Паж герцога Савойского - Дюма Александр (читать книги полностью TXT) 📗
Его нашли на чердаке у бедного кровельщика, который сломал себе ногу, упав с крыши.
О его приходе возвестили крики: «Вот метр Амбруаз Паре! Вот он! Вот он!»
Потом на пороге появился человек лет сорока пяти-сорока шести; он шел с достоинством, чуть наклонив голову и как бы погрузив в себя свой взгляд.
Увидев его, все расступились, давая ему проход к постели раненого.
— Посмотрите, метр, — сказали врачи.
И все взоры обратились на того, кого считали единственным человеком во Франции, способным спасти короля, если это было еще возможно.
Мы сказали «во Франции», потому что за ее пределами существовал человек, слава которого превосходила славу Амбруаза Паре и которого сам Паре любил называть своим учителем.
Этим человеком был Андреас Везалий, хирург Филиппа II.
Взгляды, устремленные на Паре, красноречивее слов вопрошали, чего следует опасаться и на что надеяться.
Но по лицу знаменитого врача ничего нельзя было прочесть, однако все заметили, что, увидев рану, он немного побледнел.
— О метр Амбруаз Паре, — воскликнула Екатерина Медичи, — не забудьте, что я вручаю вам жизнь короля Франции!
Метр Амбруаз Паре, уже протянувший к королю руку, тут же опустил ее.
— Ваше величество, — сказал он, — ваш августейший супруг находится в таком состоянии, что настоящим королем Франции является сейчас не он, а его наследник; я прошу у вас разрешения обращаться с ним так же, как я обращался бы с последним солдатом, — это единственный шанс на спасение.
— Значит, этот шанс есть? — спросила королева.
— Я не сказал этого, сударыня, — ответил хирург.
— Тогда делайте как считаете нужным, метр, — сказала Екатерина, — всем известно, что вы лучший врач королевства.
Амбруаз Паре, ничего не ответив на похвалу, уперся левой рукой в верхнюю часть шлема, схватил правой торчавший из раны обломок и уверенно, как если бы он, по его собственным словам, имел дело с последним солдатом, вырвал этот обломок из раны.
Генрих вздрогнул всем телом и из груди его вырвался стон.
— Теперь, — сказал Амбруаз Паре, — снимите с короля шлем и латы, и как можно осторожнее.
Вьейвиль протянул руку к шлему, но она так дрожала, что Амбруаз Паре остановил его.
— Позвольте мне, — сказал он, — я единственный, у кого рука не имеет право дрожать.
И, положив голову короля на свою левую руку, он медленно, но уверенно, без малейшего толчка, отстегнул шлем.
Когда шлем был снят, с остальными доспехами справились без всякого труда.
Пока короля раздевали, он даже не пошевелился: он был — по крайней мере, в эту минуту — полностью парализован.
Короля уложили, и Амбруаз Паре приступил к перевязке.
Сначала он обследовал обломок, который до того с величайшими предосторожностями положил на стол около королевской кровати, и понял, что это чужеродное тело вошло в череп на три пальца и, судя по остаткам тканей на дереве, проникло до мозговых оболочек.
Амбруаз Паре надрезал края раны, осторожно раздвинул их и серебряным стилетом прозондировал ее.
Как он и понял по вытащенному обломку, рана была ужасна!
Он присыпал рану толченым углем, которым в те времена пользовались вместо корпии, и положил на глаз холодную примочку, приказав менять ее каждые четверть часа.
Когда положили примочку, лицо раненого судорожно дернулось — чувствительность у него не была целиком потеряна.
Кажется, хирург остался этим доволен; он повернулся к заплаканной семье короля и, обращаясь к королеве, сказал:
— Сударыня, я не могу сейчас судить, наступит ли улучшение или ухудшение, но зато я могу ручаться вашему величеству, что непосредственной угрозы смерти сейчас нет. Следовательно, я советую вам удалиться, отдохнуть и дать на время утихнуть вашему горю. Я же с этой минуты не отойду от изголовья постели, пока король не умрет или не поправится.
Екатерина подошла к раненому и наклонилась, чтобы поцеловать ему руку; но, целуя руку, она сняла у него с пальца то знаменитое кольцо, которое уже один раз попыталась забрать г-жа де Немур; в этом кольце, как говорили, и крылась тайна столь долгой любви Генриха к Диане.
Как бы ощутив, что из его сердца грубо вырвали какое-то чувство, король вздрогнул, как тогда, когда у него из раны вырвали обломок копья.
Амбруаз Паре мгновенно подошел к постели.
— Простите, сударыня, — спросил он, — что вы сделали королю?
— Ничего, сударь, — ответила королева, зажав кольцо в руке, — просто, может быть, король узнал меня сквозь беспамятство?
За Екатериной из комнаты вышел дофин, потом другие принцы и принцессы. Выйдя из спальни, Екатерина встретила г-на де Вьейви-ля, сменившего платье, потому что то, которое было на нем, оказалось залитым кровью короля.
— Куда вы идете, господин де Вьейвиль? — спросила королева.
— Я великий камергер, сударыня, — ответил он, — и мой долг — ни на минуту не покидать его величество.
— Ваш долг полностью отвечает моим желаниям, господин де Вьейвиль… Вы знаете, что я вас всегда считала своим добрым другом?
Господин де Вьейвиль поклонился. Хотя в то время Екатерина не так плохо обращалась со своими «добрыми друзьями», как позже, те, к кому она так обращалась, принимали эту милость с некоторым беспокойством.
— Сударыня, — ответил он, — покорнейше благодарю ваше величество за высокую честь и постараюсь сделать все, чтобы оправдать ваше доверие!
— Для этого вам нужно сделать только одно, господин граф, и это очень просто: не допускать к королю госпожу де Валантинуа и никого из людей коннетабля.
— Однако, сударыня, — ответил Вьейвиль, кого это поручение поставило в сложное положение, потому что оно укрепляло его позиции в случае смерти короля, но сильно повредило бы ему в случае, если тот останется жив, — а если госпожа де Валантинуа будет настаивать?..
— Вы скажете ей, дорогой граф, что, поскольку король Генрих Валуа без сознания, царствует королева Екатерина Медичи, и королева Екатерина Медичи не желает, чтобы куртизанка Диана де Пуатье входила в спальню умирающего короля.
— Черт возьми, — пробурчал Вьейвиль, почесывая ухо, — но ведь говорят, существует некое кольцо…
— Вы ошибаетесь, господин де Вьейвиль, — прервала его королева, — это кольцо не существует более, или, по крайней мере, вот оно… Мы сняли с пальца нашего возлюбленного супруга это кольцо, чтобы, если его величество скончается — да не допустит этого Господь! — скрепить его печатью ваш маршальский патент — ведь он еще не подписан, вы знаете?
— Сударыня, — ответил Вьейвиль, успокоенный и видом кольца, и обещанием Екатерины, — вы сами сказали: вы королева, и в силу этого ваш приказ будет исполнен.
— Ах! — вздохнула Екатерина. — Я же знала, что вы мой друг, дорогой Вьейвиль.
И она удалилась, унося, по всей вероятности, в своем сердце все большее презрение к роду человеческому, которое позже переполнило его.
Четыре дня король оставался недвижим и был без сознания; за эти дни г-жа де Валантинуа приходила много раз, но ее ни разу не впустили.
Некоторые из ее друзей советовали ей покинуть Турнельский дворец и переехать в свои апартаменты в Лувре или даже уехать в свой замок Ане и там ждать событий, давая ей понять, что, если она останется, с ней может случиться несчастье.
Но она на все это отвечала, что ее место там, где король, и пока в нем теплится хоть искра жизни, она спокойна: самые яростные ее враги не посмеют покуситься ни на ее жизнь, ни на ее свободу.
На третий день к вечеру — то есть примерно через семьдесят два часа после несчастья — у ворот Турнельского дворца появился запыленный всадник на взмыленной лошади; он объявил, что прибыл от короля Филиппа, и попросил, чтобы его провели к королю Генриху, если тот еще жив.
Читатель знает, какой приказ отдала королева, и насколько трудно было попасть в спальню короля.
— Как доложить о вас ее величеству королеве? — спросил дежурный лакей, головой отвечавший Вьейвилю за каждого, кто переступал порог.
