герцог де Гиз отец этой превосходной идеи или, вернее сказать, зачинатель этого великого дела? Ведь дело уже начато, не так ли, брат мой?

Герцог Анжуйский кивнул головой, подтверждая, что к исполнению замысла действительно уже приступили.

– Тем лучше, тем лучше, – повторил король. – Я сказал, что я очень счастлив, мне надо было бы сказать – я слишком счастлив, Франсуа, ибо моих ближних не только осеняют великие идеи, но мои ближние, горя желанием послужить своему королю и родственнику, еще и сами претворяют эти идеи в жизнь. Однако я у вас спросил, дорогой Франсуа, – продолжал Генрих, положив руку на плечо своему брату, – я у вас спросил, действительно ли за такую поистине королевскую мысль я должен благодарить моего кузена Гиза?

– Нет, государь, ее выдвинул кардинал Лотарингский более двадцати лет тому назад, и только ночь святого Варфоломея помешала ее исполнению или, верное, временно сделала его ненужным.

– Ах, какое несчастье, что кардинал Лотарингский скончался! – сказал Генрих. – Я бы сделал его папой после смерти его святейшества Григория Тринадцатого. Тем не менее нельзя не признать, – продолжал он с видом полнейшего простодушия, который умел принимать на себя лучше любого французского комедианта, – тем не менее нельзя не признать, что его племянник унаследовал эту идею и заставил ее плодоносить. К сожалению, я не в силах сделать его папой, по я его сделаю… Чем бы таким его наградить, Франсуа, каким, чего бы у него еще не было?

– Государь, – сказал Франсуа, обманутый словами своего брата, – вы преувеличиваете заслуги нашего кузена. Как я уже говорил, для него эта идея – только наследственное владение, и есть человек, который весьма помог ему возделать это владение.