Маленький дикарь - Марриет Фредерик (библиотека книг бесплатно без регистрации .txt) 📗
— Джаксон, — сказал он, — вы покинули нас в такую минуту, когда нам приходилось очень трудно. Теперь, когда мы кончили черную работу и устроились довольно удобно, вы хотите присоединиться к нам и разделить с нами плоды наших трудов. Товарищи мои и я пришли к следующему заключению: так как вы не помогли нам, когда мы в вас нуждались, то, присоединившись к нам теперь, вам придется работать больше нас, чтобы наверстать потерянное вами время. Мы примем вас в наше общество, но на одном лишь условии. В течение всего этого года, до прилета птиц на остров, на вас будет лежать обязанность каждый день приносить из оврага столько дров, сколько понадобится. Если вы на это согласны, то можете присоединиться к нам. Само собою разумеется, вы обязаны подчиниться всем правилам, которые выработало наше товарищество. Вот наши условия, теперь решайте, как вам угодно!
Нечего и говорить, что я с радостью на все согласился и еще более обрадовался, когда передо мной поставили остатки обеда. Я ел с такой поспешностью, что чуть не подавился.
Утолив голод, я стал размышлять о поставленных мне условиях, и кровь закипела во мне при мысли, что я как бы стал рабом остальных и должен так много работать ежедневно. Я забыл, что того требовала справедливость и что я лишь буду зарабатывать свою часть пропитания, в заготовлении коего не участвовал. Сердце мое еще более наполнялось горечью и злобой по отношению к твоему отцу, и я поклялся отомстить ему, как только представится случай. Но делать было нечего. Каждый день я брал топор и веревку, нарубал большую охапку дров и приносил ее к хижине. Это была тяжелая работа и занимала все время от завтрака до обеда. Капитан каждый раз осматривал дрова и наблюдал за тем, чтобы я приносил их количество, достаточное на целый день.
ГЛАВА IX
Так кончился год, в течение которого я работал, как было условлено. Наконец, снова появились птицы, и когда мы кончили наш годовой запас, меня освободили от возложенного на меня тяжелого труда, и мне осталось только разделить работу других.
Главным предметом наших разговоров был вопрос о том, сколько времени нам придется пробыть на острове. Мы с замиранием сердца смотрели на океан в надежде увидеть корабль, но напрасно. До сих пор нас поддерживала надежда, но по мере того как она исчезала, на лицах появлялось уныние. Твои родители были душой и поддержкой нашего маленького общества. Они придумывали развлечения или рассказывали трогательные истории, чтобы как-нибудь сократить длинные вечера. К твоей матери все относились с большим уважением, которое она вполне заслуживала. Я редко подходил к ней. Она не скрывала своей антипатии ко мне, основанной, я полагаю, на моих отношениях к ее мужу. Теперь, став на равную ногу с остальными, я был весьма с ним дерзок, но он никогда не выходил из себя. Первым выдающимся событием нашей жизни была смерть наших двух товарищей. С разрешения твоего отца, плотник и один из матросов отправились на разведку вглубь острова, захватив с собою провизию на неделю. На обратном пути они почувствовали сильную жажду и, не находя воды, попробовали утолить ее какими-то ягодами. Ягоды эти оказались сильным ядом, и они вернулись совершенно больными. Промучавшись несколько дней, они умерли. Этот случай очень взволновал нас и нарушил однообразное течение нашей жизни. Мы похоронили их под высоким утесом. Через три месяца исчез второй матрос; когда стали его искать, то нашли его одежду на скалистом берегу моря. Очевидно, он купался и утонул: он великолепно плавал, но, вероятно, увлекся и зашел слишком далеко, или же его схватила акула. Теперь нас осталось четверо — твой отец, капитан, подшкипер и я. Но ты, верно, устал, — прервал Джаксон свой рассказ, — я остановлюсь и когда-нибудь в другой раз доскажу тебе конец!
Я хотя и не устал, но, видя, что Джаксон сам утомлен, не возражал, и мы оба легли спать. Когда я читал библию, меня очень смущали цифры; я совсем не понимал, что они значат, т. е. не мог себе представить то количество, которое они выражали. Что значило, например, шестьдесят или семьдесят? Я спросил у Джаксона объяснения по этому поводу.
— Когда-нибудь я объясню тебе, — ответил он, — но так как я слеп, мне нужно иметь что-нибудь в руках, чтобы научить тебя считать.
Вспомнив, что я видел множество маленьких раковин на утесах, близ той лужицы, где мы купались, я набрал их, сколько мог, и принес их Джаксону. С помощью их он научил меня считать до тысячи, а затем приступил к сложению и вычитанию, которые дали мне некоторое понятие и об умножении, и делении. Это занятие было для меня новым источником наслаждения и забавляло меня в течение трех недель. Когда же мне показалось, что Джаксон научил меня всему, чему мог при его слепоте, я бросил раковины и начал мечтать о чем-нибудь новом. Я вспомнил, что никогда не заглядывал в книгу, которая все еще лежала на полке, и спросил у Джаксона, отчего он мне ее никогда не показывал.
— Возьми ее, — ответил он, — ты о ней не спрашивал, а я про нее забыл.
— Но раньше я несколько раз просил вас об этом и вы настойчиво требовали, чтобы я не открывал ее. Отчего?
— Я тебя тогда не любил и думал, что тебе доставит удовольствие разглядывать ее. Вот и вся причина. Она принадлежала тому бедняге, который утонул!
Я взял книгу — это была Естественная История Мавора, насколько я помню. Во всяком случае это была история животных и птиц с картинками и объяснениями. Удивление и восторг мои были неописуемы. Я никогда в жизни не видел картинок, не знал о существовании таковых. Я поворачивал страницу за страницей в состоянии какого-то опьянения, едва успевая разглядеть их.
Несколько часов подряд я переворачивал листы, не останавливаясь ни на одном из зверей в особенности, но, наконец, немного пришел в себя и начал рассматривать льва. Какой неистощимый источник удовольствия лежал передо мной! Я забросал Джаксона вопросами. Ему пришлось рассказать мне все, что он знал про страны, где водятся эти животные, и описать мне их нравы. Ландшафты, на которых изображены звери, рождали в голове моей новые мысли и впечатления. На одном из них была изображена пальма; я описал ее Джаксону и попросил его рассказать мне про нее. Было уже совсем темно, когда я лег спать, положив свое вновь приобретенное сокровище рядом с собой. Я читал про льва в Св. Писании и теперь все это вспомнил; вспомнил также и о медведе, который съел детей, смеявшихся над пророком Елисеем, и решил, что на следующий день начну чтение с описания медведя.
Книга эта занимала меня в течение двух месяцев; я даже забросил на время Евангелие и молитвенник. Иногда мне казалось невероятным все, что я читал в этой книге, но когда я дошел до описания птиц, посещавших наш остров, то нашел его настолько точным, что более уже ни в чем не сомневался.
Больше всего занимали меня две картинки. Одна из них изображала кур и павлина; на заднем плане ее красовался коттедж, несколько человеческих фигур и пейзаж, представлявший деревенскую жизнь в Англии — моей родине. На другой нарисован был великолепный дом и чудный экипаж, запряженный четверней. Книга эта сделалась моим сокровищем; я прочел ее бесконечное число раз и почти выучил наизусть. За все это время я ни разу не просил Джаксона продолжать свой рассказ, но теперь, когда любознательность моя была до некоторой степени удовлетворена, снова обратился к нему. Он, как всегда, очень неохотно согласился, но я настаивал, — и ему пришлось уступить.
— Итак, — сказал он, — нас осталось только четверо, не считая твоей матери. Здоровье подшкипера было в очень плохом состоянии. Бедняга страшно тосковал. У него осталась в Англии молодая жена, и он, по-видимому, ужасно боялся, что она выйдет замуж, не дождавшись его возвращения. Тоска его кончилась полным истощением, которое через несколько месяцев свело его в могилу. Он умер очень тихо и отдал мне свои запонки и часы с просьбой передать их жене, если мне когда-нибудь удастся вернуться в Англию. Вряд ли она получит их когда-либо!
