Набат. Книга вторая. Агатовый перстень - Шевердин Михаил Иванович (версия книг txt) 📗
— Знаю, знаю, слышал. Эй, вы, уберите руки.
— Нет, сначала соблаговоли, уплатить, — и чалмоносец уцепился за сапог Иргаша.
— Проклятие! Пусть всех вас поразит проказа, — заорал Иргаш, — да поймите вы, наконец: я еду к вашему прока...
— Пропустить его, — прохрипел с крыши голос Касымбека. — Пусть заходит.
Пожав плечами, махрамы отпустили поводья и проводили Иргаша вокруг курганчи.
Через низенькую калитку и длинный глухой проход они проводили его во двор.
Розы, множество роз, самых разных, поражали здесь взор пришельца. Здесь были и красные с бархатистыми лепестками, на которых драгоценными каплями сверкали росинки, и белые ширазские, подобные скромным девственницам, стыдливо прячущим свои нежные прелести в зелёном шёлке, и желтоватые китайские, от запаха которых голова начинает кружиться в несбыточных мечтах, и громадные, с блюдо величиной, цейлонские, при виде которых мысли уносятся в дивные южные страны, где никогда нет зимы и снега и где по ночам распускаются таинственные цветы. Но не только розами поражал взгляд сад Касымбека. Тысячи цветов цвели здесь с самой ранней весны до зимних холодов: ирисы, гиацинты, пионы, лилии, настурции. Распространяли острый дурманящий запах целые грядки райхона-базилика, кам-фарной полыни, валерьяновой травы, какого-то необыкновенного клевера, лимонника, неведомых пахучих растений, найденных в таких ущельях, куда и нога человеческая не ступает, и разведённых здесь руками опытнейшего садовника-цветовода Субхана Махджана из Лахора и его помощников. Сам жестокий, с холодным сердцем, не ведающим чувства красоты, Касымбек пресмыкался перед своим садовником и исполнял малейшие его капризы. И поистине, на цветы в доме Касымбека тратилось не меньше, чем на лошадей и на оружие. Люди Касымбека бродили по всем странам Востока и Запада, выискивая семена, сеянцы, черенки новых растений, но только таких растений, которые благоухали ароматами. Цветы, лишённые запаха, хоть и поразительно красивые, изгонялись из цветника Касымбека беспощадно.
Конечно, в каждом узбеке и таджике заложена любовь к цветам и даже полунищий бедняк лелеет и растит перед своей хижиной хоть несколько цветочков — отраду и отдохновение для глаз и души. Но цветоводство Касымбека, превратившееся в разорительную страсть, вызывало у грубых степняков, не оставивших ещё своих полукочевых привычек, недоумение. Они даже пытались, попав к нему в гости, посмеиваться над ним по поводу «влюблённости кое-кого в розу», но всё объяснялось гораздо проще. Уже давно, много лет назад, грубый кровожадный Касымбек привёз из своего разбойничьего набега откуда-то со снеговых вершин Каратегина нежную черноглазую горянку. Он насильно заставил её стать женой и влюбился в неё, но ответной любви завоевать не смог. По мере того, как ужасная болезнь разрушала его тело, росло и отвращение к нему его юной жены. Казалось бы, чего проще: выгнать непокорную или просто убить. Нет, сердца человеческого не измеришь, не испытаешь. Касымбек бросил всё к ногам жены. Но обуреваемое страстью и вожделением тело его разъедали язвы и болячки, издававшие нестерпимое зловонье. Он сам его ощущал постоянно, и никакие благовония, сделанные руками людей, никакие редчайшие духи не могли заглушить его. Только цветы, аромат тысяч цветов и душистых трав помогал забыть этот тяжёлый запах, сводивший Касымбека с ума.
Дни и ночи просиживал он в цветнике, вдыхая море запахов. Бледное, искажённое недугом лицо его, дрожа, отражалось в стеклянной глади водоёма. Ветерок проникал из степи через высокие стены, и струи его несли самые поразительные, самые изысканные сочетания цветочных запахов. Всё тогда забывал Касымбек: болезнь, кровь, ужас надвигавшейся смерти...
Слуга проводил гостя к хозяину усадьбы, сидевшему посреди небольшой, чисто выметенной и политой площадки, на деревянных нарах. Касымбека Иргаш узнал не сразу и весь передернулся при виде зловещей перемены, происшедшей в его наружности за самые последние дни. Ужасная болезнь бурно развивалась, делала свое дело. Она разрушала организм Касымбека с неумолимостью рока. На Иргаша смотрела отталкивающая, внушающая ужас и отвращение маска. Только богатая кисейная чалма да всем известный ханатласный зелёный халат позволили Иргашу узнать хозяина.
Касымбек заметил страх и растерянность Иргаша и яростно просипел:
— Не пяль глаза, Иргаш! Видишь, я нездоров. Меня покусали комары и мошки. Говори, с чем приехал? — И он показал рукой на сжавшегося поодаль в комок человека в индусской чалме. — Ффу! Он также брезгует... он боится меня. Все теперь боятся меня. Проклятие пусть обрушится на головы трусов. О дурачье!
Из тысяч людей Иргаш сразу же узнал бы Чандра Босса и невольно склонился в низком поклоне.
— Салом алейкум, господин!
Но лицо его налилось кровью, и всё в груди у него задрожало. Молниеносной вспышкой промелькнула картина: Дильарэм, опустив голову, пунцовая, точно роза, слушает вкрадчивую речь Чандра Босса.
«Вот как, проклятый, и ты здесь», — подумал Иргаш.
— Пода сюда, — крикнул Чандра Босс. — Где ты пропадал, скотина?
По договоренности Иргаш должен был ждать вестей в укромном местечке в горах, и сейчас Чандра Босс меньше всего желал с ним встречи.
Чандра Босс отнюдь не нуждался в лишних свидетелях, а он с минуты на минуту ждал появления Амирджанова с покупателями оружия. Он едва успел предупредить об этом Касымбека, как появился Иргаш. Ко всему тому, с некоторых пор Чандра Босс предпочитал встречаться со своим саисом только в присутствии своего испытанного в многолетней службе Вагифа-телохраните-ля. Правы те, кто говорит, что женские глазки пагубны для разведчика... Но глаза Дильаром всё ещё не давали покоя Чандра Боссу, и он частенько вспоминал их влажную глубину...
— Всесильный господь, — пробормотал Чандра Босс, — какое стечение обстоятельств!
Какой несчастный день. Злой рок преследовал Чандра Босса. Утром, когда они ехали мимо конгурта, их обстрелял разъезд красных, и Чандра Боссу пришлось скрываться в ущелье, среди камней. Более того, он растерял своих спутников и только к концу дня в единственном числе добрался до дома Касымбека, где была назначена явка. К своему ужасу и отвращению, Чандра Босс с первого же взгляда понял, какой болезнью болен Касымбек. Он решил не притрагиваться к пище и питью, гостеприимно предложенным ему. Перед ним лежали горы пшеничных лепешек, винограда и персиков на подносах. Но хотя он был голоден, как волк, и пить хотелось до безумия, Чандра Босс не только ни к чем не притронулся, но отчаянно боролся с позывами на рвоту. И ещё неприятнее было, что хозяин, очевидно, отлично понимал чувства гостя и делался всё мрачнее мрачнее. А нрав Касымбека Чандра Босс знал отлично, задевать Касымбека не рекомендовалось.
Стараясь не показать и вида, что его всего передергивает от отвращения, Чандра Босс пересел подальше, на краешек остывшего глиняного очага, и с рассеянным видом поглядывал на него, на скирду пшеницы, высящуюся на крыше амбара, мучительно старался установить не дует ли ветер со стороны Касымбека.
Ему все чудилось, что сквозь прекрасные запахи роз и базилик, лилий и шафрана нет-нет да и потянет гнилью. Чандра Босс совсем вышел из состояния душевного равновесия. Он даже не слышал, что ему говорит гостеприимный хозяин. Бежать, бежать! Немедленно сейчас же. Плюнуть на всё — на сделку, на барыши — у скорее уйти, отряхнуть прах со своих ног и ускакать во весь опор, чтобы степным здоровым воздухом очистить себя от заразы, чтобы даже не видеть отвратительного лица Касымбека.
И тут ещё Иргаш! Этого только не хватало!
Не то чтобы Чандра Босс испугался. Он был уверен, что не посмеет какой-то презренный нищий туземец взбунтоваться против него — господина. Иргаш — раб, а раб боится плетки, И тогда, в том случае, когда Иргаш застал Чандра Босса в разговоре с Дильаром, он вел себя, как обиженная хозяином собака, рычал, но не осмелился даже скалить зубы. И потом Иргаш принял деньги за жену, жадно схватил подачку.
