Кио ку мицу! Совершенно секретно — при опасности сжечь! - Корольков Юрий Михайлович (книги онлайн полностью TXT) 📗
Существо разногласий при подготовке военного пакта заключается в следующем: некоторые гражданские члены кабинета считают, что Япония не может оказать практической помощи союзнику в случае, если Англия или Франция нападет на Германию. В договоре они хотели бы отразить, что военный пакт направлен не против Запада, но против Советской России. В противовес этому военные круги придерживаются немецкой точки зрения и полагают, что, кроме антирусской направленности, цель военного союза заключается в том, чтобы запугать Соединенные Штаты, помешать им активизировать свою политику в Европе и на Дальнем Востоке».
Разговор происходил в кабинете посла, шифровальщик только что принес телеграмму, чтобы Отт подписал ее, перед тем, как запустить в шифровальную машину.
— Что ты скажешь на это, Ики? — спросил Отт, когда Зорге прочитал шифровку.
— Мне кажется, что японцы темнят, затягивают подписание договора… У них разбегаются глаза — на юг и на север… В Берлине должны знать об этом. К тому же я не удивлюсь, если в одно прекрасное утро узнаю, что экстремисты-военные убили кого-то из неугодных им руководителей правительства… В Японии это в порядке вещей — устранять неугодных…
Рихард начал перечислять: премьер Хамагучи, премьер Инукаи, министр Такахаси, тот же генералиссимус Чжан-Цзо-лин и многие еще…
— У меня не хватит на руках пальцев, чтобы перечислить всех убиты и раненых сановных особ, которые стали неугодны военному клану… У военных для свершения террористических актов есть свои люди, вспомните того же Хасимота из общества «Сакура-кай» — истребителя премьеров…
— Ты прав, — сказал Отт, — но покушения не всегда удаются. Сейчас меня интересует то, что ты говорил вначале, — японцы явно затягивают переговоры.
Он взял текст донесения и от руки дописал: «Создается впечатление, что Япония затягивает подписание договора».
Про себя Рихард подумал: «Молодец Одзаки — его работа дает уже результаты. Кажется, мы нащупали уязвимое место в переговорах…»
Но Итагаки не складывал оружия. В мае он отправил послу Осима инструкцию, подписанную начальником генерального штаба. Военный министр переписывался с послом, минуя министерство иностранных дел. Для переписки с Осима он имел собственный шифр, не доступный никому другому.
«Армия твердо решила, — говорилось в инструкции, — выиграть этот спор, рискуя даже падением кабинета. Мы согласны с проектом договора, разработанным генералом Косихара. Необходимо указать точно круг вопросов, касающихся оказания взаимной военной помощи в соответствии с секретным соглашением, которое будет приложено к основному договору. Мы хотим, чтобы Германия осуществила этот план как можно быстрее».
Но быстрее не получалось. Время шло. Переговоры затягивались. Именно этого добивался доктор Зорге.
В мае того же 1939 года события на Халхин-Голе достигли своей кульминации. В середине месяца группа конников баргутского кавалерийского полка атаковала монгольскую пограничную заставу и, углубившись на двадцать километров, вышла на восточный берег реки Халхин-Гол. Перед кавалерийской атакой японские самолеты обстреляли заставу, сбросили бомбы. Среди монгольских солдат было двадцать убитых и раненых. В тот же самый день японские бомбардировщики совершили налет на город Баин-Тумень, бомбили Тамцан-Булак на территории Монгольской Народной Республики.
Вблизи советского Забайкалья начались военные действия.
В ПЕСКАХ НОМОНГАНА
На той стороне реки, за Аргуныо, была ее родина. Страна, которую она покинула почти десять лет назад ради любви к человеку, сейчас до боли ненавистному. Оксана стояла над рекой. Внизу, завихряясь, возникали упругие прозрачные водовороты, исчезали и появлялись вновь.
Если бы она верила в бога, она неустанно молила б всевышнего даровать ей одну, еще одну только встречу с человеком, имени которого Оксана не называла даже в мыслях. Это был «он» — безликое местоимение, — человек, опустошивший душу оскорбленной женщины. Оксана дала себе клятву найти его и уничтожить…
Она была все еще красива, Оксана Орлик, посвятившая себя сжигавшей ее жажде мщения. Но лицо камеи поблекло, недобрым светом горели глаза. На красиво удлиненной шее при повороте головы выступали натянутые, как тетива, сухожилья.
Никто не знал, где скиталась Оксана все эти годы. Да и сама она не могла вспомнить об этом. Бежав среди ночи из Улан-Батора от Ирины Микулиной, она вышла тогда за город в степь и долго брела «Долиной смерти», где монголы бросают своих покойников. Косматые собаки, обитающие в пристанище мертвых, ее не тронули. Оксана вышла на Калганский тракт и прибилась к верблюжьему каравану. Очень долго добиралась она к Гималаям, чтобы найти общину художника Рериха. И не нашла.
Ей преградили дорогу хребты и ущелья. Вероятно, случилось то, что предсказывалось в «Общине», — проводники не хотели вести ее в горы, она пошла одна, и дорогу ей преградили сыпучие обвалы…
«Если путник осилит препятствия, то дождь щебня унесет его, ибо нежеланный в общину не дойдет…»
Дальше наступил провал, продолжавшийся четыре года. Она очнулась в Маньчжурии, в доме умалишенных эмигрантского российского общевоинского союза, содержавшемся на доброхотные приношения. Голова, затуманенная так долго, была снова чиста, но одержимость поиском Зла осталась.
Оксану пристроили сиделкой в хайларскую больницу, через год перевели в Харбин в эпидемиологическое отделение. Она стала молчаливой и замкнутой, обрела осторожную звериную хитрость. Мысль работала остро — она прикинула: если он служил у японцев, если раньше жил в Харбине и якшался с русскими белогвардейцами, ему не миновать этого города снова.
Оксана встретила его на улице. В маньчжурской военной форме Кондратов торопливо шел по тротуару. Оксана пошла следом, вышла за ним на Биржевую улицу в центре города. Он исчез в подъезде большого дома, перед которым стояли японские часовые. На фасаде вывеска: «Управление по водоснабжению и профилактике частей Квантунской армии». Оксана долго ждала, когда он выйдет из управления, потом шла за ним, как волчица, выслеживающая дичь.
Она узнала, что Кондратов бывает в управлении часто, почти в одно и то же время, проводит здесь час-полтора, а живет в маленьком одноэтажном домике в нескольких кварталах от Биржевой улицы. Неясным оставалось одно — почему он носит военную форму, если занимается водоснабжением…
Оксана еще не знала что, но что-то она сделает…
Он только должен встретить ее «случайно» и попасться в расставленную западню.
В час, когда Кондратов обычно выходил из управления, Оксана неторопливо шла по Биржевой улице. Она прошла рядом, повернувшись к нему в профиль, и почти сразу услышала за собой его торопливые шаги.
— Ксана! Ты?! — Он шел рядом, большелобый, постылый, с тяжелой челюстью.
— Вот уж не ожидала тебя здесь встретить…
Оксана не проявляла ни вражды, ни гадливости — простое безразличие.
— Я сразу узнал твой профиль, ты красива по-прежнему…
— Какое теперь это имеет значение?
— Я рад, что нашел тебя…
Оксана пожала плечами.
— Я думал, ты вернулась туда, к большевикам…
— Нет!…
Он проводил ее до больницы, где жила Оксана в отведенной ей комнатке.
— Можно к тебе зайти?
— Не надо…
— Когда же мы встретимся?
— Зачем?…
Теперь уже он искал встречи с Оксаной, поджидал ее у больницы, куда-то приглашал, напрашивался в гости. Наконец она разрешила ему прийти. Он стоял посреди комнаты, громоздкий, слегка обрюзгший.
— Ты помнишь нашу юрту?
— Помню…
Он попытался ее обнять, Оксана отстранилась.
— У тебя кто-то есть?…
— Нет!… — сказала Оксана.
Холодное равнодушие Оксаны выводило из себя Кондратова. Раз она согласилась провести вечер в его компании. В грязноватом трактире «Питер» подавали холодную смирновскую водку и соленые огурцы. Посетителей обслуживали половые в холщовых, до колена, рубахах, перепоясанных шелковыми витыми поясами. По стенам висели лубочные картинки, изображавшие старый Петербург.
