Благовест с Амура - Федотов Станислав Петрович (бесплатные версии книг TXT) 📗
Его слова совпали со взрывом бомбы на прибрежном песке: стоявшие ближе к берегу пароходы начали обстрел поста, поддерживая десант. Первый залп — недолет, второй накрыл казарму и штабную избу. На воздух взлетели бревна вперемешку с землей. С левого фланга цепи послышались крики: кого-то зацепило.
По катерам ударили единороги. Один катер завалился на бок, из него в воду посыпались люди. Колонны задержались, вылавливая десантников. По ним открыли штуцерный огонь.
Артиллеристы Ельчанинова не успели порадоваться удаче и крикнуть традиционное «ура», как батарею засекли: несколько ядер взрыли землю перед пушками.
— Меняем позицию! — крикнул мичман и первым ухватился за колесо лафета.
Под прикрытием деревьев артиллеристы на руках перенесли батарею на десяток саженей левее и спешно приготовились к новому залпу.
Катера десантников снова двинулись к берегу. Один из фрегатов и корвет снялись с якоря и подошли ближе к берегу. Причины этого маневра стали ясны после первого же залпа их орудий. Картечь ударила по верхушкам деревьев, окружающих пост. Англичане поняли, где скрываются его защитники. Из укрытий казаков и солдат послышались крики раненых.
Тем временем катера дошли до мелководья. Десантники, невзирая на потери от заградительного огня русских, двинулись на берег. С левого фланга по ним гавкнули единороги Ельчанинова, изрядно выкосив картечью ряды атакующих.
Пушки фрегата и корвета моментально откликнулись на этот вызов. Взрыв бомбы перевернул одно орудие, ядро сорвало с лафета второе. Другие снаряды разметали людей; контузило Ельчанинова.
Десантники уже были на берегу. Пушечная стрельба прекратилась. И тут смертельная пружина боя, которая, казалось, раскручивалась медленно, но неотвратимо, словно сорвалась с крепления.
— В штыки их, братцы! — закричал Пузино и сам выскочил вперед, выхватив саблю. — Ура-а-а!
Офицеры Линден, Самохвалов и Шамшурин последовали его примеру; за ними, подбадривая себя криками, поднялись казаки и солдаты. В первой цепи плечом к плечу, выставив штыки, бежали Гринька и Кузьма.
— Ура! — крикнул Шамшурин, голос сорвался, и подъесаул, закашлявшись, остановился. Это, возможно, спасло ему жизнь, потому что драться врукопашную он не умел, а в штыковую пошел, боясь, что посчитают трусом.
Гринька и Кузьма обогнули его и, догнав есаула Пузино, вместе с ним врезались в ряды морских пехотинцев. Следом накатились волной их товарищи.
Закипел рукопашный бой, подобный сулою [105]. Каждый дрался с каждым, и все дрались со всеми. Несмотря на потери при высадке, десантников все равно было больше: на одного русского приходилось два, а то и три красномундирных пехотинца.
Кузьме вроде бы не повезло: десантник ловким ружейным приемом вышиб штуцер из его рук. Следующий удар вражеского штыка пришелся бы парню в живот, но Саяпин уклонился от острия, перехватил оружие англичанина за ствол левой рукой, а правой, сжатой в приличный по размерам кулак, врезал пехотинцу в переносицу. Тот моментально обмяк и выпустил ружье, которое казак тут же и перехватил. «Ну уж теперь-то я не дам себя обезоружить», — подумал Кузьма и, сжав английский штуцер обеими руками за ствол, заработал им как дубиной. Так ему было привычней.
Рядом Гринька отбивался штыком от двух десантников да еще успевал помочь есаулу Пузино, на которого тоже насела пара морских пехотинцев.
В какой-то момент Помпей Поликарпович не доглядел опасности, и приклад десантного ружья уложил его на землю, а штык вознесся над его грудью. Гринька краем глаза уловил смертельный момент, но прийти на помощь есаулу не успевал никак.
— Кузя-а! — отчаянно завопил он.
Кузьма оглянулся на зов и в последний момент всем телом рухнул на командира, отшибая английский штык в сторону. Десантник, потеряв равновесие, упал на колено, и тут же приклад Гринькиного ружья пришелся ему в висок.
Подобные схватки с перевесом в ту или иную сторону кипели на всей неширокой песчаной полосе от речушки Нелли до постовых построек. Над побоищем висел равномерный шум, складывающийся из «ахов», «охов», стонов и звуков ударов — жестких — металла по металлу, дерева по дереву, металла по дереву, ну, и, конечно, мягких — дерева и просто кулака по человеческому телу.
Долго, нет ли, длилась бы еще эта рукопашная заваруха, но на катерах запели рожки, и десантники стали отступать, подхватывая раненых и убитых товарищей. Их не преследовали. Забрав своих пострадавших в бою, ушли в лес и русские.
Корабельная артиллерия дала несколько залпов, не причинивших особого вреда защитникам поста, и временно все успокоилось.
Следующее утро снова началось с артиллерийского обстрела, опять же безрезультатного. Снова была сделана попытка десанта, но попытка какая-то вялая: встреченные штуцерным огнем десантные катера повернули назад.
В тот же день из Мариинского поста прибыл подполковник Сеславин и принял общее командование обороной. Еще через день войсковой старшина Скобельцын привел 40 конных казаков и 160 солдат, доставил и провизию, порадовав гарнизон поста хлебным вином. Хотя Сеславин и позволил принять не более одной чарки, все повеселели.
Вялотекущая осада с регулярными обстрелами бомбами и ядрами продолжалась в течение двух недель. Иногда англичане спускали шлюпки с десантом и прощупывали оборону в разных частях бухты, но всюду защитники поста успевали организовать заградительный огонь, и десантники уходили ни с чем.
Наконец в дело вмешалась погода. Наверное, Господу Богу надоела бессмысленная возня и бесполезная перестрелка. Резко похолодало, на поверхности воды стало образовываться ледяное «сало», и англичане прекратили свои домогательства. Оставаться на зимовку они не собирались.
Восемнадцатого октября корабли ушли в море, чтобы уже не вернуться. Сражение закончилось, и снова русские остались непобежденными. Они не знали, что последние залпы Крымской войны в Европе прогремели еще 2–4 октября, когда англо-французский флот разрушил Кинбурнскую крепость на устье Днепра, а за месяц до этого завершилась осада Севастополя, от которого остались лишь развалины. Здесь, на крайнем Востоке, имея колоссальный перевес в вооружении и количестве живой силы, союзники не только не выиграли ни одной кампании — они с треском провалили все, что задумывали. Активно обороняясь, русские показали себя хозяевами положения.
Несмотря на сдачу Севастополя в военном отношении эта война не была проиграна ни на одном театре боевых действий, ее проиграли на Парижском конгрессе российские дипломаты, но прежде — совещание, созванное императором Александром II 3 января 1856 года и принявшее ультиматум «нейтральных» Австрии и Пруссии. Главную партию на совещании сыграл министр иностранных дел Нессельроде, убедивший всех, кроме старого дипломата графа Блудова, принять унизительные для России соглашения.
К счастью, это было последнее деяние канцлера: после Парижа, видимо, оценив трезвым взглядом реальные результаты российской внешней политики, император отправил его в почетную отставку.
«Пальметто» пришел в Аян в тот же день, как ушли корабли из Де-Кастри. Море было на удивление спокойным, над водой висел густой туман, от берега его отгонял несильный ветерок. Барк вынырнул из белой мглы, словно призрак из стены, и шел, раздвигая носом льдины. «Сало» налипало на борта на уровне ватерлинии; капитан Перкинс боялся вмерзнуть в лед и потому поспешил высадить пассажиров. Его шлюпке, вмещавшей 15 человек, пришлось сделать пять рейсов между барком и причалом, чтобы перевезти людей и грузы.
Небольшое население поселка радостно встретило генерал-губернатора с супругой; некоторые из жителей еще помнили их приезд в Аян осенью 1849 года. Начальник порта Кашеваров тут же пригласил их к себе; остальных чиновников и штабных офицеров местные жители разобрали по своим домам, а нижние чины разместились в казарме. Конечно, получилось тесно, однако никаких обид не было. Наоборот, во всех домах развернулись пиршественные столы. Причины для празднества были неоспоримы: счастливое окончание опасного во всех отношениях плавания для вновь прибывших и новые лица, новые рассказы для местных.
