Сын шевалье - Зевако Мишель (бесплатная регистрация книга .TXT) 📗
Жеан наложил на этот текст трафарет и вот что он прочел: «Под Монмартрским эшафотом есть лестница из двенадцать ступеней. Копать под двенадцатой ступенью, пока не наткнетесь на плиту. Под плитой гроб, в гробу клад».
Юноша прочел эту бумагу и долго безмолвно глядел на нижнюю ступень лестницы.
«Итак, — думал он, — под этой ступенью лежат миллионы? Не посмотреть ли? Ба! Мне-то какое дело?»
Он тихонько засмеялся:
— А эти — король, королева, Кончини, Бог знает кто еще — стараются, из сил выбиваются, роют под часовней! То-то разозлятся, когда узнают: потеряли они столько времени и денег, а сокровище лежало совсем в другом месте! Чума возьми! Вот бы на них тогда посмотреть!
Он механически сложил обе бумаги вместе, затем подобрал ту, что выбросил несколько минут назад, и засунул ее в камзол. При этом он бормотал:
— Как сюда попал этот футляр? Давно ли он здесь? Чей он? Потеряли его или положили нарочно? А! Нечего об этом и думать.
Жеан вернулся в грот к трем товарищам. О своей находке он почему-то ни словом не обмолвился. Все проголодались — значит, было уже поздно. И вправду, на улице давно стемнело.
Приятели занялись ужином. На сундук, служивший вместо стола, поставили кувшин, наполненный вином из бочки, положили окорок, колбасу, несколько хлебов. Было у них еще множество яиц и несколько кур.
Друзья разожгли в уголке костер и решили поджарить курицу. Жеан оставил себе самую скромную роль: когда птица зажарится, приготовить яичницу. Как мы знаем, яичница всегда особенно удавалась ему.
Скоро все было готово. Жеан, скинувший камзол, потряс сковородкой с длинной ручкой и торжественно воскликнул:
— Садимся, друзья! Ну-ка. скажите, какова яичница?
И вдруг раздался громкий голос:
— Яичница дивная! Угостите-ка и меня!
Глава 51
НЕОЖИДАННЫЙ ГОСТЬ
Четверо молодых людей подскочили, как ужаленные. Никакой двери в подземелье не было, однако же некий человек непонятным образом неслышно вошел в него и, безмятежно улыбаясь, стоял теперь рядом с приятелями.
— Господин де Пардальян! — воскликнул Жеан.
От удивления он так и застыл со сковородкой в руках, не сказав даже «здравствуйте», и только поводил изумленно глазами, пытаясь угадать, как же попал сюда нежданный гость.
— Он самый! — отозвался Пардальян. В его улыбке появился оттенок насмешки — он был доволен произведенным эффектом.
— Так-то вы меня встречаете, черт вас дери? — притворно возмутился он. — Старик подыхает от голода и жажды — неужто не угостите? Какие ж вы после этого христиане? Погибнут ваши души, жариться вам на самой горячей сковородке в пре…
— Помилуйте, помилуйте, сударь! — с чистосердечным смехом прервал его Жеан. — Мы добрые христиане и души свои губить не хотим!
— То-то же!
— Простите нас великодушно! Просто мы никак не ожидали вас здесь увидеть!
— Понимаю, понимаю и прощаю охотно. Только при условии, что вы дадите мне попробовать своей яичницы — я видел, сколь любовно вы ее готовили. И еще немножко курочки — с виду она очень удалась… и вон той розовой ветчинки… да и от колбасы не откажусь.
И Пардальян звонко рассмеялся вслед за сыном. Глядя на них, три бретера тоже расхохотались во все горло. Под высоким сводом эхо разносило раскаты громового веселья…
Первым опомнился Жеан:
— Вот дьявольщина! Яичница-то стынет! Ну-ка, вы. скорей табуретку господину де Пардальяну! Разделить с вами ужин, сударь, — великая честь для нас.
Все трое наперебой бросились за табуреткой — проще говоря, подтащили к сундуку-столу еще один. На этот-то сундук и уселись Пардальян с сыном, а три приятеля расположились просто на земле. И тотчас же все пятеро яростно набросились на еду.
Пардальян заметил: Жеан ничего не спрашивает про Бертиль; не спрашивает и о том, как сам Пардальян очутился в гроте. Он понял: скромность и чувство такта заставили юношу скрыть вполне естественные, по мнению его отца, недоумение и тревогу. Тогда Пардальян поинтересовался — ласково, как говорил лишь с самыми любимыми людьми:
— А почему вы ничего не спрашиваете про мадемуазель Бертиль? Вы так спокойны за нее?
— Да, сударь. — откровенно ответил Жеан. — Раз вы тут, раз веселы и спокойны — значит, с ней все в порядке. Да и как же иначе? Ведь вы обещали позаботиться о ней… Я должен благодарить вас, но не нахожу нужных слов, чтобы выразить свою признательность.
— Оставьте, — пожал плечами Пардальян. — И признайтесь откровенно — вы заинтригованы. Вы не понимаете, как я попал в это подземелье, минуя ваш люк, как увидел, что вы жарите яичницу (кстати, превосходно)… наконец, как я узнал, что вы здесь.
— Верно, сударь, — с готовностью признался Жеан. — Только я ждал, когда вам будет угодно самому об этом рассказать.
Пардальян тихонько кивнул головой, но вместо ответа вдруг спросил:
— А как вы собирались отсюда выйти?
Жеан уже начал привыкать к странным, подчас обескураживающим манерам шевалье. Он преспокойно ответил:
— Ничего не может быть проще. Ведь вы, конечно, знаете, что отсюда наверх ведет лестница?
— Знаю.
— Вот по ней-то я и хотел выйти.
— Но эшафот полуразрушен, люк завалило. Если бы вы его открыли, вас могло бы задавить обломками здания.
— Да, конечно, пришлось бы рискнуть… Впрочем, я бы не забывал об осторожности.
— И все бы обошлось — не сомневаюсь в этом. И все-таки хорошо, что я пришел сюда. Я покажу вам более надежный путь, о котором вы не знали.
Тут только Пардальян все объяснил: ему пришло в голову проверить, удалось ли юноше скрыться, и на площади он узнал о битве при эшафоте. О встрече с Саэттой шевалье не обмолвился ни словом; не сказал он также, откуда так хорошо знает эти никому не известные пещеры.
— Что вы отсюда выберетесь, я понял сразу, — заключил он. — Но вам, подумал я, может быть, придется сюда еще и вернуться. Такого надежного укрытия, как здесь, вы нигде не найдете.
— Не понимаю, сударь, — возразил Жеан с простодушным видом. — С какой стати я буду прятаться по норам, словно лиса?
— Неужели вы думаете, что вас не тронут, когда узнают, что вы живы?
— Что ж, с Кончини у нас еще счеты не сведены, это верно.
— Дело не в Кончини, а в короле, — сказал Пардальян.
— При чем тут король? Я же не совершил никакого преступления!
Пардальян пристально посмотрел на сына. Тот не лукавил.
— Мы с вами, — продолжил тогда шевалье, — полагаем, что вы защищали свою жизнь, а это дело вполне законное.
— Рад, что и вы так считаете, сударь, — с искренним чувством произнес Жеан,
— Но с точки зрения властей. — продолжал объяснять Пардальян, — вы преступник. Король вам уже простил однажды бунт — однако в этот раз не простит, будьте уверены. Тем более что вы уложили капитана гвардии господина де Сюлли и десяток его солдат, а Сюлли, как всем известно, шутить не любит… Не говорю уже о том, что вы учинили неслыханное кровопролитие на землях госпожи аббатисы Монмартрской. Так что в этом деле все власть имущие сойдутся против вас. Все солдаты, полицейские, судейские и монахи бросятся за вами, как собаки за дичью, и не успокоятся, пока вас не скрутят.
— Ах вот как! Черт! А я и не сообразил!
Но эти слова Жеан произнес так спокойно, словно все, что говорил Пардальян, его вовсе не касалось. Конечно, он был умен и понимал, что шевалье совершенно прав; должно быть, у него была какая-то тайная мысль…
Каркань, Эскаргас и Гренгай выслушали Пардальяна молча и молча же покивали. Они представили себе, как в самом скором будущем на Гревской площади соорудят хорошенькие виселицы с новенькими веревками — и на этих веревках будут тихонько болтаться с высунутыми языками они, сообщники бунтовщика… Как вы понимаете, от такой перспективы три бретера несколько загрустили.
Они загрустили, а Жеан — нет. Шевалье это нисколько не удивило — он даже довольно улыбнулся себе в усы. Упрямство и бесшабашная отвага сына очень нравилась ему. Но и у него было на уме что-то свое… Итак, он продолжал:
