Маркиз де Карабас - Sabatini Rafael (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Кантэн резко повернулся к братьям.
— Я заключу с вами сделку. Во имя фамильной чести. — В его голосе звучало странное возбуждение. — Откажитесь от ваших прав на наследство в пользу мадемуазель де Шеньер, и я отправлюсь во Францию, как только все улажу.
Ошеломленные братья тупо уставились на Кантэна. Тэнтеньяк подбоченился и в глазах у него заиграли озорные огоньки. Он с явным любопытством ждал продолжения.
— Ну? — спросил Кантэн. — Похоже, даже ради фамильной чести вы не решаетесь отказаться от шанса, по-видимому, столь слабого?
Сен-Жиль нетерпеливо махнул рукой.
— Едва ли ваше предложение разумно.
— Оно абсолютно безумно, — добавил Констан.
— По-моему, оно сполна отвечает на обвинение в недостатке мужества, которое вы мне предъявили, — сказал Кантэн. — На таких условиях я докажу вам свое мужество.
— О, нет-нет, — вступилась за своих сыновей госпожа де Шеньер. — Никто не сомневается в вашем мужестве, дорогой кузен. Дело... дело... — Она с трудом подбирала слова, нервно сжимая и разжимая пальцы. — Дело в том, что вы недостаточно хорошо знакомы с традициями нашей семьи.
— Я не был в них воспитан.
— Что правда то правда! Черт возьми! — оскорбительным тоном заявил Констан. Он был готов взорваться, как в то воскресенье в фехтовальной школе, когда Кантэн продемонстрировал свое мастерство. Младший де Шеньер так никогда и не научился обуздывать или, по крайней мере, скрывать свой гнев.
Мадемуазель де Шеньер сочла необходимым вмешаться в разговор.
— Вы слишком далеко зашли, — с легким высокомерием проговорила она. — Мы не вправе навязывать нашему кузену свои взгляды. Он сам должен решить, как ему поступать.
— И господин маркиз решает остаться маркизом де Карабасом.
— Учителем фехтования, господин де Шеньер, учителем фехтования, — поправил Кантэн. — Почетная профессия, хоть она и ограничивает права того, кто ею занимается. Например, он не может ответить на оскорбление так, как ответил бы любой другой на его месте. Однако при этом ему едва ли стоит обращать внимание на людей, которые, зная о его положении, продолжают его оскорблять.
Он говорил беззаботно, почти дружелюбно, но его слова охладили братьев и заставили их умолкнуть. Тэнтеньяк рассмеялся и нарушил затянувшееся молчание.
— Такой человек, подобно великому Дане, всегда может выбрать любое другое оружие, кроме того, что дает ему хлеб насущный. В Париже был один хвастун, который часто пользовался своим преимуществом перед знаменитым учителем фехтования. Однажды у Дане лопнуло терпение. «Я не могу послать вам сведения о длине моей шпаги, — сказал он, — но заявляю, что вы трус и глупец, и если вы желаете сатисфакции, то получите ее посредством карт и пистолета. Мы снимем колоду, и тот, кому достанется более крупная карта, получит пистолет. А там уж ему решать, застрелить проигравшего или отпустить с миром». Хвастливый наглец, который и в самом деле был трусом и глупцом, выпутался под предлогом, что предложенное Дане оружие недостойно дворянина. «Да будет вам известно на будущее, — сказал Дане, — что это оружие, достойное учителя фехтования». С тех пор его оставили в покое.
Тэнтеньяк как нельзя более кстати переменил тему разговора, и тем не менее, остаток вечера нельзя было назвать удачным. Во время ужина между сидевшими за столом царила натянутость, которую не могли развеять даже обильные возлияния. Разговор неизбежно коснулся роялистской деятельности Тэнтеньяка, шевалье без устали живописал героизм шуанов, с нетерпением ожидавших всеобщего восстания, а пока что добившихся немалых успехов в партизанской войне. Но и здесь нашлись острые углы. Братья позволили себе несколько нелестных высказываний по адресу Пюизе, который в то время не пользовался симпатией среди эмигрантов. Тэнтеньяк, будучи заместителем и близким другом Пюизе, не мог обойти их молчанием. Он энергично отстаивал успехи своего командира не только в западных провинциях Франции, но в переговорах с английским правительством, которое только ему удалось склонить на сторону принцев [...на сторону принцев... — Имеются в виду графы Прованский, позднее король Людовик XVIII (1755-1824) коронован в 1814 г. , и Д’Артуа, позднее король Карл X (1824-1830), которые возглавляли дворянскую эмиграцию и содействовали иностранной интервенции во Францию].
Относительно последнего довода Сен-Жиль проявил полную бескомпромиссность.
— Мне стыдно, шевалье, что делом французского дворянства руководит выскочка, республиканец, нечистый на руку авантюрист и шарлатан.
Тэнтеньяк терпеливо улыбнулся.
— Вы всего-навсего повторяете оскорбления тех, кто полагает, что они и сами добились бы того, чего добился он. Но им не хватает его мужества, его энергии и его такта. Жалкое воздаяние за столь героический труд. Вы говорите, выскочка? Но его происхождение не хуже вашего или моего.
Сен-Жиль поднял брови. Его брат хрипло рассмеялся. Тэнтеньяк остался невозмутим.
— Его действительно называют республиканцем. Но то же самое можно сказать о многих дворянах, которые только теперь поняли, что заблуждались. Не станете же вы отрицать, что он искупил свою вину.
— Мы пока не видели результата, — проворчал Констан. — Ему еще предстоит сдержать свои обещания.
— Будьте уверены, он их сдержит. Его планы слишком тщательно продуманы, чтобы провалиться. Шарлатан, говорите? Хотел бы я быть таким шарлатаном. Для крестьян Бретани, Нормандии [...для крестьян Бретани, Нормандии... — Нормандия — провинция на севере Франции, в которой так же, как и в Бретани, было широко распространено во время Французской революции движение шуанов] и Мене граф Жозеф, как они его называют, — Бог. Мановением руки он может поднять три тысячи человек, готовых идти за ним в самую преисподнюю. Немногие из нас способны добиться такой преданности. Уверяю вас, те, кто надеется увидеть во Франции реставрацию монархии, жестоко ошибаются, не принимая всерьез господина де Пюизе и не поддерживая его.
— У него энергичный адвокат, — с улыбкой заменила мадемуазель де Шеньер.
— Почитатель, мадемуазель. Сен-Жиль рассмеялся.
— Наш разговор начинает напоминать религиозные споры. А им не место за столом.
Натянутость так и не прошла, и Кантэн с нетерпением ждал, когда вечер, наконец, закончится и наемный экипаж отвезет его домой. Перед самым отъездом он ненадолго оказался в гостиной вдвоем с Жерменой.
— Я имел несчастье заслужить ваше неодобрение, — сказал он.
— Как могу я не одобрять того, чего не понимаю? Надеюсь, опрометчивость не в моем характере, господин кузен.
Взгляд Кантэна стал задумчивым.
— Вы находите меня загадочным?
— Более того — таинственным.
Он покачал головой.
— Во мне нет таинственности. Она вокруг меня.
— Я так и думала. — Она склонила набок cвою изящную головку. — Вы подозреваете нас. Мне это кажется странным, кузен Кантэн, потому что я не понимаю — в чем? Подозрительные люди редко бывают счастливы, душа их пребывает в постоянной тревоге. Подозрительность порождает дьяволов, которые мучают нас.
— Если я хоть немного знаю себя, это не в моей природе. Но и к излишней доверчивости у меня нет склонности. Благодаря ей можно угодить в западню.
— Здесь нет никакой западни, — возразила она.
— Вы хотите уверить меня в этом?
Его тон заставил девушку заглянуть ему в глаза.
— Моего уверения будет для вас достаточно?
— Более чем достаточно, — ответил Кантэн с удивившей ее горячностью.
Она вдруг стала очень серьезной. Щеки ее порозовели.
— Тогда... тогда я должна быть осторожна. Я отвечу вам, что ничего не знаю о западне и не представляю себе, в чем она может заключаться.
Она увидела, как вспыхнул взгляд устремленных на нее серых глаз.
— Вы отвечаете за себя. Это все, что мне надо. Остальное не имеет значения.
Услышав ответ Кантэна, мадемуазель де Шеньер нахмурилась, и в эту минуту к ним присоединилась ее тетушка.