Список Мадонны - Форан Макс (читать книги онлайн бесплатно серию книг .txt) 📗
Когда Эндрюс приступил к перекрестному допросу, он уже решил, какой тактики будет придерживаться. Его первоначальным намерением было разрушить любое доверие, которое мог вызвать обвиняемый, но, выслушав смущенные ответы Мартина на вопросы Махони, Эндрюс понял, что любая попытка атаки на обвиняемого могла привести к возобновлению привлечения внимания и к возникновению доверия, на что, очевидно, и надеялся Махони. Поэтому Эндрюс решил попытаться задавать обвиняемому направляющие вопросы. Кто знает, ведь обвиняемый мог в дальнейшем и сам осудить свои действия.
— Господин Гойетт, вы свидетельствовали о том, что встречались с туземной женщиной в нескольких случаях. Она когда-нибудь говорила с вами?
— Да.
— Но суду известно, что она была немой. А вы говорите, что она разговаривала. Что она говорила?
— Она сказала одно слово, когда я передал ей подарок. Я не помню это слово. Оно было странным.
— Подарок? Вы дали ей подарок? Какой?
— Иконку Девы Марии. Мне хотелось, чтобы она была у нее. Мне… мне она была больше не нужна.
— Понимаю. — Эндрюс посмотрел на трибунал, прежде чем продолжил: — Скажите мне, господин Гойетт, когда ваш друг, священник, оставил вас в тот день одного, он дал вам какие-нибудь указания?
— Да, он сказал, чтобы я сделал зарисовки желтых цветов и красных растений, по форме напоминавших щетки-ершики.
— И что вы показали ему, когда он вернулся?
— Ничего.
— Ничего? Вы целый день ничего не делали? Не было никаких испорченных набросков? Ничего?
Перед глазами Мартина проплыло лицо Коллин. Потом пропало. Пропало навсегда. В тот день он рисовал ее. Этот портрет должен быть стать его подарком ей. Но ему не понравилось то, что у него получилось, и он выбросил все наброски. Теперь это уже не имело никакого значения.
— Ничего. Я не делал в тот день ничего.
Эндрюс в задумчивости потер рукой подбородок и отвернулся от свидетельского места. Он долго, как показалось Махони, рассматривал корабли, которые были нарисованы на стене зала. Затем внезапно снова повернулся к свидетельскому месту.
— Она мертва, не так ли, господин Гойетт? Вы убили ее?
Махони вскочил на ноги, чтобы опротестовать вопрос, когда услышал, что Мартин уже начал отвечать. На миг он застыл на месте с открытым ртом, а потом снова опустился в свое кресло.
— Да, она мертва. — Юноша плакал. Произносимые слова звучали невнятно, они были наполнены болью, голос звучал сдавленно, смиренно. — Я стал причиной ее смерти. Я не хотел, но стал.
— Вы убили ее, не так ли? Вы убили ее?
Махони никогда не встречал подобной скорби. Нежная душа разрывалась на части чем-то неподвластным ей. Мартин знал больше, чем он рассказал Махони. Но он был невиновен. Невинный человек разрушал себя, и Махони не понимал причины этого.
— Она умерла из-за меня. Я полагаю, это означает, что я убил ее.
— У меня больше нет вопросов. — Триумф Эндрюса был очевиден.
Мартин зарыдал. Коулинг перенес продолжение заседания на послеобеденное время. Обе стороны должны были представить свои заключения.
Спустя тридцать минут Махони вышел из камеры Мартина и направился в свой кабинет, чтобы подготовить заключительные замечания. Дело было проиграно, и он не знал почему. Мартин отказался разговаривать с ним; он просто сидел в камере и раскачивался взад и вперед. Черт возьми! Вчера вечером что-то произошло. Это должно было быть связано со священником, и у него не было возможности об этом узнать.
Эндрюс начал чтение своего заключения ровно в два часа пополудни с уверенностью человека, знавшего, что все происходило так, как он задумал. Резонные сомнения были полностью отметены. Мотив, возможно, был спрятан в отношениях между подзащитным и туземной девушкой. Об этих отношениях до сегодняшнего дня никто ничего не знал. Подзащитный не смог перечислить свои действия в день, о котором идет речь. Свидетельские показания Александра Блэка говорят об этих действиях.
Совершенно ясно, что стоило трибуналу поверить Блэку, и дело было бы закрыто. Но подзащитный сам обвинил себя. Члены трибунала слышали это из его собственных уст. Приговор очевиден. Виновен по сути обвинения. Смертная казнь — единственно возможное наказание.
Махони сделал все, что мог. Конфликт в отношениях между подзащитным и свидетелем Блэком зрел давно. Угрозы, произнесенные Блэком на скачках в Хоумбуше, показывали, вне зависимости от прямой стычки, происшедшей между ними, что подзащитный мог полагать, что Блэк считал себя врагом подзащитного.
Свидетельство Блэка имело существенные недостатки. Несмотря на его заявления, что он встречал девушку несколько раз, он не знал цвета ее глаз, хотя этот цвет, как стало известно, привлекал внимание своей необычайностью. Он уверял, что не видел ворона девушки, хотя птица никогда не покидала ее плеча. Может ли такое свидетельство быть использовано для того, чтобы осудить человека, не говоря о том, чтобы послать его на виселицу? К тому же не было реальных доказательств, что девушка мертва.
Касаемо того, что обвинение представило как признание, произнесенное с места для дачи показаний, то Махони смотрел на это по-другому. Подзащитный верил в то, что девушка мертва и что он каким-то образом ответствен за это. И он признал именно это, но только это.
— Как бы там ни было, — сказал Махони, указывая на место для дачи свидетельских показаний, — но это вовсе не означает, что он сам убил ее. Он мог подразумевать под своими словами все что угодно.
И поскольку со стороны обвинения не последовало более никаких вопросов, то трибунал был вынужден рассмотреть заявление защиты о невиновности подзащитного. В завершение Махони высказал свое мнение по поводу разумного сомнения со стороны Эндрюса. Разумное сомнение не отвергалось, и поскольку существовало только это, то должен был быть вынесен приговор «невиновен». Тени в зале суда стали расти в длину, когда Махони наконец сел рядом с Мартином Гойеттом, который слабо улыбнулся ему и положил свою ладонь на его руку. Коулинг объявил о прекращении заседания трибунала. Решение должно было быть вынесено завтра после полудня. После того как Коулинг обязал Эндрюса и Махони воздержаться от любых контактов с газетами по поводу суда, он приказал увести обвиняемого в камеру. Махони хотел пойти с ним, но Мартин отрицательно покачал головой. Получасом позже Махони был уже в отеле «Генерал Бурк», где он первый раз за эту неделю выпил, но без всякого удовольствия.
Глава VI
Майор Джеймс Коулинг посмотрел на настенные часы. Они только что пробили семь, а за окном было еще светло. Он положил несколько исписанных листков в папку. Остальные два члена трибунала делали то же самое. Он думал, что на принятие решения должно было уйти больше времени. Но они закончили как раз вовремя, чтобы успеть хорошо поужинать, и, несмотря на то что он не горел желанием оглашать решение на следующий день, его военный разум подсказывал, что в подобных условиях так было бы справедливо и честно.
Коулинг был удивлен решительностью своих коллег. Для Ниблетта и Уэйра факты были ясны и неоспоримы. Для Ниблетта потому, что он, безусловно, верил показаниям свидетеля; для Уэйра потому, что неожиданному и необычному исчезновению девушки при отягчающих обстоятельствах не могло быть другого объяснения. Вначале сам Коулинг не был так уверен. Практически это были слова одного человека против слов другого, и, определенно, свидетельство Блэка еле устояло во время перекрестного допроса Махони.
Но потом подзащитный обвинил самого себя, фактически открыто признавшись в совершении преступления. Нет, в вине подзащитного сомнений не было. Было тем не менее сомнение в приговоре. Для Коулинга, как ему казалось, вполне нормальным было бы приговорить обвиняемого к тюремному заключению. Но тут Уэйр напомнил ему, что пресса на все голоса требовала обвинительного приговора, говоря о том, что если Новый Южный Уэльс настаивал на высмеивании концепции равенства правосудия перед законом, то он так навсегда и останется черной ямой беззакония. Ниблетт поддержал его. Тюремный срок для человека, уже зарекомендовавшего себя опасным революционером, который, возможно, убил невинного фермера у себя на родине, был бы оскорблением правосудию. И, таким образом, Коулинг позволил убедить себя.
