Саблями крещенные - Сушинский Богдан Иванович (онлайн книга без txt) 📗

– Как считаете, полковник, повстанцы осмелятся напасть на наш лагерь?

– Вряд ли. Будь это запорожские хоругви, возможно, и решились бы. Но это повстанцы. Казаков среди них не более двух десятков. Остальные – взбунтовавшиеся подольские крестьяне и ремесленники, большинство из которых и саблю в руке держать не умеют. Косами воюют.

– Именно кос ваши драгуны, насколько я понял, больше всего опасаются, – вежливо, хотя и совершенно некстати, напомнил полковнику Пьер де Шевалье. – Просьба к вам, господин Голембский: если в ваших руках окажется кто-либо из примкнувших к мятежникам казаков, потрудитесь передать его мне. Вы отлично понимаете, насколько важно для меня общение с ними.

– Передам, но лишь на очень непродолжительное время, прежде чем вздерну.

– Об этой услуге просил вас, как помните, в своем письме и господин посол, граф де Брежи, – постарался не акцентировать внимания на этой циничной угрозе Шевалье.

– Только ради моего старого друга графа де Брежи, – напыщенно бросил полковник, – я и соглашусь на эту уступку. Эй, адъютант, коня мне!

– Вы собираетесь наступать? – взбодрился Шевалье.

– Зачем зря терять людей? Уверен, что эти разбойники постоят-постоят там, за речкой, и подадутся на Сечь, записываться в запорожцы. А мы тем временем будем укреплять свой лагерь да присматриваться к этим вашим воякам.

13

Шевалье проследил, как полковник слишком тяжеловато для профессионального военного взбирается в седло, как отчаянно галопирует в нем, переваливая костлявое туловище из стороны в сторону, и вернулся в шатер. Там он в течение получаса вдумчиво просматривал свои дорожные записи да выдержки из работ нескольких польских и турецких путешественников. То, что он создавал здесь, Шевалье тоже рассматривал лишь как предварительные наброски. Так, отдельные мысли, замечания… По-настоящему же засядет за свою книгу уже в Варшаве.

Еще раз мечтательно взглянув на желтоватое степное небо, историограф улыбнулся какой-то своей сокровенной мысли и неуверенно взялся за перо…

«…На основании всего изложенного мною о казаках, можно сделать вывод, что казаки – это всего лишь войско, повстанческие отряды… – Шевалье немного подумал, зачеркнул слово “повстанческие” и написал “отряды украинских воинов”. Однако и это определение тоже не удовлетворило его, поэтому он вывел: – Это всего лишь войско, а не народ, как считают многие. Больше всего их можно сравнить с вольными стрелками, порожденными некогда во Франции Карлом VII из набранных со всех земель французского королевства и способных носить оружие. По первому зову короля они обязаны были явиться в определенное для сбора место и принимать участие в войне. За это их освобождали от всех налогов и повинностей. Казаки, из тех, которые служат польскому королю, тоже набраны и навербованы из Руси, Волыни и Подолии; они владеют многими вольностями и привилегиями, поэтому тоже обязаны отправляться туда, куда им прикажут…»

Он прервал работу и откинулся на спинку походного кресла.

«Увидит ли когда-нибудь свет это твое летописание? – с тоской подумал он. – Стоит ли оно того, чтобы обрести очертания и дух книги и оказаться на полке рядом с трудами античных авторов, а также Шекспира, Венсана… [11] Кто знает, вдруг тебе вообще не следовало браться за это?»

Смущало Шевалье и то, что, как ему стало известно, военной славой и бытом казаков настойчиво интересуется другой француз, инженер де Боплан. Но Боплан длительное время живет в Украине и даже построил почти рядом с Сечью крепость. Ему легче. Если книгу [12] Боплана и постигнет неудача, то на этой земле останутся десятки возведенных им крепостей и замков, которыми инженер восславит не только себя, но и все искусство французских фортификаторов. Древнее искусство, которому завидуют мастера многих стран.

«А что оставишь миру ты, бродячий историограф и философ? Но, с другой стороны, у тебя нет выбора, – жестко внушил себе Шевалье. – Ведь понятно, что тебе не дано – тебе уже вообще не дано – когда-либо создать проект крепости или замка, поразить Париж трагедией, за право постановки которой передерутся лучшие театры Европы; возглавить войско, выступившее против испанцев или осман. Единственное, что ты можешь оставить – что ты, в самом деле, пока еще способен создать и оставить после себя, – так это свои записки о Стране Скифских Могил. Но тогда какого дьявола ты пытаешься испытывать судьбу? Сиди и работай! Денно и нощно работай! И да озарит тебя звезда вечного путника».

14

– Госпожа графиня, Коронный Карлик уже явился, он здесь, у наших ворот!

Клавдия д’Оранж чуть приподняла голову, но остальная часть тела, зажатая телами драгун-шведов, отданных ей королевой Марией Гонзагой в телохранители, все еще оставалась во власти двух предававшихся экстазу любви мужчин, и силы для того, чтобы что-либо ответить служанке, у нее уже не хватало.

– Вы слышите меня, госпожа графиня? – насторожилась служанка, и по силуэту ее, вырисовывающемуся на фоне занавеси из красного китайского шелка, д’Оранж проследила, как девушка вцепилась в ткань руками и даже уткнулась в нее лицом, хотя голос по-заговорщицки приглушила.

– Встреть его. Встреть и задержи, – почти простонала графиня, припадая к холодному плечу белокурого любовника, к которому была обращена лицом. Жаркое дыхание второго она слышала у себя на шее, и вцепившиеся в нее руки вот-вот должны были растерзать ее грудь. Но только одного опасалась она сейчас – как бы этот скандинавский изверг не вгрызся своими по-слоновьи белыми, крепкими зубами ей в шею.

– Все, все! – озлобленно, словно подвергшаяся нападению двух залетных самцов львица, прорычала она, пытаясь вырваться из объятий рассвирепевших готландских красавцев. – Оставьте меня, иначе прикажу повесить вас в этой же спальне.

Узнав, какому унижению подверглась д’Оранж после неудавшегося покушения на Диану де Ляфер, королева сказала: «Теперь-то вам уж точно не обойтись без надежных телохранителей. Двух шведов-лейбгвардейцев вам хватит? – и, хитровато прищурившись, кокетливо, почти шепотом, добавила: – Неутомимы и молчаливы, как и подобает тело-хранителям…»

Это свое «тело-хранителям» королева произнесла с таким скабрезным подтекстом, что д’Оранж поневоле зарделась. Однако на самом деле ни очевидный смысл, ни подтекст сути этих королевских гвардейцев не соответствовали. Поскольку на самом деле они оказались хладнокровными и неутомимыми телотерзателями.

«Но ведь именно это королева, очевидно, имела в виду, – подумала д’Оранж после первой проведенной с ними ночи. – Для Ее Величества это такая же истина, как и для меня. Просто я не сразу уловила смысл сказанных ею слов».

– Да оставьте же меня, – уже не приказывала, а молила графиня. И все же сдалась, уступила, понимая, что не в состоянии погасить порыв того бешеного сладострастия, с которым норманны завершали терзание ее тела.

Наконец они оба поднялись и спокойно, не спеша, пошли в соседнюю комнатку – презрительно-безразличные к ней, ослепительно-молодые и сильные.

Графиня посмотрела им вслед глазами неудовлетворенной волчицы, неожиданно оставленной так и не подравшимися между собой молодыми самцами. Во взгляде ее было столько же тоски, сколько и алчности.

Направляясь в соседнюю комнатку к остывающей ванне, Клавдия критически осмотрела свою предательски стареющую грудь, складки жира на животе и располневшие ноги с пожелтевшими разбухшими венами.

– А ведь ты еще не рожала, – д’Оранж привыкла говорить с собой вслух. Это было обратной стороной столь оберегаемых ею одиночества и замкнутости. – Если так пойдет и дальше, в памяти аристократической Варшавы ты останешься как любовница Коронного Карлика. Только и всего. Устраивает тебя такая молва? Ни черта она тебя не устраивает, блистательная графиня д’Оранж. Но здесь тебе не Париж. В этом отстойнике азиатства не так уж много мужчин, способных содержать тебя не то что в ореоле «дамы сердца», но хотя бы в ранге тайной любовницы. Отечество коронных карликов, – бормотала она, с блаженством погружаясь в завезенную из Пруссии медную ванну, редкостную для польской столицы роскошь.