Две Дианы - Дюма Александр (книги полностью бесплатно .TXT) 📗

– И помните, – заметила Мария Стюарт, – что в наших глазах вы будете таким другом, от которого ничего не скрывают и которому ни в чем не отказывают.

Растроганный Габриэль низко поклонился и почтительно прикоснулся губами к руке, которую ему протянула королева.

Потом он пожал руку герцогу и после милостивого кивка короля удалился.

Дома Габриэль застал у себя адмирала Колиньи. Он пришел проведать своего сен-кантенского соратника, и, когда Алоиза сообщила ему, что ее хозяина утром препроводили в Лувр, Колиньи решил дождаться его возвращения, чтобы успокоить и кормилицу, а заодно и самого себя.

Увидев Габриэля, он обрадовался и принялся расспрашивать обо всем случившемся.

Габриэль, опустив подробности, сказал только, что после его разъяснения обстоятельств горестной кончины Генриха II его отпустили с миром.

– Иначе и быть не могло! – заметил адмирал. – Все благородное сословие Франции восстало бы против нелепого подозрения, которое запятнало бы достойнейшего его представителя.

– Не будем говорить об этом, – нахмурился Габриэль. – Я рад вас видеть, адмирал. Должен сказать, что ваши речи, рассуждения мэтра Парэ, писания и мои собственные размышления убедили меня в правоте вашего дела. Итак, я с вами!

– Добрая и весьма своевременная весть! – одобрительно подхватил адмирал.

– Но в то же время я думаю, что в ваших же интересах держать мое обращение в тайне. Только что герцог де Гиз говорил мне, что лучше избегать всякого шума вокруг моего имени. Тем более что эта отсрочка совпадает с новыми обязанностями, которые мне предстоят.

– Но как бы мы гордились, если бы открыто признали вас своим!

– И все-таки от этого – хотя бы на время – следует отказаться. Я могу только поклясться вам, что считаю себя одним из ваших братьев по духу.

– Прекрасно! Позвольте мне оповестить вождей движения о блестящей победе наших идей.

– Не возражаю, – отозвался Габриэль.

– Принц Конде, Ла Реноди, барон де Кастельно уже знают о вас, и все воздают должное вашей доблести, – заявил адмирал. – Еще до того, как вы окончательно примкнули к нам, мы видели в вас союзника исключительных достоинств и нерушимой честности. Потому-то мы и постановили не держать ничего в тайне от вас. Вы будете наравне со всеми руководителями посвящены во все наши планы. При этом вы совершенно свободны, связаны только мы…

– Такое доверие… – начал Габриэль.

Но адмирал перебил его:

– Оно обязывает вас только к сохранению тайны. Для начала знайте одно: планы, с которыми вы ознакомились на собрании в доме на площади Мобер и которые тогда были признаны преждевременными, сейчас вполне осуществимы. Юный король слаб, Гизы наглеют, новые гонения уже не скрывают, все это побуждает нас к решительным действиям, и мы начнем…

Но тут Габриэль не дал ему договорить:

– Простите, я говорил, что я ваш, но только в известных пределах. И дабы прервать вашу дальнейшую откровенность, считаю своим долгом заявить, что признаю Реформацию только как религиозное движение, но не как политическую партию, и посему не могу ввязываться в события, носящие чисто политический характер. Франциск Второй, Мария Стюарт и сам герцог де Гиз только что отнеслись ко мне с присущим им великодушием и благородством. Я не могу не оправдать их доверие. Позвольте мне ограничиться лишь идейной стороной вашего учения и воздержаться от действий. Я могу открыто примкнуть к вам когда угодно, но сохраняя при этом независимость моей шпаги.

С минуту поразмыслив, Колиньи произнес:

– Мои слова, Габриэль, не были праздными словами: вы совершенно свободны… Идите своей дорогой, если вам так по сердцу; действуйте без нас или совсем бездействуйте. Мы не ждем от вас никакого отчета. Мы знаем, – подчеркнул он, – что иной раз вы умеете обходиться без союзников и без советчиков.

– Что вы хотите этим сказать? – удивился Габриэль.

– Я все понял, – ответил адмирал. – В данное время вы не можете участвовать в наших действиях, направленных против королевской власти. Будь по-вашему! Мы ограничимся тем, что будем вас ставить в известность о наших планах и переменах. Следовать ли за нами или оставаться в стороне – это ваше личное дело. Вам дадут знать, письмом или через гонца, когда и для чего вы нам понадобитесь, и вы поступите как найдете нужным. Так решили в отношении вас руководители движения. Такие условия вы, думается, принять можете.

– Я их принимаю и благодарю вас, – ответил Габриэль.

И они расстались.

XVII. Донесения и доносы

Прошло время. В жизни героев нашего рассказа, как и в жизни Франции, мало что изменилось. Но тем не менее назревали грозные события.

Итак, вечером 25 февраля 1560 года господин де Брагелонн, начальник тайной полиции, небрежно раскинувшись в кресле, слушал доклад одного из своих секретарей по имени Арпион.

– У каноника Священной капеллы! Вы только подумайте! – воскликнул господин де Брагелонн.

– Какое кощунство! – сказал мэтр Арпион.

– А какая ловкость! – заметил начальник полиции. – Какая ловкость! Ведь каноник сам малый не промах. Попозже я вам скажу, мэтр Арпион, как мы разделаемся с этим прохвостом. Дальше.

Мэтр Арпион продолжал:

– А вот это посерьезней, – поднялся с кресла начальник полиции. – Отказаться от поста и оскорбить членов Сорбоннского университета! Это значительно отягчит ваш счет, госпожа Конде, когда мы начнем подводить итоги! Арпион, это все?

– На сегодня, слава богу, все. Но ваша милость еще не сказала, как быть с Жиллем Роз.

– Отберите в тюрьме еще несколько ловких мошенников, и пусть они во главе с ним отправятся в Блуа; там предстоит большой праздник и, может быть, им удастся потешить короля своими уловками и проделками.

– Но если они по-настоящему своруют?

– Тогда их повесят!

В этот момент явился привратник и доложил:

– Его милость Великий инквизитор веры!

Мэтр Арпион не стал дожидаться, когда ему прикажут удалиться. Он поклонился и вышел. Вошедший был особой поистине важной и устрашающей.

К обычному званию доктора Сорбонны и каноника Нуайонского он присовокупил звание Великого инквизитора по вопросам веры всей Франции. Для того чтобы имя его было столь же выразительно, как титул, он велел себя называть Демошарэс, хотя звали его попросту Антуаном де Муши. [63] С тех пор в народе и стали звать шпионов мушарами.

– Ну и как, господин начальник полиции? – спросил Великий инквизитор.

– Ну и как, господин Великий инквизитор? – отозвался начальник полиции.

– Что новенького в Париже?

– Я как раз хотел у вас спросить то же самое.

– Это значит, что новостей нет, – тяжко вздохнул Демошарэс. – Трудные пришли времена! Ничего нет: ни заговоров, ни покушений. А эти гугеноты – они просто жалкие трусы! Мельчает ныне ваше ремесло, господин де Брагелонн!

– Ну нет! Правительства меняются, полиция остается.

– Однако, – горестно возразил господин де Муши, – посудите сами, чего мы достигли в результате вооруженного налета на этих протестантов на улице Марэ. Мы ведь были уверены, что во время вечерней трапезы они вместо пасхального барашка едят окорок – так, по крайней мере, явствовало из ваших донесений. И в итоге мы имели всего лишь одну несчастную фаршированную индейку! Много ли чести от этого вашего учреждения?

– Всякое бывает, – ответил задетый за живое де Брагелонн. – Вам не больше нашего повезло в деле Трульяра, что жил на площади Мобер. Вы ведь собирались доказать, что Трульяр после омерзительной оргии отдал двух своих дочерей на позор своим единоверцам, а ваши свидетели, которым мы здорово заплатили – ай-ай-ай!.. – отрекаются и вас же уличают во лжи!