Парижские могикане. Том 2 - Дюма Александр (бесплатные полные книги .txt) 📗
— Регина! Регина! Зачем я здесь?.. Почему вы меня вызвали?
— Скоро узнаете.
Петрус поискал взглядом часы; в это мгновение те, что висели в соседней комнате, прозвонили один раз.
— Говорите скорее, сударыня, — настаивал Петрус, — ведь, по всей вероятности, я не смогу оставаться здесь долго.
— Откуда вы знаете, Петрус? И зачем отвечаете на мои жалобы горькими словами?
— Да вы же замужняя дама, и не далее как с сегодняшнего дня?! Ваш муж находится в этом же доме, сейчас половина двенадцатого…
— Послушайте, Петрус! — продолжала Регина. — Вы великодушны, вы истинный сын благородной земли, словно родились и жили не в нашу эпоху. Вы храбры и чистосердечны, возвышенны и преданны, как средневековый рыцарь, готовый уйти в Святую землю на смерть; ваша прямота не допускает лукавства, ваша верность не приемлет лжи; вы неспособны причинить зло, если только вас не ослепит страсть, и верите только в добро. Реальный мир, в котором живу я, мой друг, создан совсем иначе, чем тот воображаемый, в котором живете вы; то, что в моем мире всем представляется делом обыкновенным, вам покажется недостойным; то, что для нас естественно, у вас вызвало бы ненависть… Вот почему я хотела поведать вам сегодня о своем горе; вот почему я ждала сегодняшнего вечера, чтобы заставить вас присутствовать при разоблачении преступления.
— Преступления?! — прошептал Петрус. — Что вы хотите этим сказать?
— Да, Петрус, преступления…
— Значит, мои подозрения оправдываются?.. — пробормотал молодой человек.
— А что за подозрения? Скажите, мой друг!
— Прежде всего, сударыня, я подозреваю, что вас выдали замуж против вашей воли, что от вашего брака зависели честь или состояние одного из членов вашей семьи. Наконец, я полагаю, что вы жертва одной из ужасных спекуляций, дозволенных законом, потому что они непостижимым образом укрыты под хранящей тайну крышей семьи… Я близок к истине, не правда ли?
— Да, — мрачно согласилась Регина. — Да, Петрус, все так!
— Ну что ж, Регина, я к вашим услугам, — продолжал Петрус, сжимая руки девушки. — Вы, очевидно, нуждаетесь во мне? Вам нужны сердце и рука брата, и вы избрали меня как преданного защитника? Вы правильно поступили, и я вам за это очень признателен! А теперь, возлюбленная сестра, говорите все, что хотели мне сказать… Говорите, я слушаю вас, преклонив колени!
В эту минуту дверь студии внезапно распахнулась и камеристка, принявшая Регину на руки девятнадцать лет назад, появилась на пороге.
Петрус хотел было подняться и снова сесть на табурет, но Регина удержала его, положив руку ему на плечо.
— Нет, оставайтесь так, — приказала она. Обернувшись к Нанон, она спросила:
— Что там такое, дорогая моя?
— Простите, что я вошла без стука, сударыня, — отвечала Нанон, — но господин Рапт…
— Он уже здесь? — спросила Регина высокомерным тоном.
— Нет еще, но он прислал своего камердинера спросить, готова ли госпожа графиня принять графа.
— Он так и сказал: «госпожа графиня»?
— Я повторяю слова Батиста.
— Хорошо, Нанон, я его приму через пять минут.
— Но господин… — указывая на Петруса, начала было Нанон.
— Господин Петрус останется здесь, Нанон, — отвечала Регина.
— Боже мой! — пробормотал художник.
— Господин?.. — переспросила Нанон.
— Ступай передай ответ господину Рапту и ни о чем не тревожься, милая моя Нанон, я знаю, что делаю.
Нанон вышла.
— Прошу прощения, сударыня! — вскричал Петрус, стремительно поднимаясь, как только за камеристкой закрылась дверь. — Но ваш муж…
— … не должен вас видеть и не увидит вас здесь.
Она подошла к двери и заперла ее на задвижку, чтобы граф Рапт не смог войти без стука.
— А как же я?..
— Вы должны видеть и слышать все, что здесь произойдет, чтобы могли когда-нибудь засвидетельствовать, как прошла брачная ночь графа и графини Рапт.
— Знаете, Регина, мне кажется, я теряю рассудок, — признался Петрус, — я ничего не понимаю и даже не догадываюсь, что у вас на уме.
— Друг мой! — сказала Регина. — Положитесь на меня, так же как я полагаюсь на вашу верность. Ступайте в мой будуар, там я держу свои любимые цветы.
Молодой человек замер в нерешительности.
— Входите же! — продолжала настаивать Регина. — Мрак, которым покрыты мои слова, тайна, которой будет окутана моя будущая жизнь, невыносимая недосказанность, которая будет сопровождать нас, если вы не узнаете хотя бы часть моей ужасной тайны, — все вынуждает меня к тому, что я сейчас делаю… О, какую страшную историю предстоит вам узнать, Петрус! Но не судите преждевременно, друг мой; не выносите окончательного приговора, пока не услышите всего сами; не презирайте, прежде чем не оцените!
— Нет, Регина, нет, я не хочу ничего слышать! Нет, я вам верю, я вас люблю, я вас чту… Нет, я не пойду в будуар!
— Так надо, друг мой! И, кроме того, уже слишком поздно: если вы сейчас отсюда выйдете, вы столкнетесь с ним. Я не буду оправдана в ваших глазах и вызову его подозрения.
— Вы так хотите, Регина?
— Умоляю вас сделать это, Петрус, и даже требую!
— Пусть свершится ваша воля, прекрасная мадонна, любимая королева!
— Спасибо, друг мой! — протянула ему руку Регина. — Теперь ступайте в мою малую оранжерею, Петрус: она знает все мои сокровенные мысли, ей ли не узнать вас? Это моя благоухающая исповедальня!
И Регина приподняла гобелен.
— Садитесь вот здесь, среди моих камелий, рядом со входом, чтобы все слышать. Это мое любимое место, когда я хочу помечтать. Камелии, прекрасные и в то же время скромные цветы Японии, не любят яркого света. Я бы хотела родиться, жить и умереть, как они! Я слышу шаги. Входите, друг мой. Слушайте и простите тому, кто много выстрадал!
Петрус больше не сопротивлялся: он вошел в малую оранжерею, и Регина опустила за ним портьеру.
В это мгновение за дверью раздались шаги; немного поколебавшись, пришедший постучал. Потом прозвучал голос графа Рапта:
— Можно войти, сударыня?
Регина смертельно побледнела; на лбу у нее выступила испарина.
Она отерла лицо тонким батистовым платком, собралась с духом, твердым шагом направилась к двери и отперла ее.
— Входите, отец! — громко проговорила она.
XXVII. БРАЧНАЯ НОЧЬ ГРАФА И ГРАФИНИ РАПТ
Петрус вздрогнул.
А граф Рапт побледнел и попятился, услышав это ошеломляющее разоблачение.
— Что вы говорите, Регина?! — вскричал он, и в его голосе послышалось изумление, граничившее с ужасом.
— Я говорю, что вы можете войти, отец, — повторила девушка уверенным тоном.
«О! — пробормотал Петрус. — Значит, дядюшка говорил правду!»
Господин Рапт вошел, потупив взор. Он не чувствовал в себе достаточно сил, чтобы выдержать взгляд девушки.
— Мне все известно, сударь, — холодно продолжала Регина. — Каким образом случай помог мне об этом узнать, я вам говорить не буду. Господь, несомненно, хотел удержать нас обоих от ужасного преступления и вложил мне в руки неоспоримое доказательство вашей связи с моей…
Регина осеклась, не смея выговорить:» С моей матерью «.
— Я пришел поговорить с вами, — пролепетал негодяй, трепетавший под взглядом Регины, — и ни на что другое не рассчитывал. Я объяснил бы вам свои сомнения, свои опасения, которые, впрочем, безосновательны.
Регина выхватила из-за корсажа письмо, выбранное наугад из тех, что были недавно рассыпаны у ее ног: она отложила это письмо, прежде чем спрятать другие в шкаф.
— Вы узнаёте это письмо? — спросила она. — В нем вы советуете жене своего друга, своего покровителя, любившего вас словно сына, хорошенько заботиться о вашем ребенке!.. Вместо того, чтобы давать столь кощунственный совет матери, вам следовало попросить Бога взять этого ребенка к себе.
— Сударыня! — не выдержал потрясенный граф. — Я вам уже сказал: я пришел с вами объясниться, но вы слишком взволнованны; я удаляюсь.
— Э, нет, сударь, — возразила Регина. — Подобные объяснения, как вы их называете, дважды не начинают. Останьтесь и сядьте.
