Шевалье де Сент-Эрмин. Том 2 - Дюма Александр (книги бесплатно без онлайн TXT) 📗
Бонапарт покинул Египет. Командование армией оказалось возложено на Мену, хотя этой должности больше заслуживал Ренье. Армия роптала, и однажды Мену приказал арестовать Ренье, без объяснений посадил его на фрегат и отправил во Францию.
По приезде в Париж Ренье оказался в немилости у Наполеона, который запер его на Ньевре.
Наполеону не нравились сильные и независимые натуры, к которым относился генерал Ренье; тем не менее он вернул его к активной военной жизни в период кампании 1805 года и после Аустерлицкого сражения назначил его командующим армией, которая должна была завоевать для его брата Неаполитанское королевство.
Всем известно, насколько легко и без помех взошел на неаполитанский трон Жозеф. Склонный судить по внешним проявлениям, он в своей переписке с французским императором хвалился тем, насколько благосклонно относились к нему неаполитанцы, настолько, что порой это напоминало энтузиазм. Однако длительность осады Гаеты, отвлекавшей много сил, дала возможность старым сторонникам Бурбонов, или, вернее, разбойничьим ватагам, готовым использовать любую возможность, чтобы скрыть свое недостойное ремесло, собраться заново и приняться за пресловутую политическую деятельность, а на деле заниматься разбоем, а иногда актами личной мести.
Тем временем Ренье во главе армии в семь или восемь тысяч человек был послан в Калабрию. Ни одно селение и ни одна шайка не осмеливались открыто выступить против него, и он дошел до Сциллы и Реджо, разместив там свои гарнизоны.
Но палермские беглецы, король Фердинанд и королева Каролина, располагали достаточным временем, чтобы объединиться со своими вечными союзниками англичанами против французов.
Они организовали по всему побережью Калабрии доставку денег, оружия и пороха для повстанцев, надеясь, что флот, который собирался в порту Мессины, в скором времени будет в состоянии оказывать им более действенную помощь.
Таким образом, генералу Ренье ежедневно угрожала вражеская высадка, в то время как предводители разбойничьих банд, Бенинкаса, Парафанте, Панедирьяно и Бизарро, постоянно организовывали засады на французов, убийства и даже порой вступали в открытые стычки.
Уже месяц, как генерал Ренье сообщил королю Жозефу о проникновении в Калабрию многочисленных английских шпионов, которые использовали все средства, чтобы поднять народ на восстание; было организовано преследование их летучими воинскими отрядами.
Наконец из пролива Мессины выступил тот самый флот, высадка которого угрожала французам.
Ренье тотчас же предписал генералу Комперу, остававшемуся с двумя батальонами между Сциллой и Реджо, не отправлять в эти два города войска на защиту госпиталя и замка и вместо этого двигаться на соединение с ним на реке Ангигола. С аналогичными письменными приказами — спешить на соединение в том же месте — были посланы курьеры в отдельно стоявшие французские отряды.
Прибыв в Монтелеоне, Ренье узнал, что англичане ночью высадились в Святой Евфимии. Три роты поляков, которые пытались сопротивляться высадке, были с потерями отброшены и отошли за Ангитолу. Ночью подошел генерал Дигоне и остановился у реки Ламато с ротой польских гренадеров и девятым конно-егерским полком.
Что касается самого Ренье, то он примерно с четырьмя тысячами пятьюстами человек встал лагерем в верховьях Ангитолы. С плато, возвышавшегося над всей местностью, открывались господствующие высоты над Святой Евфимией. Противник, насчитывавший от шести до семи тысяч человек, не менял своего расположения со времени высадки: на правом фланге у подножия башни мальтийского бастиона располагалась сильная батарея, а левый фланг примыкал к деревне Святой Евфимии.
В Самбиазу и Никастро были посланы патрули, и при одном только виде англичан жители их восстали, приделали красные кокарды и спустились, чтобы присоединиться к англичанам. Весь день они получали подкрепления в лице разбойников, которые спускались с гор маленькими группами в двадцать, тридцать или сорок человек.
Ренье, который занял господствующие высоты, все это видел; ему теперь казалось, что чем дольше он будет ждать, тем больше подкреплений получат англичане, и он решил, невзирая на численное превосходство противника, атаковать его на следующий или на третий день.
Поэтому в тот самый день, когда Рене остановился на ночлег в Амантее, Ренье спустился с верховьев Ангитолы и занял позицию на реке Ламато, рядом с Маидой, чтобы через два часа атаковать противника по центру, между морем и горами, и одновременно обезопасить себя от ружейных выстрелов разбойников, которые собрались у подножья горы, и от орудий на кораблях англичан, вытянувшихся в море до самого левого крыла противника.
Накануне Рене узнал от своего проводника, что французская армия должна находиться на расстоянии не более нескольких лье, и на следующий день он сможет присоединиться к ней.
Не успел еще заняться рассвет, а Рене уже был на ногах и при оружии. Он открыл дверь и увидел прислонившегося к стене напротив проводника, так же, как и он, готового к выступлению. Тот знаком призвал его бесшумно следовать за ним и прошел не к двери, а к окну, к которому снаружи была приставлена лестница. Проводник показал ему лестницу и спустился по ней первым, а Рене — вслед за ним. У задней двери их уже ждали наготове две оседланные лошади.
— Но мне кажется, — сказал Рене, — что следует расплатиться с хозяевами.
— Это уже сделано, — ответил проводник, — не будем терять ни минуты.
К восьми часам утра они были на вершине горы Святой Евфимии, с которой открывался вид на море, на обе армии и флот, а на горизонте голубоватой линией в море выступала Сицилия. По пяти или шести темневшим на волнах пятнам, а также по дыму и огням, поднимавшимся с острова, имевшего конусообразные контуры, можно было узнать остров Стромболи и прилегавшие к нему островки.
Рене на мгновение остановился, чтобы полюбоваться этим великолепным зрелищем, вобравшим в себя всю красоту и всю жестокость природы: горой, лесами, морем, островами, золотой дугой залива, а рядом, в расстоянии лье друг от друга, стояли две армии, готовые зарезать друг друга.
— Мы пришли, — сказал проводник, — вот французы, а вот прямо перед ними англичане, высадку которых вы вчера видели.
Рене порылся в карманах.
— А вот шесть луидоров вместо трех, которые я тебе обещал.
— Благодарю, — сказал проводник, убрав руку, — у меня еще осталась половина того, что вы дали, покидая меня в Викарии.
Рене изумленно посмотрел на него.
Проводник снял свою шляпу, поднял повязку, которая наполовину скрывала его лицо, и, хотя он сбрил усы и бороду, Рене узнал в нем одного из пленников, арестованного им на Понтинских болотах.
— Как? Ты здесь? — спросил он.
— Да, — ответил тот и засмеялся.
— Так ты бежал?
— Да, — ответил он, — тюремщик оказался моим хорошим другом; судьба опять свела нас, и я не забыл того, что вы для меня сделали.
— И что же я для тебя сделал?
— Вы могли убить меня, а вместо этого сохранили мне жизнь; я умирал от жажды, и без всяких моих просьб вы дали мне пить; у меня не было денег, и, расставаясь с нами у ворот тюрьмы, вы вложили мне в руку один луидор. Со своей стороны я два или три раза предотвращал ваше убийство, так что мы в расчете.
И на этот раз разбойник пустил свою лошадь не рысью, а галопом и исчез, прежде чем Рене пришел в себя от изумления…
Потом, пожав плечами, пробормотал:
— В какой еще дыре можно повстречать знакомого человека?
Затем перевел свой взгляд на побережье, где разворачивалось сражение.
В рядах англичан происходило заветное движение, их отряд двигался по направлению к морю, и Рене на мгновение подумал, что они готовятся перебраться на суда; но вскоре они разделились на две колонны и продолжали свой путь к устью реки, которое начали переходить по колено в воде. Два корабля и несколько канонерок следовали за ними. Их правое крыло растянулось до верховья реки Ламато, которую они, должно быть, собирались перейти, чтобы преградить французам путь в сторону Монтелеоне.