Сказание о верном друге - Харламов Дмитрий (читать книги без .txt) 📗
Отступив от привычного повествования, жрец с ужасом почувствовал, что мысли у него путаются, а слова разбегаются. Он стал часто заикаться и останавливаться. Что говорить дальше?
Смешавшись окончательно, Черный Ворон стал нервно теребить рукой священный амулет и ожерелье из вороньих лапок.
– Страшные беды караулят вас – голод, холод и болезни. Вот сегодня дивы покарали Большого Орла за нарушение обычая: он привел в жилище живого волка…
Люди стали переглядываться. Не только Аун, который хорошо знал Слово, но и другие, кому не раз приходилось слышать его, со страхом и смущением ждали, что же будет дальше.
Робкие, а таких было немало, думали о предстоящих невзгодах и с надеждой ждали указаний сильных, теперь уж единственного сильного – жреца. Те, что посмелее, досадовали на забывчивость Черного Ворона и сердито поглядывали на него.
Только Мудрый Аун понял, куда клонит жрец, и что некому возразить ему, остановить, уличить в искажении Слова. Вождь по-прежнему не открывал глаз.
– Разве люди забыли заповеди племени, – неожиданно для себя крикнул старый Аун, – разве Черный Ворон не помнит таких слов: «За детеныша отдай женщину, за охотника отдай детеныша, Слово же сохрани!» Всем надлежит соблюдать заповеди мудрых.
Это был жестокий удар. Хилый старец осмелился перечить жрецу, осмелился перебить его…
Ропот пробежал среди людей. В тусклом свете погасшего костра замелькали встревоженные лица.
В этой напряженной обстановке никто не заметил, как вернулись Лан и охотники. Только Муна скользнула к выходу пещеры мимо скулящего от страха, полузадушенного кожаной петлей волчонка, боясь увидеть кровавую расправу над своим любимцем.
Громадным усилием Черный Ворон подавил в себе дикую вспышку гнева и, преодолев замешательство, приказал глухо:
– Пусть старец Аун приготовит все, чтобы принести волка в жертву дивам Оггру, пока они не забрали к себе Орла.
Потрясенный еще собственной смелостью, Мудрый Аун поспешно взял поводок волчонка и факел из рук одного из охотников, потащил обреченного зверька к лазу в пещеру предков.
Как только Аун скрылся, Черный Ворон воздел руки кверху и возопил:
– Чую, чую, братья, дух дивов ночи в жилище нашем. Они мутят разум мой, чтобы погубить всех нас. Много жертв принесут люди таж, но отведут дивов от своего жилища… Пусть Лана, жена вождя, воскурит на жертвенном огне душистые травы, а я совершу таинство над раненым.
И он рухнул возле распростертого тела в притворном горестном отчаянии.
Клубы белого душистого дыма поплыли по пещере… На жертвенном камне заплясал, разгораясь, юркий, не ко времени веселый огонек.
Лан вздрогнул от прикосновения чьих-то холодных пальцев. Радом стояла продрогшая Муна.
– Там близко большой зверь – тигр.
Лан забеспокоился, но помешать Черному Ворону, склонившемуся над раненым отцом, не решился.
Стояла тишина, только треск сухих сучьев в огне нарушал ее.
– Они убили детеныша волка? – шепотом спросила Муна.
– Аун потащил его в пещеру предков.
Лан поразился суровому и решительному выражению лица девочки.
– Я пойду… к Ауну.
– Тебя тоже убьют, если ты пойдешь туда. Муна исчезла в клубах дыма.
Лан колебался недолго, всего лишь миг, но возле лаза в пещеру предков ее уже не было. «Неужели она решалась войти туда?» Мальчик содрогнулся при этой мысли.
В тот же момент в темноте лаза мелькнул красноватый отблеск огня, и вскоре оттуда показался Мудрый Аун.
Лан притаился в ближайшей нише.
Старик укрепил факел между камнями и устало поплелся к костру, еле видимому сквозь белесый дым.
Черный Ворон уже кончил шептать таинственные слова над раненым, поднялся на ноги и медленно начал кружить вокруг костра под мерный стук бумбы.
По мере того как удары учащались, он приплясывал все быстрее, в руках у него появился небольшой лоскут кожи, растянутый на дуге лука, и в глухое постукивание колотушки вплелся звонкий дробный перестук жреческого тум-тума – барабана. Время от времени Черный Ворон выкрикивал непонятные гортанные слова или оглушительно, надсадно каркал.
Люди с покрасневшими от дыма и напряжения глазами мерно раскачивались из стороны в сторону и глухо подвывали в такт жутковатого перестукивания тум-тума и бумбы.
Вдруг оглушительный рык поверг людей ниц. Свирепая усатая морда зверя показалась в отверстии входа. Красная пасть широко раскрыта, тускло, устрашающе поблескивают громадные, изогнутые книзу клыки.
Вопль испуга и смятения приятно зазвенел в ушах зверя.
Овладев собой, охотники стали бросать в тигра горящие головешки, и тигриная морда исчезла.
– Там Муна, дочь моя! – отчаянно, звонко закричала Яна. Крик женщины подстегнул охотников, и они с воинственными воплями, неся перед собой пылающие факелы, стали подниматься по каменной насыпи к отверстию, куда только что заглядывал зверь. Однако дальше входа в пещеру никто из них идти не решался: тигр не собирался уходить, и он был не один. Неподалеку, прямо на снегу, тигрица только что закончила свое кровавое пиршество. В кустах темными тенями мелькали шакалы, дожидаясь объедков.
Другие женщины тоже стали искать своих детей. Вой и плач поднялся в жилище: оказалось, кроме Муны, пропали также Лан и Зурр.
Кто-то видел, как Муна спешила уйти из пещеры, боясь увидеть расправу над волчонком. Кто-то видел Лана стоящим неподалеку от входа, когда он и охотники вернулись со зверенышем. Кто-то видел Зурра ожидающим у входа возвращения Лана с волчонком.
Исчезновение любимца и воспитанника поразило Мудрого Ауна. Исчез мальчик, в которого он вложил всю теплоту, всю радость, все премудрости предков – жизнь свою.
Больно кольнуло в бок, гневом запылало лицо.
– Где Черный Ворон? – громко крикнул Аун. – Это я, сын великого жреца Ухо Дива, зову его…
Напуганный тигром и не оправившийся еще от страха, Черный Ворон неуверенно ступил в круг, освещенный костром.
– Разве не великий Ухо Дива, отец мой, передал тебе священный тум-тум? Разве для того много раз говорил я тебе Слово предков, чтобы ты исказил его? Разве для того ты жрец, чтобы губить детенышей наших? Отвечай! Уж лучше бы сам я, слепой и хворый, стал жрецом…
В непритворном страхе Черный Ворон поднял руки к лицу, как бы защищаясь от удара.
– Что ты, что говоришь ты, старец Аун? – скороговоркой залепетал перепуганный жрец. – Или дивы затуманили и твой разум? Все беды наши от того, что в жилище людей привели живого зверя… Дивы карают за это.
В этот момент раненый застонал и открыл глаза.
– Вот, – обрадовался Черный Ворон, – теперь все видят, дивы приняли жертву, и я прогнал братьев Оггру от нашего вождя.
Аун заколебался. Черный Ворон вмиг почувствовал это.
– Жертва волка угодна дивам! – громко воскликнул Черный Ворон.
– Но я не умертвил волка, а только привязал его там, – обескураженно и виновато промолвил Аун.
– Так пойдем скорее совершим таинство, – заторопился жрец.
И они скрылись в пещере предков.
Вернулся Черный Ворон один. Оглядев молчаливых соплеменников, он сказал:
– Старый Аун захотел принести себя в жертву дивам Оггру, чтобы вождь остался с нами. Наш Мудрый Аун остался в пещере предков.
Черный Ворон опустился на землю и горестно обхватил голову руками.
Люди забеспокоились. Старый Оор приблизился к лазу и позвал тонким, дрожащим голосом:
– Аун, Мудрый Аун, приди к ним! Глухая тишина была ответом.
– Чтобы дивы не забрали нашего вождя, надо камнями завалить вход в пещеру предков, – сказал Черный Ворон и, видя нерешительность людей, прикрикнул грозно: – Ну, скорее же!
ЗАМУРОВАННЫЕ
Мы оставили Лана в раздумье перед лазом в пещеру предков. Он соображал тогда, могла ли Муна решиться войти внутрь таинственной пещеры? Ведь женщины не смеют при жизни видеть Слово. Или же она затерялась в дыму, среди взрослых?
