Червонная Русь - Дворецкая Елизавета Алексеевна (книги онлайн без регистрации полностью TXT) 📗

– Король Болеслав отомстит вам за своего сына! Только последние придурки будут ссориться с польским королем! Он разорит ваши земли, возьмет Перемышль и самого Володаря посадит на цепь!

– Едва ваши войска покажутся под Перемышлем, едва они ступят на Вислок, как королевич Владислав будет повешен, клянусь! – крикнул в ответ Ростислав. – У короля Болеслава много сыновей, да? Если их слишком много и пан Владек ему не нужен, пусть приходит! А если все-таки нужен, то пусть готовит те серебряные кубки, которые взял как выкуп за князя Володаря! Скоро они ему понадобятся, чтобы выкупить своего наследника.

– Ростислав! – заорал лях. Видно, он все же узнал своего собеседника по голосу. – Половецкая собака! Язычник проклятый, чтоб тебя дьявол растерзал на куски и разметал по полю! Это ты!

– А ты чего хотел, сволочь ляшская? – закричал Ростислав, выходя из себя. – Вы идете на мою землю, разоряете мой город, уводите моих людей – и думаете, что я вам все так спущу! Хрен вам трехсаженный! Думали, здесь никого нет и ваш Владек успеет нагадить и сбежать героем к папаше в Краков, а там хвалиться на пирах добычей! Выкуси, дятел тростниковый! Ступай к королю и скажи: его сын в Перемышле, и мы ждем выкуп в тысячу гривен серебром, да еще чтобы возместил все убытки за город! А вздумаете собрать войско – Владека повесят над стенами Перемышля! И тогда осаждайте на здоровье!

Лях с чувством плюнул в воду, сделал жест, обозначающий, что он собирается сделать с собеседником, и пошел к своим. Ростислав выхватил у Прокшича сулицу, прицелился в ненавистную спину, потом опомнился и взял прицел пониже.

Сулица мелькнула над рекой, лях заорал и упал – лицом вниз. Сулица победно торчала, вонзившись в подол стегача пониже спины. От таких ран не умирают, но тем хуже – теперь гордого воина всю жизнь будут дразнить Дырявой Задницей или как-нибудь вроде этого.

До Вислока добрались без приключений, догнав толпу со стадом как раз возле Вислоч-Ростиславля.

Город горел уже весь, так что близко подойти было нельзя из-за густого дыма и летящих искр. Ростислав еще раз порадовался, что городок с трех сторон окружен водой, а лес недостаточно просох для большого пожара.

В пламени сгорели тела погибших, так что родные лишились даже возможности похоронить их. Приедет теперь из Добрынева поп, отпоет сразу всех над пожарищем, и зароют головешки с прахом, как в прежние языческие времена…

Тут же возле городка встретили еще две дружины: три десятка кметей из Излучина и пять десятков из Добрынева, куда как раз дошли дурные вести.

– Кто у вас за старшего? – крикнул Ростислав погорельцам, едва перекрывая голосом рев пламени и причитания женщин.

– Петеню! Петеня Лычко пусть будет! – вразнобой отозвались мужчины.

Лычко, один из уцелевших вислочских десятников, кивнул, принимая старшинство.

– Подбери второго, раздели людей на две части, пусть одни идут в Добрынев, другие в Излучин, – велел ему Ростислав. – Там вас пока примут, а потом я работников пришлю, уберут пожарище, и будете новые дома ставить.

Излучинцы повели свою часть погорельцев восвояси, Ростислав поехал к Добрыневу вместе с тамошней дружиной. Та молодая женщина с ребенком, вдова гончара Витко, тоже оказалась с ними – Ростислав увидел ее сидящей на крупе Голованова коня. Одной рукой она прижимала к себе ребенка, а другой цеплялась за пояс кметя, чтобы не упасть.

– Вон где надо было городок ставить! – говорил Ростислав добрыневскому воеводе Гневуше, рассказывая о битве над бродом. – Прямо на Вислоке. Поставить и назвать Засечином. Что, хорошо?

– Оно-то хорошо, да мало толку с одного-то города, – ответил воевода. – По всей Вислоке нужны города. Тогда ляхи к нам дорогу забудут. А не успеем – на Вислоке ляшский король города поставит, и нам тогда на те берега ходу не будет. Тут уж кто успеет, тот и съест.

Ростислав промолчал. Это была правда, но борьба со своими же русскими князьями Рюриковичами отнимала у перемышльцев столько сил, что на достойную борьбу с ляхами их почти не оставалось. Уступи Киеву, пойди под руку киевского князя – авось и появились бы и люди, и средства на захват и удержание земель на западе. Но разве кто-то добровольно под чужую руку пойдет?

В Добрыневе уже все было готово к осаде: тут, проводив своего воеводу с дружиной, приготовились к самому худшему. Вернувшуюся без потерь дружину встречали радостными криками, женщины причитали и висли на уцелевших мужьях, дети с ликующими воплями неслись за конным строем. Беженцев, у кого здесь были родня и знакомые, разобрали по домам, остальных разместили на воеводском дворе. К счастью, уже было достаточно тепло, чтобы ночевать в сараях.

Ростислав спросил про Свена. Здесь видели со стены, как он проскакал во весь опор с тремя кметями и каким-то молодым ляхом, привязанным к седлу, но даже не оглянулся на крики с заборола [31]. Ростислав мысленно похвалил Варяга: тот свое дело знает.

В гридницу набились отцы семейств со всего Добрынева, прочие толпились во дворе вокруг беженцев, засыпая их вопросами, женщины ахали и причитали. Там же ходил среди людей и поп добрыневской Михайловской церкви, отец Афиноген, – успокаивал, утешал, призывал к смирению и надежде.

Обговорив с воеводой Гневушей его действия, в случае если ляхи все-таки пойдут через реку, двадцать раз заверив жителей, что ляхи-де через реку не пойдут, потому что их королевич в заложниках в Перемышле, и предупредив, что в беспечность из-за этого впадать вовсе не следует, а, наоборот, надо усилить дозоры и не дремать, как продремали вислочские, – Ростислав подозвал к себе старосту, Митрю Молчка. Старост в Добрыневе имелось двое: один от местных жителей, которые добровольно явились из сел и дворов под защиту городских стен, другой от пришлых, в том числе насильственно переселенных пленников. Митря Молчок был от местных.

– Там среди беженцев есть одна баба молодая, вдова Витко-гончара, – сказал ему Ростислав. – Витко самого убили, она осталась с ребенком грудным. Ты скажи вашим: если кто ее за себя возьмет, то в приданое будет корова и гривна деньгами, ну, или товаром, припасом каким, что кому надо. Мне она никто, – добавил он, заметив, что во взгляде старосты засветилось тщательно скрываемое любопытство. – Видел один раз, возле стремени моего брела. Жалко бабу, сама вчерашнее дитя, родни близко нету – без мужа пропадет.

– Корову, говоришь, и гривну деньгами? С таким приданым я бы сам за себя взял, если еще баба молодая и с лица ничего. – Митря ухмыльнулся. – Найдем жениха, княже. Мало ли их тут, неженатых. Ничего ведь, если тоже вдовец будет?

– В самый раз. Как объявится, пусть идет в Перемышль, к тиуну [32] Крупене, я ему скажу, он приданое выдаст. Смотри не обидьте сироту, Бог воздаст!

– Да что мы, уроды какие-нибудь безбожные? – притворно обиделся староста. – Не для того же ты, Володаревич, князь наш, сокол ясный, кровь проливаешь, наших баб и детишек из полона выручая, чтобы мы тут их сами обижали хуже всяких ляхов!

В этот раз Ростиславу, к счастью, не пришлось пролить свою кровь, чтобы вернуть из полона вдову и ребенка Витко-гончара, но, в общем, хитрый староста не так уж ему и польстил.

До утра дав отдохнуть людям и коням, на другой день Ростислав поехал в Перемышль. На восстановление Вислоча-Ростиславля требовались средства, следовало обсудить с отцом пленение Владислава, да и показаться в стольном городе, поймав такую знатную птицу, что ни говори, хотелось.

По пути к Перемышлю Ростислав беспокоился, довез ли Свен в целости знатного пленника. Конечно, Варяг – человек надежный, но чем черт не шутит, пока Бог спит, мало ли что! Но Свена не догнал, и Ростислав еще раз мысленно похвалил своего десятника. Ведь если бы догнал он, то и ляхи во главе с Дырявой Задницей, обернись бой у брода по-другому, могли бы догнать. Когда они въезжали в Перемышль, их встречали широко раскрытыми воротами и всеобщим ликованием. Здесь уже все знали и про отбитый полон, и про королевича Владислава. Сам князь Володарь вышел из княжьего двора встречать младшего сына; Ростислав соскочил с коня, и отец обнял его под восторженные крики толпы. Хлопая сына по широким плечам, князь Володарь прослезился, и Ростислав с удивлением и тревогой заметил странный влажный блеск в его глазах. Никогда раньше князь Володарь не отличался такой чувствительностью, и эти слезы, несмотря на их радостную причину, показались Ростиславу тревожным знаком.