Долгий путь на Баргузин - Вучетич Виктор (книги серии онлайн .TXT) 📗
Быстро перебросали в яму полполенницы дров, пустые мешки, перекидали землю, подчистили и крепко утоптали пол. Прикрыли лежалым сеном. Утром старик обещал сам все привести в окончательный порядок.
Лешаков был хмур. Велел сразу уезжать и ехать быстро, а на дневку остановиться в Лиховой сторожке. Она в стороне от дороги, никто там и не бывает, и до темноты можно переждать. Езды туда полтора десятка верст. Он подробно рассказал, как добираться, где укрыть коней и сани, как след замести.
— Чую, — сказал он, пожимая руки Сибирцеву и Сотникову, — беда на энтом золоте. Ох, беда… Ну да все под ним ходим. Чему быть, того, стало быть, не миновать. Прощайте, значит. Ох, беда, беда…
У развилки подхватили замерзшего до зубовного стука Жилина и свернули не к Трифоновой пади — там Михеев будет лишь следующей ночью, — а к Лиховой сторожке, чтобы уж потом окольными путями двигаться на встречу со своими.
9
Не знал Сибирцев, не имел сведений и Михеев, что поутру к Медвежьей заимке с малым количеством людей пожаловал сам «таежный хозяин». Странное предчувствие деда спасло их на этот раз.
Лешаков, прибиравшийся в сарае, услышал дробот копыт и выглянул за дверь. Во двор на рыжем пританцовывающем жеребце въезжал его благородие, именовавший себя с недавних пор «хозяином».
«Добрый коняка», — мысленно определил Лешаков, стараясь сохранить спокойствие. А душа приготовилась к худшему. Вслед за «хозяином», словно влитым в седло, стройным, туго перетянутым в талии желтым ремнем, тоже верхами втягивались во двор его люди, одетые кто во что горазд.
— Эй, старик! — звонко и картаво, отчего слышалось «старик», крикнул его благородие. — Встречай гостей!
Лешаков вышел наружу и стоял, разглядывая лесных бандитов и поглаживая дикую свою бороду.
«Хозяин» легко спрыгнул на утоптанный снег, потрепал жеребца по холке, приказал, не оборачиваясь к остальным, накрыть его попоной, и, поигрывая витой плетью у голенища сапога, с ухмылкой пошел навстречу старику.
— Ну старый колдун, что это ты ни свет, ни заря в сарае возишься? А? Золотишко щупаешь? Все хитришь, старик, да я похитрее буду… Эй! — он обернулся к своим. — Гляньте, что у него там!.. Ну, колдун, приглашай в дом! Ставь самогонку, угощай дорогого гостя.
«Проскочили или нет? — металась мысль. — Должно, проскочили, успели… А то дак иной разговор был бы…»
Прибывший по-хозяйски оглядел избу, пристройки, мельком взглянул на следы санных полозьев, избороздивших двор.
— Кто был? — неожиданно резко крикнул он.
— Дак кто был, — Лешаков равнодушно пожал плечами. — Ездют разные. Чай, дорога никому не заказана… Кум был…
— Что ж это, твой кум о двух санях нынче ездит? Не крути, колдун, а то бороду запалю, ты меня знаешь!
— Воля ваша. Были с ним шиловские мужики, ехали шибко. Боятся, поди, вашего-то благородия. — От сердца маленько отлегло.
— Нет тут ничего! — крикнули из сарая.
— Ну-ну… Сковородников! Погляди, куда след ведет.
Один из верховых умчался назад, к дороге.
Вошли в избу. «Хозяин» неторопливо разделся, бросил на лавку щегольской свой полушубок, мохнатую волчью шапку и сел, широко расставив ноги. Был он тонок в талии, ловко сидел на нем френч английского покроя.
— Ну, ставь самовар, подавай закуску и все остальное. Говорить с тобой буду. И учти, в последний раз, — сказал без угрозы, спокойно, скусывая и сплевывая на пол льдинки, на
мерзшие на пышных черных усах. Старик не спеша, стал раздувать самовар, поджигая тонкие лучинки, приладил трубу и начал собирать на стол. Громко топоча, вернулся Сковородников, склонился и сказал вполголоса: — Следы только до дороги, а там пропали. Много езжено, ваше благородие.
— Ладно, — отмахнулся «хозяин» — Эй, колдун, дай моим молодцам самогонки.
Старик принес бутыль самогонки, шматок сала, передал Сковородникову, и тот ушел, хлопнув дверью.
— Садись сюда и отвечай как на духу. Было золото?
— Дак мне ж где знать? — удивился Лешаков. — Может, и было… Сам-то мне не сказывал. По болезни бормотал всякое, нешто упомнишь… Я уж тебе, ваше благородие господин Дыба, сказывал о том. Может, и было. Дак ведь увез он его, поди. Обоз-то помнишь, какой шел? По весне-то. При пулеметах,
— А если я прикажу сейчас обыскать всю твою усадьбу? А? И найду… Знаешь, что я потом с тобой делать буду?
— Оно, конечно, воля ваша. Только чист я. Нет у меня ни чего. Вот, — он широко осенил себя крестом, — перед самим господом богом клятву даю. Ничего нет… И знать не знаю. Да ты сам подумай, ваше благородие, к чему мне золотишко-то? Я тайгой живу, зверем али птицей какой. Отродясь иного греха на душу не брал. А так-то воля ваша…
— Конечно, моя воля, — кивнул Дыба, встал, сделал два медленных шага, резко повернулся к Лешакову и пронзительно закричал: — А воля моя будет такова, проклятый колдун! Сейчас я позову Сковороднпкова, ты его знаешь, он спустит с тебя шкуру! Полосками, лоскутами! И солью, солью! И голой задницей на самовар, чтобы тебя насквозь огнем протянуло! А? Хочешь?!
Лешаков не вздрогнул, не испугался, только поднял на Дыбу свои дремучие, жарко плеснувшие глаза и медленно ответил:
— Бог — он видит. Все под ним.
— Сковородников! — срывая голос, завопил Дыба, распахнув дверь. — Ко мне! Все сюда!
Дикой ордой ворвались бандиты, вмиг заполонили избу. — Взять! — бешено вращая белками, орал Дыба. Но тут Лешаков выпрямился во весь свой могучий рост, и бандиты замешкались.
— Взять!
— Господи, — старик медленно и торжественно поднял глаза к низкому потолку и снова перекрестился. — Предаю себя воле твоей… Берите, — и вытянул руки.
Его схватили, заломили руки за спину, согнули и повалили ничком на лавку, мигом заголив на спине рубаху.
— Отставить! — приказал Дыба. Отпустили. Посадили, рванув за волосы.
— Идите вон, — Дыба махнул рукой. — Ну что, страшно? — поинтересовался с усмешкой. — Мои молодцы все умеют. Им не бог, а я все прощаю. Помни об этом… Хотел я подпалить тебя, да бог твой милостив. Молись ему, спас он тебя сегодня. Молись да вспоминай, крепко вспоминай. Даю последнюю неделю: не вспомнишь — пеняй на себя и на бога не надейся… Все, что обещал, сделаю, и даже больше. Молить будешь, чтоб твой бог тебе легкую смерть послал, а он не пошлет, нет, пока я сам того не пожелаю. Понял?… Ну, подавай на стол, обедать буду.
Он ел молча и жадно. Много пил, почти не хмелея, только багровела шея и проступали белые пятна на щеках и на лбу. Отвалившись от стола, нетвердо ступая, подошел к окну, выглянул наружу. Во дворе развели большой костер и на двух рогатинах жарили ободранную баранью тушу, отрезая дымящиеся куски. Дыба долго наблюдал за своими молодцами, курил, сплевывая на пол' табачную крошку. Докурив, погасил окурок о подоконник и совершенно трезво посмотрел на Лешакова, мрачно сидевшего в углу, под образами. -
— А скажи-ка мне, колдун, куда ты ездил на днях? Почему тебя не было, когда я не велел отлучаться? А?
— К свояку ездил, Гараське. Рождество Христово ветрел. Заутреню отстоял, можешь проверить. Ты как хошь, да только я от своей веры не отрекался. И Гараська православный, хоть и полукровка он. Вместе и были.
— Где ж этот свояк живет?
— А в Верхнеудинске. Я туды завсегда на рождество езжу. Каждый год.
— И чего это тебя в такую даль понесло? Не понимаю.
— Закон у меня такой, ваше благородие, уж и не ведаю, поймешь ли, нет ли…
— А зачем ты в Шилове вертелся? В тот день, когда у меня чекиста моего похитили? Мне все известно.
— Дак сам посуди, ваше благородие, кроме как по тракту и не проедешь. По тайге-то твои гуляют, на сосне вздернут и греха не имут. А по тракту, иначе чем через Шилово, и дороги другой нету.
— Ох, колдун, гляди у меня… Ладно, даю неделю, а после уж точно, пеняй на себя.
