Графиня де Шарни. Том 1 - Дюма Александр (электронная книга txt) 📗
— Не совсем так, господин Бийо, — доверчиво отвечал Питу. — С тех пор как я имею дело с этими чертовыми кроликами, мне кажется, они стали узнавать мои силки и обходить их стороной. Вот я и решил этой ночью побеседовать с кроликами папаши Лаженеса: они не такие смекалистые, зато мясо у них нежнее, потому что они питаются вереском и тимьяном.
— Ах, дьявольщина! — воскликнул фермер. — Что-то я раньше не замечал, что ты лакомка, мэтр Питу.
— Да я не для себя стараюсь, — отвечал Питу, — я хотел угостить мадмуазель Катрин. Ведь она недавно болела, ей нужно есть хорошее мясо…
— Да, — перебил его Бийо, — ты прав: видишь, к ней еще не вернулся аппетит.
Он указал пальцем на чистую тарелку Катрин; съев несколько ложек супу, она не притронулась ни к говядине, ни к салу.
— Я не голодна, отец, — покраснев, отвечала Катрин, словно застигнутая врасплох. — Я выпила большую чашку молока с хлебом незадолго до того, как господин Питу проходил мимо моего окна, а я его окликнула.
— Я не спрашиваю, почему ты хочешь или не хочешь есть, — заметил Бийо. — Я констатирую факт, только и всего.
Взглянув в окно и окинув взглядом двор, он прибавил, поднявшись из-за стола:
— А-а, ко мне кое-кто пришел.
Питу почувствовал, как Катрин наступила ему на ногу. Он повернулся к ней лицом и увидел, что она смертельно побледнела, указывая глазами на выходившее во двор окно.
Он проследил за взглядом Катрин и узнал своего старого друга папашу Клуи, проходившего мимо окна с перекинутой через плечо двустволкой Бийо.
Ружье фермера отличалось от других серебряными спусковыми крючками.
— Глядите-ка: папаша Клуи! — молвил Питу, не видя в том ничего страшного.
— Он принес вам ружье, господин Бийо.
— Да, — кивнул Бийо, садясь на место, — пусть поужинает с нами, если еще не ел. Жена! Отвори папаше Клуи, — приказал он.
Тетушка Бийо встала и пошла к двери. Не сводя глаз с Катрин, Питу спрашивал себя, что могло заставить ее так сильно побледнеть.
Вошел папаша Клуи: вместе с ружьем фермера он придерживал той же рукой зайца, подстреленного, по-видимому, из этого ружья.
Читатель помнит, что папаша Клуи получил от герцога Орлеанского разрешение убивать в день по одному кролику или зайцу.
В этот день была, очевидно, очередь зайца.
Он поднес свободную руку к меховому колпаку, который он носил, не снимая; колпак совершенно вытерся, потому что папаша Клуи лазил в нем сквозь заросли, словно кабан, не замечая колючек.
— Имею честь приветствовать господина Бийо и всю честную компанию, — молвил он.
— Здорово, папаша Клуи! — отвечал Бийо. — А вы — человек слова, спасибо.
— Раз договорились — значит договорились, господин Бийо. Вы меня встретили нынче утром и сказали так: «Папаша Клуи! Вы отличный стрелок; подберите-ка мне дюжину пуль к моему ружью, этим вы мне окажете большую услугу». На что я вам ответил: «А когда вам это нужно, господин Бийо?» Вы мне сказали: «Нынче вечером, обязательно!» Тогда я ответил: «Хорошо, они у вас будут». И вот пожалуйста!
— Спасибо, папаша Клуи. Поужинаете с нами?
— Вы очень добры, господин Бийо, мне ничего не нужно.
Папаша Клуи полагал, что невежливо отказываться, если тебе предлагают сесть, когда ты не устал, и приглашают тебя отужинать, когда ты не голоден.
Бийо это было известно.
— Ничего, ничего, все равно садитесь за стол. У нас есть и еда и вино, ежели вы не хотите поесть, так выпейте.
Тем временем мамаша Бийо, не проронив ни слова, уже поставила на стол тарелку, положила приборы и салфетку.
Затем она придвинула стул.
— О Господи! Ну раз вы так настаиваете… — молвил папаша Клуи.
Он отнес ружье в угол, положил зайца на выступ буфета и сел за стол.
Он оказался как раз напротив Катрин, смотревшей на него с нескрываемым ужасом.
Ласковый и безмятежный взгляд старика-лесничего не должен был, казалось, внушать подобное чувство, и потому Питу никак не мог взять в толк, отчего Катрин не только изменилась в лице, но и дрожала всем телом.
А Бийо налил старику вина, положил в тарелку закуску, и тот, вопреки своим заявлениям, жадно набросился на еду.
— Прекрасное вино, господин Бийо, — заметил он, отдавая должное угощению, — и барашек отличный! Похоже, вы живете по пословице: «Овцу ешь молодой, а вино пей старым».
Никто не ответил на шутку папаши Клуи. Видя, что разговор не клеится, он счел своим долгом его оживить.
— Так я подумал: «Могу поклясться, что именно сегодня очередь зайца, а уж в какой части леса я его подстрелю — неважно. Пойду-ка я за зайцем в лесничество папаши Лаженеса. А заодно погляжу, как стреляет инкрустированное серебром ружье». Итак, вместо двенадцати я отлил тринадцать пуль. Ах, черт возьми! Отличное у вас : ружьецо!
— Да, знаю, — кивнул Бийо. — Ружье и впрямь неплохое.
— Ого! Дюжина пуль! — заметил Питу. — Уж не ожидаются ли где-нибудь состязания по стрельбе, господин, Бийо?
— Нет, — коротко отвечал Бийо.
— Ведь оно мне знакомо, это «серебряное ружье», как его называют в округе, — продолжал Питу. — Я видел его за работой на празднике в Бурсоне два года тому назад. Ведь именно оно выиграло серебряный прибор, на котором вы едите, госпожа Бийо, и кубок, из которого вы пьете, мадмуазель Катрин… Ох, что с вами, мадмуазель? — в испуге воскликнул Питу.
— Со мной?.. Ничего, — отвечала Катрин, с трудом поднимая опустившиеся было ресницы и выпрямляясь на стуле, к спинке которого она до этого привалилась, едва не потеряв сознание.
— Катрин? Да что с ней сделается? — пожав плечами, заметил Бийо.
— Ну так вот, — продолжал папаша Клуи, — должен вам сообщить, что среди старого хлама у оружейника Монтаньона я откопал литейную форму... ведь пули, которые подходят к вашему ружью, — страшная редкость. Эти чертовы короткие стволы Леклера почти все двадцать четвертого калибра, что, однако, не мешает им стрелять Бог знает как далеко. И вот я отыскал форму как раз под калибр вашего ружья, даже немножко меньше. Но это пустяки… Наоборот, вы завернете пулю в клочок промасленной кожи… Вы собираетесь стрелять на ходу или с упора?
— Пока не знаю, — отвечал Бийо. — Все, что я могу сказать: я отправляюсь в засаду.
— А-а, понимаю, — заметил папаша Клуи, — кабаны герцога Орлеанского, они, видно, повадились к вам в огород, и вы себе сказали: «Вот угодят в бочку с солью, так и баловать перестанут».
Наступила полная тишина, нарушаемая лишь неровным дыханием Катрин.
Питу переводил взгляд с лесничего на Бийо, потом на его дочь.
Он пытался понять, что происходит, но ему это никак не удавалось.
Что же до мамаши Бийо, напрасно было бы пытаться понять что-либо по выражению ее лица. Она не понимала ни слова из того, о чем шла речь, тем более — что только подразумевалось.
— Н-да... если пули предназначены для охоты на кабана, — продолжал папаша Клуи, словно отвечая собственным мыслям, — то они, пожалуй, маловаты, вот что! У кабанов крепкая шкура, не говоря уж о том, что от его шкуры пуля просто может отлететь рикошетом в охотника. Уж мне-то доводилось встречать кабанов с пятью, шестью, а то и всеми восемью пулями, застрявшими под шкурой, да не простыми, а тяжелыми, от шестнадцати унций до фунта, а кабану — хоть бы что!
— Мне пули нужны не для кабанов, — возразил Бийо. Питу не мог сдержать любопытства.
— Прошу прощения, господин Бийо, однако если вы не собираетесь стрелять ни на состязаниях, ни в кабанов, то куда же вы собираетесь стрелять? — спросил он.
— В волка, — отвечал Бийо.
— Ну, для волка это будет в самый раз, — заметил папаша Клуи, доставая из кармана дюжину пуль и со звоном высыпая их на тарелку. — А тринадцатая — в животе у этого зайца… Эх, не знаю, как дробью, а пулями отлично бьет ваше ружьецо!
Если бы Питу в эту минуту посмотрел на Катрин, он бы заметил, что она близка к обмороку.
Но во все время, пока говорил папаша Клуи, Питу даже не взглянул на Катрин.
Когда он услышал от старика-лесничего, что тринадцатая пуля застряла в животе у зайца, он не удержался и пошел убедиться в этом своими глазами.
