На острие меча - Сушинский Богдан Иванович (читать книги онлайн полные версии TXT) 📗
– Что это за войско, ротмистр? – по-польски, с приятным французским акцентом спросила графиня, закончив свое вооружение и направляясь к офицерам. – Надеюсь, мы еще не числимся пленными у этих доблестных витязей в турецких шароварах.
– Полковник реестрового казачества господин Сирко, сотник Гуран и их люди, ясновельможная графиня, – вежливо представил новых попутчиков Радзиевский.
– Рада видеть вас хотя бы с сотней солдат, – холодно бросила графиня, останавливаясь напротив Сирко. – А то, глядя на разрушенные, сожженные села, у меня создавалось впечатление, что на этой земле вообще не осталось ни одного воина, способного держать в руке саблю.
– Побойтесь Бога, графиня, – обиженно поджал губы Сирко.
– В трех селах подряд нам сообщали, что в крае лютует банда каких-то татар-кайсаков. Вторую неделю хозяйничает здесь, а защитить крестьян некому. Так кто, по-вашему, должен бояться Бога?
– Воины на этой земле были всегда, – ответил Сирко. – Другое дело, что защищали они чужеземных королей и князей, которые мало заботились о защите самой этой земли. Но теперь Украина видит и своих собственных защитников, – повел рукой в сторону тронувшегося в дорогу обозного арьергарда. – Уже сейчас эти рыцари наводят ужас на турецких янычар, крымских и белгородских ордынцев.
– Так уж и «наводят ужас»?! – грустновато улыбнулась Диана. – Кто бы мог подумать?! Разве вашим предводителям неизвестно, что татары – прекрасные лучники? На один выстрел вашего пистолета они способны ответить пятью-шестью выстрелами из лука. Так почему вы не вооружаетесь луками сами и не вооружаете ими своих крестьян? Почему вы позволяете небольшим, примитивно вооруженным татарским отрядам тысячами угонять соплеменников в рабство?
Полковник молча поиграл желваками. Он и сам не раз задумывался над тактикой борьбы с татарами, которые всегда оставались для Украины гибельной саранчой. Множество раз в беседах с местными польскими шляхтичами он говорил о том, что каждое село в пограничных землях следует обвести земляными валами, каменными или бревенчатыми оградами, создавая при этом вооруженные ружьями и луками отряды сельской самообороны.
«Сколько татар прибыло в украинскую землю для очередного грабежа – столько и должно было в ней остаться!» – вот тактика, которую он исповедовал, размышляя об обороне пограничных территорий. Но ведь поляки опасались, что в украинских полевых крепостях тут же станут зреть вооруженные бунты против их владычества. Как объяснить воинственной француженке, что эта земля все еще находится под владычеством чужеземцев? Да и стоит ли вдаваться в подобные объяснения?
– В ваших словах немало правды, графиня, – смиренно признал он. – Но вы должны понять, что отношения украинцев с поляками выглядят еще сложнее, нежели французов с испанцами.
– Не говоря уже об англичанах, – с той же смиренностью согласилась графиня де Ляфер.
И вновь Сирко задержал на ней взгляд значительно дольше, чем следовало. Это было замечено всеми, и прежде всего Радзиевским. Однако ничего поделать с собой полковник не мог. В свои походные сорок он действительно никогда не видел женщины подобной красоты.
– Потому и говорю: пройдет еще немного времени, и мир признает в казаках лучших воинов Европы, – спокойно, убежденно произнес полковник, понимая при этом, что не в состоянии отвести взгляда от своей новой попутчицы. Он прекрасно понимал, что говорит явно не то, совершенно не к месту, но всячески пытался продлить беседу с этой изумительной женщиной.
– Весь мир? Лучшими воинами Европы? – с иронией переспросила графиня, по-детски сморщив носик. – Для начала попытайтесь убедить в этом хотя бы меня… полковник! – крикнула она, пришпоривая коня.
– Вот и все, полковник, – не мстительно, скорее сочувственно, подытожил их короткую словесную стычку ротмистр, давая понять, что ему тоже приходится нелегко с этой парижской дамой.
– Не думаю.
– Все, рыцарь степей, все. Тут уж поверьте. Трогаем. К ночи нужно добраться если не до крепости, то хотя бы до ворот какого-нибудь заезжего двора.
– День, когда эта заговорщица покинула пределы Франции, наверное, был самым счастливым в жизни кардинала, – задумчиво проговорил Сирко.
– И не только, – охотно согласился ротмистр, желая поддержать беседу. Но был удивлен, обнаружив, что Сирко как-то сразу умолк и замкнулся в себе.
Тем временем разросшийся обоз продолжал двигаться. Скрипели и громыхали на каменистых уступах повозки, ржали уставшие, томимые жаждой кони, перекрикивались извозчики и казаки охраны. Уже довольно высоко поднявшееся солнце по-степному жарко опаляло вершины подольских холмов, выжигая яркость их зелени и осушая легкие дуновения ветра.
– Кстати, влюбляться, полковник, тоже не советую! – вдруг ожил голос ротмистра Радзиевского, о существовании которого Сирко успел просто-напросто забыть.
– Возможно, вы правы. Такие, как ваша графиня, наверное, существуют не для того, чтобы мы утешались любовью с ними, а для того, чтобы содрогались от их нелюбви ко всему окружающему миру. Хотя кто знает…
– Слабость наша перед женщинами в том и заключается, что всякий раз мы завершаем свои размышления этим неопределенным «Хотя кто знает…» Суровости нам не хватает, полковник, суровости…
14
Виконт де Морель появился вместе с каретой, на передке которой восседал седоусый сержант-пехотинец из квартирьерной команды. Карета была старой, пробитой в нескольких местах пулями, зато в пирамидке за спиной кучера красовались четыре заряженных мушкета, а сзади поблескивали нацеленные в небо кавалерийские пики. Да и четверка разномастных лошадей выглядела довольно свежей.
– Карета – это предмет снисходительной любви моего дядюшки, квартирьера Шербурского полка, – объяснил юный мушкетер появление атрибута дорожной роскоши, который не полагался армейским гонцам и курьерам. – Из трофейных, как вы сами понимаете.
– Поклянитесь, виконт, что эта карета никогда не принадлежала английской королеве, – потребовал д'Артаньян, восторженно осматривая вместе с Шевалье свалившийся с неба транспорт. – Иначе я просто не сяду в нее. Такая карета недостойна наших мушкетерских седалищ.
– Испанскому королю она тоже не принадлежала, – с убийственной серьезностью объяснил де Морель. – Хотя и реквизирована квартирьерами у испанцев.
– Значит, до Парижа едем в карете? – озабоченно спросил Шевалье. – Обычно я стараюсь обходиться без карет. Иногда и без лошади. Ночую тоже не в заезжих дворах. Странствующему летописцу, как и цыгану, нельзя привыкать к удобствам и всяческим негам, иначе он теряет всякое пристрастие к путешествиям.
– На сей раз вы не успеете потерять его, господин Шевалье, – заметил де Морель. – Карета нам дарована лишь до Компьеня.
Все рассмеялись. Успокоенный этим сообщением, Шевалье бережно положил в экипаж татарский лук, колчан и кожаную пастушью сумку, потом втиснулся сам. Причем садился он настолько неуклюже, что д'Артаньян поневоле улыбнулся: «А ведь он действительно разучился ездить в каретах».
– Знаете, как украинские казаки закаляют свое тело? – не дал им позубоскалить Шевалье. – Раз в неделю вымачивают его в очень соленой воде. Такой, что кожа грубеет и становится невосприимчивой ни к холоду, ни к хворям. Говорят, они переняли этот способ у татар. Но, возможно, все наоборот: татары у них, – повел свое повествование странствующий летописец таким непринужденным тоном, словно продолжал рассказ, прерванный в таверне. – Татары ведь никогда не были охочи до мытья. В походе казаки не признают никаких шатров: спят на голой земле. Но, что самое странное, – завидев, что на них движется лавина турок или закованная в железо польская конница, казаки, в большинстве своем не признающие ни щитов, ни панцирников, не только не ищут способа хоть как-то защитить свое тело, но и снимают рубахи, чтобы идти в бой оголенными по пояс.
– Уж не хотите ли вы сказать, что мир получил армию самоубийц? – недоверчиво проворчал д'Артаньян.
