Принцесса из рода Борджиа - Зевако Мишель (книги бесплатно .TXT) 📗
Кроасс, решив, что враг сбит со следа, вновь пустился в путь. Пес поднялся и пошел за ним, понурив голову. Куда шел Кроасс? В какие кварталы он направлял свои стопы? В центр города, или на Ситэ, или в Университетский квартал шел он искать густой похлебки и крова?.. Кроасс этого не знал! Он шел наугад!
Кроасс и Пипо провели несколько часов в унынии. Иногда на углу какой-нибудь из улочек их останавливали нахальные бродяги, требуя у них кошелек или жизнь, но удостоверившись в нищете двух бедолаг, отпускали их с миром. Иногда они видели, как проходил ночной дозор; впереди шел стражник с фонарем. Пережив множество неприятных приключений, не раз скрываясь от преследования, меняя прямые пути на обходные, Кроасс около двух часов ночи приблизился к широким воротам, возле которых, как ему показалось, он смог бы попытаться уснуть. Ворота образовывали нечто вроде полукруглого углубления, где он будет в безопасности. Он направился туда наощупь, так как кругом царил глубокий мрак.
Вдруг Пипо заворчал, и Кроасс почувствовал, как кто-то схватил его за протянутую вперед руку. В то же время, уже третий или четвертый раз за ночь, он услышал слова, которые бросали его в дрожь:
— Кошелек или жизнь!..
— Увы! Мой добрый господин, мой почтенный бродяга, что касается кошелька, то у меня его никогда не было, а что касается моей жизни, то она стоит столь мало, что даже я сам не дам за нее ни единого денье!..
— Кроасс! — раздалось восклицание.
— Пикуик! — вскричал Кроасс, узнав по голосу своего компаньона.
Пикуик отпустил Кроасса и проворчал:
— Вот таково мое везение! Уже четыре часа я подстерегаю добычу, а когда наконец вижу приближающегося горожанина и думаю, что заполучу хоть что-нибудь, пусть даже это будет какой-нибудь стертый паршивый экю, оказывается, что мой горожанин — Кроасс!.. Послушай-ка! А что ты делаешь в столь поздний час на улице?
— А ты? — спросил успокоенный Кроасс, радуясь, что встретил товарища по несчастью.
— Я-то ищу приключений. Но, должно быть, в это дело замешался сам дьявол, ибо после ареста шевалье де Пардальяна…
— Как? Так наш несчастный господин арестован?
— Я видел, как его уводили гвардейцы герцога де Гиза.
— Ах! Если бы я был там!..
— Все произошло около таверны «У ворожеи», где мы тогда съели так много, что я об этом буду помнить сто лет! Сейчас воспоминания об этом обеде — единственное для меня утешение!
— Ах! Если бы я был там!.. — вновь повторил Кроасс с великолепным апломбом.
— Видя все это, — заговорил господин Пикуик, — я сказал себе, что меня, возможно, тоже схватят. Поэтому я подождал наступления ночи и направился к благословенному дому на улице Барре, где мы не один раз ели на дармовщинку.
— Подумать только! — заорал Кроасс, хлопнув себя по лбу. — Об этом-то я и не подумал! Пойдем туда!.. Бежим!..
— Погоди! Я обнаружил на улице Барре и на соседних улицах отряды вооруженных до зубов людей и понял, что они вот-вот арестуют герцога Ангулемского, друга шевалье де Пардальяна. Тогда я, увидев, что остался без хозяина и без крова, ухитрился выбраться из этого осиного гнезда и вспомнил про наше старое ремесло…
— Певчего? — спросил удивленно Кроасс.
— Нет, вольного горожанина. Но, клянусь потрохами дьявола, я не нашел никого, кто попался бы мне в лапы, кроме тебя, так что сейчас я схожу с ума от голода, жажды и усталости.
— Что с нами будет? — сказал Кроасс, усаживаясь на мостовую.
— У нас есть еще одно средство: заняться вновь нашим третьим ремеслом, ремеслом фокусника.
— Смотри, а ведь правда! Как же это я позабыл о фокусах?! Мы спасены!
Пикуик промолчал. Очевидно, он испытывал некоторое сомнение относительно доходности этой профессии, которая столь воодушевила его компаньона…
Кроасс сначала было просто уселся на мостовую, но вскоре прилег, вытянувшись во весь рост, и заснул. Пикуик же, напряженно прислушиваясь, продолжал молить судьбу о помощи. Провидение, однако, не снизошло до его просьб: никакой обладатель тугого кошелька не появился. Так что почтенный Пикуик тоже в конце концов улегся спать, ибо сон представлялся единственным средством забыть о голоде. Прежде чем заснуть, он случайно задел рукой Пипо, лежащего рядом с Кроассом, и прошептал:
— Смотри-ка! Собака! Да ведь это уже настоящая труппа!..
В скором времени этот уголок улицы в глубине Парижа стал спальней для трех существ, объединенных одним несчастьем.
Пикуик и Кроасс проспали тяжелым сном до самого утра… К Пипо, однако, сон не шел, и он то и дело озирался по сторонам и недовольно повизгивал.
Приятели поднялись рано и увидели, как их пес, давно бодрствовавший, уже ищет себе пищу в ручье, посредством которого город освобождался от массы разнообразнейших отбросов.
Кликнув его, Пикуик и Кроасс отправились в путь и вскоре очутились у монастыря кармелиток. Это означало, что они находились почти в пригороде Парижа.
— Давай вернемся назад по улице Сен-Мартен, — сказал Кроасс.
— Минутку! Если я не ошибаюсь, мы скоро найдем кое-что на завтрак… Смотри, вот кладбище Сен-Николя и паперть монастыря кармелиток. Мне кажется, что раньше, когда я был певчим, я частенько захаживал сюда и находил за этими постройками всякие фрукты, которые прекрасно утоляют жажду и голод.
Пикуик был прав. Между улицами Сен-Мартен и Сен-Николя-де-Шан с одной стороны и тюрьмой Тампль — с другой располагался большой участок земли, занимавший почти то самое место, которое теперь находится между площадью Республики и Институтом Искусств и Ремесел, и называвшийся Полями Сен-Мартен. Зеленщики выращивали там множество овощей, крестьяне окрестных деревень сеяли зерновые. А еще в полях Сен-Мартен росли себе без присмотра несколько виноградных лоз, сливовые деревья и множество яблонь. Именно к ним, этим лозам и фруктовым деревьям, устремлял свой алчный взор Пикуик, и именно на эти сочные плоды и ягоды разевал свой большой рот Кроасс. Они перелезли через какую-то изгородь и принялись искать завтрак, на который надеялись. Там был виноград, но он еще не созрел. Зато сливы будто бы просили, чтобы ими полакомились. Пикуик наполнил свой колпак, уселся на мокрую от росы траву и принялся пожирать собранный урожай.
— Как здорово, что нам не нужна лестница, — сказал Кроасс, которому и впрямь требовалось только протянуть руку.
Заморив червячка и набив карманы сочными ягодами, Пикуик сказал:
— Давай улепетывать, кум, так как уже совсем развиднелось и нас, коли мы замешкаемся, могут застать и крепко побить какие-нибудь бедняки, привыкшие считать этот сад своим.
Через час, когда лавки были уже открыты и на улицах раздавались крики тысяч торговцев, оба горемыки оказались на Гревской площади. Эта площадь была в Париже особенно известной и всегда влекла к себе зевак либо какой-нибудь ярмаркой, либо представлением бродячих актеров, либо казнью через повешение.
На площади по обыкновению была толпа, и на этот раз даже более густая, чем обычно, ибо парижанам, горячо желающим знать, что же сделает их мессия — великий Генрих де Гиз, не сиделось в домах. К тому же в ратуше непрерывно заседали новые члены магистрата, только что названные на выборах. Кроасс был обрадован видом такого количества людей и закричал:
— Сегодня, кум, мы быстро набьем нашу мошну.
Но Пикуик грустно подвигал кончиком своего заостренного носа, что означало, что он не верил в благорасположение толпы, которую в данный момент сожжение на костре парочки безбожников повеселило бы куда больше, чем представление двух нищих бродячих актеров… Однако это не помешало ему попытаться привлечь внимание горожан, и, приставив обе руки ко рту, он стал подражать звукам трубы. Он развивал этот свой талант с давних пор и постоянно в нем совершенствовался. Тем временем Кроасс запел во всю силу голосовых связок песенку, в которой выражалась симпатия к Гизу, а Генрих III являлся предметом всяческих издевок. В песенке содержался намек на то, что король обладал манией устраивать шествия по любому поводу. Она начиналась следующим четверостишьем:
