Женская война (др. перевод) - Дюма Александр (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
— Ну что? — спросила виконтесса, бросившись навстречу к Ленэ так поспешно, что увлекла с собою Каноля…
— Принцесса не знает, что делать, — пробормотал Ленэ.
— Не знает, что делать? — вскричала Клер. — Что это значит?
— Это значит, что она спрашивает вас, — отвечал герцог, — хочет переговорить с вами.
— Это правда, господин Ленэ? — спросила Клер, не заботясь, что такой вопрос оскорблял герцога.
— Да, сударыня, — пробормотал Ленэ.
— А что будет с ним?
— С кем?
— С господином де Канолем.
— Господин де Каноль воротится в тюрьму, и вы передадите ему ответ принцессы, — сказал герцог.
— Вы останетесь с ним, господин Ленэ? — спросила Клер.
— Сударыня…
— Останетесь ли с ним? — повторила она.
— Я с ним не расстанусь.
— Поклянитесь. Вы не покинете его?
— Боже мой, — прошептал Ленэ, глядя на молодого человека, ждавшего решения судьбы своей, и на эту женщину, которую можно было убить одним словом. — Боже мой, уж если он осужден на смерть, то дай мне силу спасти хоть ее!
— Клянитесь, господин Ленэ.
— Клянусь, — сказал советник, с усилием прижимая ее руку к своему сердцу, готовому разорваться.
— Благодарю вас, сударь, — сказал Каноль потихоньку, — я понимаю вас.
Потом повернулся к виконтессе.
— Ступайте, сударыня, вы видите, что я вне опасности: я с господином Ленэ и герцогом.
— Не отпускайте ее, не поцеловавшись, — сказал Ленэ.
Холодный пот выступил на лбу у Каноля, в глазах у него потемнело; он удержал Клер, которая уже уходила, и, притворяясь, будто хочет сказать ей что-то на ухо, прижал ее к груди.
— Просите, но не унижайтесь, — сказал он ей на ухо. — Я хочу жить для вас, но вы должны желать, чтобы я жил всеми уважаемый.
— Я буду просить так, чтобы спасти тебя, — отвечала она. — Разве ты не муж мой перед Богом?
Каноль, отстраняясь, так легко коснулся губами ее шеи, что она даже не почувствовала его поцелуя; несчастная удалилась, не поцеловав его в последний раз. Однако у самых ворот она обернулась, но между нею и арестантом теснилась толпа.
— Друг мой, — сказала она, — где ты? Я уж не могу видеть тебя. Скажи одно слово… еще одно… чтобы я могла унести с собой звуки твоего голоса.
— Ступайте, Клер! — сказал он. — Я жду вас.
— Ступайте, ступайте, виконтесса, — сказал один сострадательный офицер, — чем скорее уйдете, тем скорее вернетесь.
Голос Клер послышался еще в отдалении:
— Господин Ленэ! Добрый мой Ленэ! Я вверяюсь вам, вы отвечаете мне за него.
И ворота затворились за нею.
— Наконец, и то не без труда, — сказал герцог-философ. — Насилу-то мы от нее освободились!
III
Едва виконтесса ушла, едва голос ее исчез в отдалении и ворота затворились за нею, офицеры тесно окружили Каноля и показались неизвестно откуда две зловещие фигуры. Они подошли к герцогу и униженно ждали его приказаний.
Герцог, не говоря ни слова, указал им на пленника.
Потом он подошел к нему и сказал, кланяясь с обыкновенной своей ледяной вежливостью:
— Сударь, вы, конечно, поняли, что по причине бегства вашего товарища вам выпадает несчастная участь, которая ему готовилась.
— Да, догадываюсь, сударь, — отвечал Каноль, — но в то же время я уверен, что ее высочество принцесса Конде простила меня лично. Я видел, да и вы только что могли видеть в руках виконтессы де Канб приказ о моем освобождении.
— Все это правда, сударь, — возразил герцог, — но принцесса не могла предвидеть того, что случилось.
— Так принцесса отказывается от своей подписи?
— Да, — отвечал герцог.
— Принцесса крови не сдержит честного слова?
Герцог оставался бесстрастным.
Каноль посмотрел вокруг.
— Что? Уже пора? — спросил он.
— Да, сударь.
— А я думал, что подождут до возвращения виконтессы де Канб; ей обещали ничего не делать во время ее отсутствия. Стало быть, сегодня никто не держит слова?
И арестант с упреком взглянул не на герцога де Ларошфуко, а на Ленэ.
— Ах, сударь, — вскричал тот со слезами на глазах, — простите нас! Принцесса решительно отказалась вас помиловать, хотя я долго просил ее. Бог мне свидетель! Спросите у герцога де Ларошфуко. Надобно отмстить за смерть несчастного Ришона, и принцесса была тверда как камень. Теперь, господин барон, судите меня сами: и вы, и виконтесса равно попали в страшное положение; простите меня, чувствую, что очень нуждаюсь в вашей снисходительности: я осмелился обрушить весь ужас на одну вашу голову, потому что вы солдат, вы дворянин.
— Так я ее уж не увижу! — прошептал Каноль, задыхаясь от волнения. — Вот почему вы советовали мне поцеловать ее в последний раз!
Рыдание, победившее твердость, разум и гордость, разорвало грудь Ленэ; он отошел назад и горько расплакался. Тут Каноль посмотрел проницательными глазами на всех окружающих его: он везде видел людей, взбешенных жестокой казнью Ришона и ждавших, не падет ли духом, в отличие от верского коменданта, осужденный; другие, втайне сочувствуя ему, старались скрыть волнение, вздохи и слезы.
— О, страшно подумать! — прошептал молодой человек, перед мысленным взором которого в этот момент с какой-то сверхчеловеческой ясностью пронеслась вся его жизнь. Короткие минуты радости казались в ней островами в целом океане страданий и слез. — Страшно! У меня была обожаемая женщина, она в первый раз сказала мне, что любит меня! Каким долгим и радостным казалось мне будущее! Мечты всей жизни моей осуществлялись! И вот в одну минуту, в одну секунду смерть отнимает все!
Сердце его сжалось, слезы навернулись на глаза. Но тут он вспомнил, что он, как сказал Ленэ, солдат и дворянин.
«Гордость, — думал он, — единственная ободряющая сила, существующая на свете, приди ко мне на помощь! Могу ли плакать о жизни, о таком ничтожном благе!.. Как стали бы окружающие меня враги смеяться, если б могли сказать: «Каноль плакал, узнав, что надобно идти на смерть!..» Что делал я в тот день, когда осаждали Сен-Жорж и когда жители Бордо так же хотели убить меня, как теперь? Я сражался, шутил, смеялся!.. Черт возьми! Во имя Неба, которое меня слышит и которое, может быть, несправедливо ко мне; во имя дьявола, который борется в эту минуту с моим ангелом-хранителем, я и теперь сделаю то же: если не буду сражаться, так все-таки стану смеяться, стану шутить».
В ту же минуту лицо его стало спокойным, как будто все чувства покинули его сердце, он пригладил черные свои кудри и твердым шагом, с улыбкой на устах подошел к герцогу де Ларошфуко и Ленэ:
— Господа, — сказал он, — вы знаете, что в этом мире, столь полном всевозможных странных и неожиданных случайностей, надо учиться привыкать ко всему. Мне нужна была — простите, что я вас об этом не попросил, — минута, чтобы свыкнуться с мыслью о смерти. Если это слишком много, то прошу простить, что я заставил вас ждать.
Глубокое удивление отразилось на лицах всех в толпе. Пленник понял, что все присутствующие переходят от изумления к восхищению им. Это сознание, для него приятное, возвысило его в собственных глазах и удвоило его силы.
— Я готов, господа, — сказал он, — я жду вас.
Герцог, на миг испытавший изумление, на минуту, стал по-прежнему хладнокровен и подал знак.
По этому знаку ворота растворились, и конвой приготовился идти.
— Позвольте, — вскричал Ленэ, желая выиграть время, — позвольте, герцог! Мы ведем господина де Каноля на смертную казнь, не так ли?
Герцог удивился. Каноль с любопытством взглянул на советника.
— Да, — сказал герцог.
— А если так, — продолжал Ленэ, — то этот достойный дворянин не может обойтись без духовника.
— Простите, сударь, напротив, — отвечал Каноль, — я вполне могу обойтись без него.
— Как? — спросил Ленэ, подавая арестанту знаки, которых тот не хотел понять.
— Ведь я гугенот, — отвечал Каноль, — и предупреждаю вас, гугенот самый закоренелый. Если хотите сделать мне последнее удовольствие, позвольте умереть в моей вере. — И, отказываясь от исповеди, он подал Ленэ знак, показывающий, что понял его и благодарен ему.
