Бессмертный - Слэттон Трейси (читать полностью книгу без регистрации TXT) 📗
— Я больше не могу с вами встречаться, — тихо произнес я, заглянув ей в глаза.
Я смертен, я всего лишь человек, я дошел до предела сил и больше уже не мог этого вынести. Все прожитые годы обрушились на меня такой тяжестью, словно я очутился на дне глубокого колодца, заваленного камнями.
— Найдите себе другого учителя.
Я вышел на улицу, обливаясь слезами. Еще никогда в своей жизни — даже в борделе Сильвано — не чувствовал я такого одиночества, как в ту полночную прогулку до дома. Раньше я утешался мечтами. А теперь они развеялись — мечты о любви и обещание философского камня, которые я так бережно лелеял в своем сердце, на которые так уповал. Все это теперь точно унес тосканский ветер. Стояла сырая весна, и было слишком холодно и туманно, чтобы увидеть звезды.
Я вошел в свой дом и поднялся наверх. Я собирался сразу лечь в постель, но изумленно остановился у дверей в лабораторию, потому что оттуда тянулась струйка зеленоватого дыма, поднимаясь к потолку. Я распахнул дверь и увидел, что в моей лаборатории все оживленно тарахтит: дребезжат дистилляторы, на фитильках пляшут язычки пламени, блестят кусочки металла, соль трется в ступке, жидкости весело булькают и пузырятся, как расплавленный металл, будто в них резвятся какие-то существа. Удивленный и озадаченный, я подошел к месту последнего опыта, где экспериментировал с серой и ртутью. Я взял колбу в руку, ладонь мою все еще покалывало точно иголочками. В колбе курился дымок. Я заглянул в нее, в самую глубь того, чего никому не дано познать до конца. Там вспыхивало черное пламя, озаряя темные предметы в лаборатории молочно-белым светом, тогда как в свободном пространстве, освещенном свечами, сгустилась плотная тьма. Затем в воздухе раздался треск, словно ударила молния, после чего свет и тьма снова поменялись местами. В центре блестел золотой самородок.
Я понемногу привыкал к жизни без Маддалены, хотя это было нелегко. За десятки прожитых лет я никогда еще не замечал, что жизнь моя на самом деле пуста. Маддалена больше не приходила ко мне дважды в неделю, и, лишенный радости воспоминаний о недавнем свидании и предвкушения следующих, я медленно погружался в бездонную пустоту, составлявшую глубинное содержание всей прочей моей жизни. Много месяцев, зная, что никогда она не будет моей, я был безутешен. Потом пришла злость. Потом безразличие. Я таскался по городу, потеряв вкус ко всем прежним моим занятиям. В памяти все время всплывало ее тонкое лицо, горящее любовью к знаниям, светящееся от смеха или сосредоточенно думающее над какой-нибудь лингвистической загадкой.
Случалось, на рынке мне казалось, я слышу ее смех, но он принадлежал другой женщине. Я заглядывал в окна проезжающих карет, высматривая ее лицо, заглядывал в винные погреба и трактиры, надеясь заметить ее миниатюрный стройный силуэт. А после бичевал себя за то, что вспоминал ее. Все потеряло смысл. Я научился превращать свинец в золото, но и эта тайна потеряла свою прелесть. Я уехал на виноградник в Анкьяно и хандрил там несколько месяцев, пока сам себе не сделался противен. Хватит, сказал я себе, достаточно! И погнал Джинори обратно во Флоренцию.
Стояла весна 1482 года. Во Флоренции настал тревожный мир, и хотя обстоятельства складывались не слишком благоприятно в финансовом отношении, все же город мог вздохнуть после нескольких лет войны с Калабрией, последовавшей после заговора Пацци. Лоренцо выплатил огромную компенсацию герцогу Калабрийскому, и все во Флоренции знали, что он сделал это, дабы расстроить планы Папы Сикста, который хотел поставить во главе Тосканы своих племянников. Въехав в город через монументальные ворота, я увидел, что в нем царит спокойствие и кипит торговая жизнь. Открыты были лавочки, работали шерстяные фабрики, из кузниц разносился звон, шумели рынки. Кони стучали копытами по каменным мостовым, таща за собой коляски. Повсюду стояли телеги с товарами из деревень. И я был рад вернуться в родной город. В моем дворце все окна были закрыты ставнями, потому что я не предупредил слуг о своем приезде. Ну и ладно. Я отвел Джинори в конюшню и вошел во дворец. Поднялся по ступенькам в лабораторию, куда не ступал с той самой ночи, когда мне удалось получить из свинца золото. В комнате стояла мертвая тишина и холод. Совсем как в моем сердце, уныло подумал я. Все покрылось толстым слоем пыли, потому что я никогда не позволял слугам здесь убирать.
— Я думал, вы быстрее вернетесь, — удивленно произнес Леонардо своим сладкозвучным голосом и подошел ко мне. — Я ждал вас еще месяц назад. Вы не вернулись, и на этой неделе я собирался поехать проведать вас в Анкьяно.
— Как ты, мальчик мой? — спросил я и радостно обнял его.
Потом отошел на шаг и оглядел с ног до головы. Он был такой, как и всегда: те же правильные прекрасные черты, аккуратно остриженная борода, тот же стройный и мускулистый стан, яркий изысканный наряд, на лице по-прежнему отражается живая игра любознательности и неутомимой мысли.
— А ты неплохо выглядишь!
— Так и есть, — кивнул он. — Я уезжаю из Флоренции. Меня пригласили к Миланскому двору, и Лоренцо горит желанием, чтобы я укрепил отношения Флоренции с Лодовико Сфорцей.
— Все работают на успех Лоренцо.
— Меня это устраивает, — сказал Леонардо. — Я буду играть на лютне. А Сфорца в своем письме обещает дать мне заказ на бронзовую лошадь. Занимательный проект. — Он посмотрел на меня с вежливой улыбкой. — Я подумал, что мог бы использовать старые наброски Джинори. Где найти другого такого же складного и благородного скакуна!
— Сердце его до сих пор благородно, хотя он понемногу стареет, — заметил я.
— Все мы стареем. Все, кроме вас. Вы обладаете вечной молодостью и красотой. Но со мной такого не будет. Мне уже перевалило за тридцать. Я уже не мальчик, учитель, даже для вас. Все пожирает время!
Он подошел к ближайшему столу, провел по нему пальцем, оставив глубокий след на пыльной поверхности, потом повертел склянки на керотакисе, подправил что-то.
— Не знаю, когда вернусь. Думаю, Сфорца все-таки будет мне лучшим патроном, чем Лоренцо. Говорят, Лоренцо теряет свое состояние.
— Он — Медичи, и его не стоит недооценивать, — возразил я. — Он еще может увеличить его в десятки раз.
— Он коварный политик, но что касается денег, до Козимо ему далеко, — улыбнулся Леонардо. — Вам это известно лучше всех!
— Тогда служи герцогу Сфорца. Я как-нибудь навещу тебя в Милане, путь недалекий, — сказал я, и снова за сердце потянула тоска.
Сначала Маддалена, теперь вот Леонардо. Мне суждено терять самых любимых людей.
— А разве здесь у вас не будет дел? — озадаченно спросил он.
— Не знаю, меня как-то уже не слишком интересует алхимия, — засмеялся я и присел на стул, вытянув перед собой ноги. — Думал остаться во Флоренции, пока летняя жара не станет невыносимой, тогда, может быть, отправлюсь на Сардинию. Там есть рыбацкая деревушка под названием Боса…
— Рыбацкая деревушка? — удивленно переспросил Леонардо. — Маддалена собирается уехать в рыбацкую деревушку на Сардинии?
— Маддалена? При чем тут Маддалена? — растерялся я.
— Я просто подумал, что с вами… — Он смущенно умолк и вдруг рассмеялся. — Ах, так вы не слышали? Вот забавно! А я думал, вы только ради приличия выжидаете в деревне, когда пройдет достаточно времени, чтобы не пошли сплетни!
Я вскочил на ноги.
— Не слышал о чем?
— Ринальдо Ручеллаи умер во сне месяц назад. Маддалена вдова.
Когда я пришел, она сидела со служанкой в гостиной. Она держала на коленях книгу, а ее служанка занималась шитьем. На ней было черное узорчатое платье из муарового шелка, который подчеркивал нежную белизну ее лица и изменчивый тон глаз и волос. В окна косыми лучами проникал полуденный свет, падая на пышные турецкие ковры, устилавшие пол. Она подняла глаза и испуганно вздрогнула, увидев меня.
— Синьор…
— Уйдите! — рявкнул я служанке, и та при одном взгляде на мое грозное лицо бросила вышивку.
