Королевское зерцало - Хенриксен Вера (читаем книги .TXT) 📗
Скальд посмотрел на огонь; день был промозглый, в очаге тлел торф.
— Может быть, но в этом мало кто признается.
Арнор поднял глаза.
— Если вы будете говорить с Олавом, как с ребенком, он уж точно разгневается. И вряд ли вы завоюете его дружбу, потрепав его по волосам, — добавил он сухо.
— Ну, это я только так сказала, не всерьез.
Арнор не счел нужным отвечать.
— Вам не понравилась моя песнь, — сказал он.
— Почему ты так думаешь?
— Я понял это по вашему лицу.
— Разве ты не можешь ошибаться?
— Нет, в этом я никогда не ошибаюсь.
— А тебе самому она нравится?
Арнор снова перевел взгляд на огонь.
— Нет.
— Ты старался. Ты хотел сдержать слово. Разве можно тебя упрекать за то, что ты не любил конунга? Так или иначе, твоя песнь сохранит память о нем. А Харальду это и было нужно.
Арнор развязал кошелек, висевший у него на поясе, и вынул что-то из него. Это был перстень Эллисив. Арнор протянул ей перстень.
— Возьмите, я принес его, чтобы вернуть вам. Я его не заслужил.
Эллисив не взяла перстень.
— Заслужил, хотя бы за последнюю вису, которую ты прибавил к своей песне, — сказала она.
Арнор улыбнулся, встретив ее взгляд.
— Тогда я оставлю его себе. Потому что эта виса для вас, королева Эллисив.
Арнор поднялся.
— Может быть, вам и правда стоит поговорить с Олавом. Я передам ему привет от вас и скажу, что вы хотели бы видеть его.
— Да, если может, пусть придет.
Олав явился скорее, чем ждала Эллисив.
Он пришел один, и на вид был почти трезвый.
— Вы хотели о чем-то поговорить со мной, королева Эллисив? — спросил он после того, как приветствовал ее и сел на лавку.
Эллисив старалась собраться с мыслями, с чего лучше начать — скальд был прав, предупредив ее, что надо взвешивать каждое слово.
— Наверное, я лучше других знаю твоего отца и его жизнь, — заговорила она. — Лучше любого скальда. И я подумала, что мне следовало бы рассказать тебе о конунге Харальде.
— Я знаю о нем больше чем достаточно, — раздраженно возразил Олав.
— Тогда, может, ты мне расскажешь что-нибудь о нем. — Она тут же поняла, что допустила ошибку. Однако даже не предполагала, чем это обернется.
Эллисив как будто растревожила осиное гнездо — злобные слова летели на нее, как гудящий рой. Понося Харальда, Олав поминал Бога и Дьявола, все чистые и нечистые силы, даже древних идолов.
Наконец, исчерпав запас проклятий, он умолк.
— Ты зол на отца, — сказала Эллисив.
— Ты не ошиблась.
— За что ты злобишься на него?
— И ты еще спрашиваешь? Ради тебя он покинул мать!
— Если это единственное, в чем конунг Харальд провинился перед тобой, то твоя брань не к месту, — спокойно сказала Эллисив. — Твой отец женился на мне за четыре года до того, как встретил твою мать и пожелал сделать ее королевой.
Эллисив сама понимала, как вымученно ее спокойствие.
В ее словах слышалась горечь. Лучше бы не произносить их — в начале разговора Эллисив даже не предполагала, что Олав может вывести ее из себя.
Он же как будто удивился.
— Нет, не единственное, — сухо сказал он.
Потом вдруг спросил:
— Ты не собираешься попотчевать меня чем-нибудь?
— Если ты имеешь в виду пиво, то я думаю, нам лучше поговорить без него.
Удивление на его лице сменилось любопытством.
— Ты всегда говоришь то, что думаешь? — спросил он. — Безразлично кому?
— Не всегда, только если считаю необходимым. И конечно, если меня разозлят.
— С отцом ты вряд ли так говорила.
Казалось, Олав забыл весь свой гнев.
— Говорила…— Эллисив помедлила. — И с ним тоже.
— Потому он и сослал тебя на Сэлу. Сколько лет ты там провела?
— Четырнадцать.
— И, несмотря ни на что, продолжала ему перечить?
— Да.
— А моя мать не смела. Она…
— Я не хочу слышать ничего дурного о твоей матери, — перебила его Эллисив.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
— Мы с матерью никогда не были друзьями.
— Это меня не касается.
— Касается, если ты просила меня прийти, чтобы поговорить со мной. — В голосе Олава снова послышалось раздражение.
Эллисив промолчала. Олав поборол себя, огляделся по сторонам.
Теперь в доме было уютно. Отблеск огня играл на медном котле, стены, затянутые тканью, и лавки, устланные шкурами, усиливали ощущение тепла.
В углу висели иконы, которые Эллисив привезла с собой из Киева: одна — диптих, вырезанный из слоновой кости, на нем были изображены все великие церковные праздники, другая — маленький серебряный складень. В центре был изображен Спаситель, а на створках — Иоанн и Дева Мария. Складень был украшен золотом, яркой финифтью и жемчугом.
— Здесь почти как в пещере, — заметил Олав. — На Сэле ты жила примерно так же.
— Там было все-таки просторнее.
— Ненамного.
Взгляд его снова задержался на иконах.
— Можно рассмотреть их получше?
— Пожалуйста. Но даже если они тебе понравятся, не поступай, как имел обыкновение поступать твой отец.
— Что ты имеешь в виду?
— Он обычно объявлял, что хозяин вещи присвоил ее себе нечестным путем. Оскорбив человека, он прогонял его с усадьбы, где оставалась ценная вещь. Тебе, наверное, случалось наблюдать такое.
Олав кивнул.
— Но раньше мне не приходило в голову, что отец может лгать, — медленно проговорил он.
Олав подошел к иконам и стал внимательно их разглядывать, потом снял со стены и поднес к свету, падавшему от очага.
Вошла Ауд, она вела за руку Ингигерд. При виде Олава Ауд остановилась.
— Туман еще не рассеялся? — спросила у нее Эллисив.
— Пока нет. Дождь начался.
Ингигерд не отпускала руку Ауд.
— Где вы были?
— В усадьбе ярлов. В ткацкой. Я испугалась, не будете ли вы недовольны, что нас слишком долго нет. Можно нам вернуться туда?
— Идите. Впрочем, подожди! — Эллисив что-то вспомнила. — Хочешь есть? — спросила она у Олава.
— Да. Хочу, — ответил он. — Вообще-то я уже давно толком не ел.
— Ауд, скажи как-нибудь потихоньку епископу Торольву, что Олав сын Харальда пришел ко мне в гости и что я была бы очень благодарна епископу, если бы он распорядился прислать нам что-нибудь поесть.
Когда Ауд и Ингигерд ушли, Олав внимательно посмотрел на Эллисив.
— Неужели королева Норвегии вынуждена просить о еде?
— Я больше не королева Норвегии, — коротко ответила Эллисив. — Обычно я ем у епископа, но, если я попрошу, он, конечно, пришлет мне еду сюда.
— Значит, поэтому ты не могла угостить меня пивом? — догадался Олав. Он снова сел на лавку.
— Пиво у меня как раз есть. — Эллисив указала на бочку возле двери. — Я купила его, когда сюда заходил торговый корабль. Но припасы мне хранить негде.
Олаву, по-видимому, что-то пришло в голову, и он снова обвел взглядом жилище Эллисив.
— Здесь есть вещи, которые принадлежат не тебе? — спросил он.
— Почти нет, — ответила Эллисив. — Разве что тот табурет да стол.
Олав молчал, на скулах у него играли желваки, на мгновение он стал похож на разгневанного Харальда.
— Я позабочусь, чтобы ты ни в чем не нуждалась, — сказал он.
— Не делай ничего, что тебе не по душе.
Он вдруг рассмеялся.
— А ты горда, — сказал он.
— Как-никак, а я дочь князя Ярослава.
Олав промолчал.
— Наверное, я не совсем понимаю, что значит быть дочерью князя Ярослава, — проговорил он.
Эллисив не ответила.
— Ты говоришь, что ты больше не королева Норвегии, и это, конечно, правда, — продолжал Олав. — Но ты была женой норвежского конунга, и Ингигерд — его дочь.
— Две женщины называют себя вдовами конунга Харальда, — заметила Эллисив.
— Тоже правда, — согласился Олав. — В Норвегии сейчас правит Магнус. Он всегда был любимцем матери, они прекрасно ладят. — В голосе Олава послышалась обида. — Возвращаться домой у меня нет охоты, — добавил он.
